Река величавого слова
№ 2019 / 19, 24.05.2019, автор: Михаил КИЛЬДЯШОВ (ОРЕНБУРГ)
Великая память пращуров, ты объяла собой не десятилетия и даже не века. Ты проросла из той поры, когда время было младенцем, когда сказка была явью, когда небо было ближе. Праотеческая память, из глубин и далей ты донесла не тьму, заблуждения и тоску, а свет Истины, сияние Солнца Правды.
Ещё до того, как на камне и глине, папирусе и берёсте, пергаменте и бумаге были высечены, вырезаны, начертаны первые знаки, в которых угадывались деревья и птицы, рыбы и звери – ещё до этого Бояны и Гомеры, сказители и рапсоды сложили и передали в поэзии живое слово.
«Боязнь забыть слово породила поэзию» – сказал Сергей Марков. В ней слово сохраняется предельно огранённым, ибо, чтобы запомнить его, в стихах всё должно быть на своём месте, должны быть спаяны звук и смысл, слиты воедино мелодия и образ.
Поэт доверяет стиху больше, чем письму, доверяет песне, преданию, былине больше, чем печатному станку. Поэт стремится к тем народам, что сберегли устное слово, и в нём особое знание, упущенное алфавитами, особые тайны, которые нельзя записать, а можно только произнести. Эти тайны делают народ «носителем мыли великой». На «мировом погосте» истории оказались не те, кто лишился обжитой земли, царств и империй, не те, кто был порабощён врагом, не те, на кого обрушились мор, глад или потоп, а те, что стали беспамятны:
На свете тот народ велик,
Что слово бережёт,
И чем древней его язык,
Тем дольше он живёт.
Поэт идёт к памятливым народам, и путь его пролегает по двум осям – времени и пространства. Двигаясь то за горизонт, куда новым рассветом манит грядущее, то вспять, где сияют покорённые вершины – поэт сопрягает мечту и опыт, открывает поэтическую этимологию слова – ту, которая недоступна даже самому просвещённому лингвисту. Только поэзия способна привести к «истокам славянской реки», где «сверкают алмазы санскрита».
Путь поэта проходит через коренную Русь с её костромским оканьем и «звенящим Звенигородом». Через Сибирь, северные моря и Аляску, до которых когда-то раздвинулись русские рубежи. Через Азию с её песками, зноем и жаждой, с бесконечно тянущимися, как в обморочном сне, караванами, с пьянящими пряными запахами и расцветшими тюльпанами.
На этом пути поэту дано расслышать в природе то, что утратила память человечества. Таинственные слова произносят «золотогорлые павлины». Слово уподобляется золотой пчеле, увязшей в меду: слово сладко, оно источает аромат полевых цветов, в нём янтарные переливы солнца:
И озарён незримым светом,
Я был пред вечностью склонён,
Уподобляя самоцветам
Слова исчезнувших племён.
Поэт постигает «океанский язык детей», где нет суровой грамматики, где речь, как пение, а слова не отягощены множеством значений, легки, как лебединые перья, прозрачны, словно родники. Этот язык детей жил, когда ещё не разделились материки и океаны. Он доносился из водных глубин, был слышен в шуме тёплых ветров.
На своём пути поэт встречает охранителей русского слова – тех, кто оборонял его мечом, пером, трудом и молитвой. Тех, кто поднимал русский флаг во всё новых и новых пространствах, во всё новых и новых веках. Тех, кто «подвигом гибель попрал».
Пушкин и Лермонтов, Батюшков и Рылеев, Карамзин и Державин, Суворов и Багратион, Сусанин и Минин, Беринг и Ермак, Пересвет и Александр Невский, Илья Муромец и Евпатий Коловрат – они открывают поэту, что «история не повторяется – но есть разительные сходства». На Руси во все времена «Бог боязливых не любит», творца век не долог, но ярок, а лёд русского времени разверзается под всяким, кто приходит к нам с мечом – и под крестоносцем, и под свастиконосцем.
Поэт заметит, что в могучем строю охранителей у каждого посеребрён висок. Так проступили те тревоги и озарения, что сладкопевцы, ратники и святые не успели вымолвить. Сокровенное слово замерло на их устах в тот миг, когда перед очами уже явились чертоги небесные.
Каждый положит в котомку поэта невымолвленное русское слово, чтобы из него разрослось дивное стихотворение. Чтобы весь мир увидел, что у нашего слова есть не только земные корни, но и небесные высоты, что наше слово – это живая вода и радуга-дуга:
Как солнце, сверкая, течёт
Над прахом тевтонского крова,
Над ржавчиной прусских болот –
Река величавого слова.
Пусть, жажду веков утоля,
Струится до Эльбы и Справы
Она – от подножья Кремля –
Алмазными руслами славы!
Поэт испил живой воды, озарился светом – и над миром вновь прозвучали высокие слова. Мир их запомнил.
…сладкоречиво и поверхностно. О Маркове так нельзя писать. Эта статейка – элемент клубной самодеятельности из серии возвышенного трёпа.
Автор, кажется, приобрел какое-то пособие по истории советской литературы с лотка и решил теперь пересказывать своими словами отдельные очерки. Так примитивно и скучно писать о Сергее Маркове, да еще и цитируя по чужим источникам. Какая же это преемственность? Память? Беспамятство это. О поэзии, когда она подлинная, такими словами не говорят, такие приписные истины не вещают.