Пусть согреются наши души

Рубрика в газете: След в жизни, № 2020 / 0, 10.01.2020, автор: Евгения СПАССКАЯ (г. КУРСК)

 

«Не дай душе зазябнуть…» – так говорит Кольша, герой «Алюминиевого солнца», одного из лучших последних рассказов Мастера. Сам писатель очень похож на этого героя, и его творчество согревает души читателей уже много лет. Ветеран войны, переживший тяжелейшее ранение, кавалер 26 орденов и медалей, лауреат многочисленных премий, в том числе – Государственной РСФСР и премии Александра Солженицына, премии им. А.Платонова «Умное сердце», название которой как нельзя лучше подходит к этому человеку.

Недавно в Курский литературный музей сын Евгения Ивановича передал множество книг друзей отца, его коллег по перу, его благодарных учеников – с дарственными надписями. Уже по ним можно судить, насколько дорогим, необходимым был авторам этих книг наш Мастер. В их строчках он продолжает жить рядом с нами, так же, как и в своих проникновенных произведениях.

«Дорогой Женя! Вот до какой литературы я докатился! В.Белов. 4 мая 2000 г.» («Вологодские бухтины, старые и перестроечные». Вологда,1997).

Так, вроде бы самокритично, написал Василий Белов, у которого Евгений Иванович бывал в гостях на Вологодчине, с которым был очень дружен. А книжка-то его замечательная! Тонкая, умная, ироничная, проникнутая народным духом. Носов очень высоко ценил прозу Белова, особенно его «Привычное дело»: «Растрогал ты меня до слёз своим Иваном Африкановичем!.. Есть просто гомеровские страницы. Читал по кусочкам, по глоткам, как дорогое вино, которое жалко сразу проглотить. Чудо это, Вася!..»

А вот надписи на двух книгах поэта Александра Романова, которого Носов называл в письмах не иначе, как «милый, добрейший, светлый мой друг Саша…»

«Другу моему Евгению Носову с добрым весенним приветом из берёзовой Вологды. А.Романов. 5 мая 1973» («Радуга дней». М.: Современник, 1973).

«Дорогому Евгению Носову с дружбой, которая никогда не гасла и не погаснет, ибо она – пламень нашей жизни. А.Романов. Март 1984. Вологда». («Красные тучи». М.: Современник, 1982).

Евгений Иванович много печатался в журнале «Наш современник», был членом его редколлегии. Главный редактор журнала, Сергей Викулов, очень дорожил дружбой с Носовым, высоко ценил его творчество. На подаренной им книге такие слова: «Е.И. Носову. Прими, Женя, эту книгу как признание моё в любви к тебе, к твоему большому, русскому по самой сути Таланту. Сергей Викулов» («Разговоры, разговоры». М.: Современник, 1985).

Чеченская поэтесса Раиса Ахматова, прочитав статью «Что мы перестраиваем?», в которой речь идёт и о её судьбе, прислала её автору восторженный отзыв и свою книгу («Признание». М., 1984) с надписью: «Дорогому Евгению Ивановичу – удивительному человеку и любимому Писателю с благодарностью. Раиса Ахматова. 27.04.88 г. г. Грозный».

Коля Старшинов – так тепло всегда называл поэта Евгений Иванович.

На книге «Ракеты зелёной огонь»(М.:Современник, 1975) поэт написал: «Дорогому Евгению Ивановичу Носову – сердечно, с уважительной самой дружбой. Н.Старшинов. 12.Х1.76».

Слова на книге «Камень у крыльца» (М.: Современник, 1980) очень доброго и трогательного человека, который трепетно относился к Евгению Ивановичу – Вячеслава Кузнецова – «Дорогому Евгению Ивановичу на память – радостный и благодарный автор Вячеслав К. 10.1.81 г. г. Новомосковск».

А вот что написала Мастеру на книге «Сколько лет, сколько зим» (Красноярск, 1981) жена Виктора Астафьева, Мария Семёновна Корякина, автор ряда повестей очень искренних, сердечных, и которой Евгений Иванович помогал в письмах своими мудрыми, но ненавязчивыми советами: «Евгению Ивановичу Носову – человеку удивительному, писателю замечательному, шлю свою «сибирскую» книжечку – с радостью и робостью, с наилучшими пожеланиями добра, здоровья, с благодарностью за поддержку надёжную в трудное время – во мне теперь снова рождаются надежды. – Мар. Корякина-Астафьева. Красноярск-81».

