Сергей КАЗНОВ. ПОЖИРАЯ МОЛИТВЫ И ЛЕСТЬ

Рубрика в газете: Поэтический альбом, № 2018 / 34, 21.09.2018, автор: Сергей КАЗНОВ

 

 

 

* * *

Девочка, как тебя величать,
тёмная кровь,
я научил тебя различать
секс и любовь,
я покупал тебе на Тверской
сок и инжир,
я познакомил тебя с тоской
и подружил.
Нынче неважно, кто в барыше –
он небольшой.
Я выжигал по твоей душе
с лёгкой душой,
я тебе в сердце под рёбра вбил
стержень копья –
но ни один тебя не любил
так же, как я.
А за науку чудный ответ
ты мне дала –
горстью отсыпала звонких монет
из-за угла.
Дальше – молчи, я почти простил,
дальше – во тьму,
но для кого я тебя растил –
сам не пойму.

 

* * *

Из предрассветного озноба
всплывают ветви, кочки, мхи.
Ты так творил весь мир, должно быть,
как ныне пишутся стихи.
Пучины, горные вершины
ты нашептал в полубреду,
без объясненья и причины,
как яблоня цветёт в саду.
И нынче в августе червонном
крик перепёлки луговой
рифмуется с протокой сонной
и свежескошенной травой.
А сила утреннего клёва
созвучна слову «благодать» –
и грош цена такому слову,
какое можно угадать.
На перекрёстках мирозданья
у мирозданья за спиной
срифмовано моё страданье
с полётом бабочки ночной.
На всём, что живо, что истлело,
лежит одна Твоя печать,
но подорожник от омелы
Ты сам не должен отличать.

 

 

* * *

Иссушала жутким ожиданьем,
долгим одиночеством томила,
уходила прочь от разговоров
и признанья слушала вполуха.
Всё сожгла, что только было можно,
всё спалила, а потом – вернулась.
Ласково воркует, как голубка,
на плечо доверчиво склонившись.
Всё о том, какое нынче небо
и как хорошо нам будет вместе.
Но уже холодный, серый ветер,
слабая предтеча урагана,
поднимает пыль, лохматит кроны,
небо закрывает облаками.
Но уже туман в глазах густеет
и виски сжимает – красный, страшный…
Я не знаю, где твоя расчёска,
и который день теперь, не помню.

 

 

ЭЛЕГИЯ

 

Как машина стоит на четырёх домкратах,

как земля плывёт в океане на трёх китах, –

моя жизнь, погруженная в смерть на четыре пятых,

ещё различает ягоды на кустах.

Торопись, крыжовник; молись за меня, малина;

и на помощь ко мне, смородина трёх цветов,

ибо ежели вправду клин вышибают клином,

то и я принять ваши ласки уже готов.

Я учил её близорукости, препинанью,

и счастливой любви, и сворачиваться ежом,

и слезам навзрыд, и сам был обложен данью,

и её долги пунцовели платежом.

Слышишь, скорая полночь, забей мне в запястья гвозди

и не говори, которое ты число.

Ничего не надо. Она любит стручки и гроздья,

и на что ей горох, из которого проросло.

Познакомь меня лучше с какой-нибудь из ущербных,

вроде той луны, красотки наверняка,

чтобы вместе слушать шуршанье шмеля и щебня

и глотать по ночам чёрный кофе без молока.

 

 

ПОЛУСТАНОК

 

Ты, немилая и неродная,

Ты теперь не услышишь, я знаю,

и лица не закроешь рукой. –

Эту повесть не спрячешь за пояс.

Я-то помню, как вез меня поезд

от тебя по дороге к другой.

Я бежал от тебя не по злобе.

Но меня вы любили обе,

и гудело всю ночь в трубе,

и дорогу дождём линовало,

потому что ты к ней ревновала,

а она ревновала к тебе.

Дева-счастье и дева-несчастье,

вы меня разрывали на части,

и нельзя было без вранья.

От любви до любви уезжая,

я-то знал – ты уже мне чужая,

а другая ещё не своя.

Так бывает, и чаще, чем нужно:

в проводах завывает натужно,

полустанок, размытый перрон, –

и стоишь между старью и новью,

с двух сторон защищённый любовью

и открытый с обеих сторон.

 

 

* * *

Эта осень – особенно долгая,

век бессонниц моих, полудрём,

и сшивает неспешной иголкою

август лета с моим декабрём,

и такою раскинулась Волгою,

что как будто мы все не умрём.

Чудотворные наши обители,

выходящие из берегов,

богомольцы, сектанты, любители

всех Озирисов и Иегов,

я не верю вам, братья-святители,

не бывает на свете богов.

Это просто питаются стонами

духи, вечно хотящие есть,

и кружатся над нами фантомами,

пожирая молитвы и лесть;

имена их – скорее антонимы

для того, что действительно есть.

Молодое, весёлое, вздорное,

посиделки в высокой траве,

тополиная пыль коридорная

на рассвете, в июне, в Москве, –

вот она, моя точка опорная,

вот он, путь к золотой синеве.

Только память и свет, только пение,

только это стальное перо,

только золото, пусть и осеннее,

только утреннее серебро, –

вот она, моя честь и спасение,

и молитва, и зло, и добро.

Потому что листва тополиная

облетела и стала немой,

потому что спиральная линия

обязательно станет прямой;

эта осень – особенно длинная,

но кончается тоже зимой.

 

 

* * *

Если некуда идти,

если, как назло,

кем-то заняты пути,

если тяжело

в колесе твоём кружить,

в салочки играть,

если мне противно жить,

страшно умирать, –

сладко думать мне тогда,

что в цепи годов

существуют города

вместо городов.

Вместо листьев, облаков,

следствий и причин,

вместо умных, дураков,

женщин и мужчин,

вместо радости земной,

правды и вранья

есть какой-нибудь иной

способ бытия.

 

Подборку составил Николай ВАСИЛЬЕВ

 

---

 

Сергей Казнов родился в Саранске. Учился на журналиста. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького (2002), семинар поэзии Игоря Волгина. Работал в местных газетах, печатался в республиканских журналах и альманахах, за год до смерти стал лауреатом конкурса молодых поэтов Подмосковья «Золотое перо». Умер от инфаркта. Через несколько дней после смерти вышла его книга «Остров, полный звуков». Стихи Сергея, воспоминания его друзей, коллег и сокурсников составили сборник «Цветы и звёзды» (Саранск, 2006).