Передал в музей сын Евгения Ивановича и несколько его записных книжек. Записи в них относятся к 80-м – 90-м годам, они ещё нигде не были опубликованы, но как же они актуальны сейчас, в наше непростое, чёрствое, даже жестокое к простому человеку время!.. Вот некоторые из них:

«У нас всё вокруг принадлежит «всем», то есть – никому. И в национальном парке всё принадлежит никому и потому беззащитно: место свалок, порубок, застроек. А всё это порождено бескультурьем. Человек, не защищённый культурой, духовно не защищён перед растлением, подобно земному шару с разрушенным озоновым слоем. Человек, в крови которого бацилла варварства, социально опасен как обыватель, вдвойне опасен как чиновник и непредсказуем как руководитель страны. Во всём нашем движении только один стимул: не идеалы будущего, а личное продвижение – кто прямо, кто косвенно, – при этом они отрицают корысть. В свою очередь это ведёт к бездушию, нежеланию посмотреть направо и налево, на соседнего человека, а иногда по головам и даже трупам – только вперёд по служебной лестнице, к более мягкому креслу, к персоналкам, привилегиям, подачкам. Нет, речь идёт не о плохих людях, не об явных социальных уродах. Речь – о самых обыкновенных тружениках. Такова система, её мораль».

«По радио разъясняют, что недостатки в сельском хозяйстве происходят оттого, что человек, крестьянин, оторван от земли. Кому это говорят? Народу? Но народ об этом знает. Говорят самим себе те, кто это натворил? Опять нет: они знают, почему это случилось, и теперь учат народ».

«Всякий деспотизм стремится внедрить такую идеологию, что любой карась рождён для того, чтобы самому стремиться в пасть щуки, и тем должен быть счастлив, т.е. главное – это государство, правительство, а всё остальное – ради них. Но поскольку сам карась никогда добровольно этого не делает, а, завидев щуку, добровольно ретируется в тину, то образуются идеологические ножницы, лицемерие, подхалимство, славословие, коррупция и др. Иными словами, образуется естественный физраствор из этих пороков, в котором единственно может существовать деспотия, не способная творить добро». (88 г.).

Евгений Иванович, разумеется, прекрасно разбирался в политике и отчётливо понимал экономическую ситуацию в стране.

«Одной из причин нашего кризиса является «демократический централизм», когда низы, видя всё, вынуждены молчать и не перечить центру. Партия или молчала, или единогласно поднимала руки «за». Оппозиция не молчала бы».

«Общество погрязло в привилегиях…»

«Обнищание масс ведёт к изобилию товаров. Сделать это можно путём изъятия денег у населения, повысив цены…»

Это мы видели в 90-е, это предчувствуем и сейчас.

«Модно говорить: «Демократия – это не вседозволенность». Да, но демократия – это не сумма запретов сверху, а сумма самозапретов, самодисциплина».

«Отказывающий себе, имеющий нравственные ограничители, испытывает больше радости от жизни, нежели позволяющий себе всё». 12.6.89 г.

И здесь хочется сказать, что сам писатель, имея множество наград, премий, званий, никогда не пользовался привилегиями, был очень непритязателен в бытовом плане, очень скромен и деликатен. Он для издания своих книг никогда не предпринимал никаких дополнительных усилий – издатели, редакторы сами находили его. А одно из издательств как-то просило прислать всё, что он захочет – рассказ, отрывок, даже одну страничку… Тогда как другие люди – о чём идёт речь ниже – прибегали к учёту обстановки в стране:

«Требование демократии осуществляется, как правило, людьми, которые видят, что в иерархической лестнице им не достичь признания. Демократия уравнивает шансы быть замеченным, возможность выразить себя».

«Демократия – словно цветок. Его не вдруг выведешь из дикого узурпаторского прародителя: нужна долгая, терпеливая селекция».

«Разбой, воровство и пр., опутавшие страну, – следствие состояния безнравственности общества, унаследованного от безнравственной системы. От морали «бери и тащи, поскольку всё вокруг не твоё», – один шаг до открытого грабежа в переулке, до убийства в подъезде…»

Евгения Ивановича очень тревожила судьба молодёжи в переходный период. Он всегда говорил, что и человека, и общество организует труд, только благодаря ему, молодой человек может почувствовать себя личностью: «О подростковой преступности: главное – потеря себя, ощущения личности. Как только почувствует себя человеком, так и порвёт с преступностью. Значит, к молодым надо относиться по-человечески».

А разве можно не согласиться с такой его фразой: «Дедовщина» не только в армии, она захлестнула всё общество». Наше телевидение постоянно это демонстрирует – сильный унижает слабого, взрослые терзают детей, да и мы сами в повседневности испытываем это на себе: «Чтоб ты вторую руку сломала!» – крикнула мне женщина из очереди, когда я со сломанной рукой зашла в кабинет хирурга только для того, чтобы взять карточку…

В те годы, когда у нас стали появляться в магазинах многие товары, Евгений Иванович даже радовался этому, перемены вроде бы шли к лучшему. Но это сопровождалось и негативными явлениями, связанными с желанием одних обогатиться за счёт других.

«Я против такой частной собственности, которая унижает человеческое достоинство. А унижает она многими своими родовыми свойствами: надменностью, высокомерием, кастовостью имущественных этажей, стремлением к голубизне крови».

Евгений Иванович высоко ценил умение трудиться, знание людьми своей профессии и был всегда очень требователен: прежде всего к себе, но и к тем литераторам, которые присылали ему свои рукописи с просьбой оценки. Его замечания были справедливыми, обоснованными, вместе с тем -доброжелательными, а там, где он видел истинный талант – следовала его безоговорочная и деятельная поддержка.

«Истинная цель увлекает и окрыляет оратора, облагораживает и очеловечивает его. Отсутствие же оной вооружает оратора передёргиванием истины и сквернословием». Сам писатель обладал потрясающим умением говорить – весомо, доказательно, ярко, интересно. Его встречи с читателями длились иногда по нескольку часов. А когда на писательских съездах уставшие от бесконечных словопрений литераторы разбредались по кулуарам и вдруг раздавался возглас: «Носов выступает, Носов!..» – то все устремлялись в зал. Но приведённая выше запись относится, конечно, не только к ораторскому мастерству, но и к любому делу, которым занят тот или иной человек.

«Сами по себе возможности человеческого мозга безграничны. Но его удерживают в поведенческих рамках врождённые инстинкты и «пуповина» происхождения, которой он привязан к потребностям человека как живого существа, обитателя определённой среды и наследника земной эволюции».

Е.И. Носов был материалистом, в любой, самой взыскательной аудитории, он мог бы прочитать лекцию о развитии жизни на Земле или о происхождении человека.Но будучи человеком очень деликатным, расположенным к людям, он никогда и никому не навязывал своего отношения к религии. И только иногда, исподволь, давал понять читателю, что почём. Так, в рассказе «Картошка с малосольными огурцами» мальчик спрашивает у бабушки: «А лягушку тоже Бог слепил?» – «Да». – «Из глины?» – «Из глины». – «А глаза – не из глины…»

Читаем его записи об этом:

«Религия: психическая энергия жизни требует эквивалентного уравнителя. Человек, добиваясь этого баланса, идёт на обман, на иллюзию загробной жизни. Не верит, но соглашается с собственным обманом, ибо у него нет выхода, ибо сознание его сломается от неуравновешенности психической энергии жизни».

«Пульт управления существованием человека не у Бога, а у природы, поэтому ни о каком бессмертии души не может быть и речи. Природе не нужна старая, истрёпанная душа, чтобы использовать её ещё раз. Закон природы – в движении, в развитии, в отбрасывании старых форм бытия».

 

«Может быть, есть возможность примириться с тем, что Бог создал не человека, а его душу? Или так: природа создала человека, человек создал душу (способность мыслить абстрактно) и сам же великодушно переложил это на Бога».

«Вера – добровольное согласие на самообман. За исключением фанатов: те не знают о самообмане. Согласие на обман потому, что другого ничего нет. Что же касается счастья, то оно проходит вместе с человеком и с собой его не взять…»

«Верить проще, если ничего не знать. Вера – это потребность переложить свои проблемы на кого-то. Что касается веры в бессмертие, то это издержки человеческой способности мыслить абстрактно. Ибо человек заведомо представляет свою смерть, ещё не созрев для неё. Это рождает страх, а страх – это вера в чудо спасения».

Евгений Иванович был человеком потрясающей мудрости и эрудиции. Добавляя к этому его безграничный интерес к самой жизни и абсолютно ко всем её проявлениям, скажем, что знания писателя были просто безграничны во всех сферах, в том числе и в искусстве. Когда он однажды был с другом в Третьяковской галерее и они, переходя от картины к картине, потихоньку беседовали, за ними постепенно стала ходить целая группа людей, внимательно прислушиваясь к его словам, настолько интересными, грамотными, эмоциональными были его оценки того или иного художника.

Вот несколько его записей о культуре и искусстве.

«Искусство нужно человеку ещё и затем, чтобы он, встретившись с явлением искусства, определил бы к нему отношение, это помогло бы избрать позицию. Задача искусства – шевелить душу, не давать ей врастать в обыденность, подобно лежачему камню, под который вода не течёт».

«Культура непереводима на язык знания, как музыка непереводима на наш разговорный язык. Музыка многомерна, как и культура вообще. Культура – это среда обитания человеческой души».

Сам писатель очень любил хорошую музыку, неслучайно в его рассказах так часто приводятся целыми куплетами русские песни, а девочка, героиня рассказа «Дёжка», где он вспоминает свою знаменитую землячку Надежду Плевицкую, поёт ему одну за другой свои любимые песни.

А знаменитый рассказ писателя «Шопен, соната номер два»!.. В нём так описанатраурная музыка, которую дядисашин оркестр сыграл в избе старой женщины, потерявшей на войне сыновей, что впоследствии Евгений Иванович получил письмо из специального музыкального журнала с просьбой написать для них статью – его восприняли как настоящего знатока классической музыки… И ещё ряд рассказов имеют музыкальные названия: «Богатырская симфония», «На дальней станции сойду…», «Во поле берёзонька стояла…», «Два сольди», «Музыкальная шкатулка», «Последний полонез», «Ради нескольких строчек в газете…», «Таинственный музыкант»…

Остросоциальный писатель, отлично разбирающийся в политике («Не имей десять рублей…», «Потрава», «Домой за матерью…», «Сронилось колечко…»), прошедший войну («Красное вино победы», «Усвятские шлемоносцы», «Хутор Белоглин», «Памятная медаль», «Фагот»), – в душе был тонко чувствующим человеком и, как он сам говорил – «У меня каждая фраза должна быть музыкальной, я, как медведь пробует щепку на звук, проверяю её на музыкальность…»

«19 января. Крещение. Всенощная Рахманинова. Лёгкое, светлое пение с преобладанием женских голосов. В церковных окнах – свет, видно, как из узких окон вместе со светом льётся свечной лёгкий дым – не клубясь, не выказывая движения, похожий на тонкие столбы. А на тёмной ночной стене трепещет отсвет церковной оконной вязи…»

«16 марта 91. Кубанский казачий хор – какая могучая самобытность, какая освежающая родниковая чистота!»

«Для человека главное – духовность. Для природы главное в человеке – эволюция. Глобально первенствует природа даже в гении. Как ни велик Лев Толстой, а природа выше».

Евгений Иванович очень любил природу, она была ему родным домом, и он очень страдал, когда видел жестокое вмешательство людей в её жизнь.

«Возле сельской школы, на виду у школьников и учителей у матёрой берёзы обрубили два толстых сука, оставив выступающие культи. Из обрубков споро, струйками, бежит сок, ветер относит его на толстый ствол, который и стоит в луже собственного сока…»

И в заключение хочется привести одну из зарисовок из записной книжки Мастера о природе, которые могли бы войти в его новые, к сожалению, уже не написанные рассказы…

«Лист умер и сорвался с ветки. Он долго летал, словно выбирая место, куда ему упасть, и опустился в воду, будто именно туда и хотел упасть. И тут он ожил, сделался лодкой и поплыл, поплыл, снова ожив… Вот бы и нам так умереть и поплыть заново…»

Но заново и заново перечитывают люди прекрасные книги прекрасного Писателя и Человека… И будет всегда жить его завет: «Всё пройдёт, а книга останется…»