Скажи-ка дядя…

Жаркий спор провинциала с москвичом о современной прозе, эмигрантах и личности Бродского на фоне нового романа Вадима Месяца

Рубрика в газете: Эхо веков, № 2020 / 43, 19.11.2020, автор: Княз ГОЧАГ, Александр ЧИСТЯКОВ (г. ПЫТЬ-ЯХ - МОСКВА)

Месяц, Вадим. Дядя Джо. Роман с Бродским. – М.:Русский Гулливер, – 386 с.


 

– Княз, дорогой, зачем ты уговорил меня купить эту пошлую книгу?
Этим возмущённым вопросом разбудил меня среди сибирской ночи звонок моего друга, столичного поэта Александра Чистякова. У нас стало доброй традицией обсуждать по телефону литературные новинки и просто хорошие книги. Но это ещё не повод забывать о разнице во времени между Москвой и Пыть-Яхом.
Включённый по привычке диктофон не смог записать весь букет идиоматических выражений на великом и могучем, которые выдавал мне среди ночи известный культуртрегер, а в юности – мастер брутальных стихов.
– Саша, брат, не горячись, – сказал я. – Если нынешняя должность, жена и диабет не позволяют тебе выпить водки, то попроси у жены каких-нибудь капель, а то давление, наверное, уже очень высокое. По-моему, это прекрасная книга, известного писателя.
– Да у твоего Месяца в Фейсбуке друзей ровно на пять тысяч больше, чем читателей в жизни, – саркастически, но уже спокойнее возразил коллега, тоже подписанный на Вадима Месяца в социальных сетях.
Дальнейшую беседу я попробую передать в сокращении без лишних эпитетов и эмоций.
К.Г.
– Скажи, чем тебя не устраивает замечательный роман об эмигрантском периоде жизни Иосифа Бродского. Помнится ты сам на мастер-классах говорил молодым сибирским поэтам, что без Бродского современной русской поэзии не существует…
А.Ч.
– Я и сейчас это повторю. Но что это за бред якобы приближённого к классику недоэмигранта? Свалил, когда в стране жрать было нечего, потусил с Бродским, который был рад любому графоману из Совка, лишь бы поговорить по- русски и поностальгировать. Даже если мастер и позволил называть себя «дядей Джо»… По-моему там всё враньё!
К.Г.
– Ну автор и не назвал свою книгу документальными мемуарами. Это роман.
А.Ч.
– Тоже как-то не очень понятно звучит. Если бы, например, Анжела Полонская написала «Роман с Вознесенским», то я бы ещё посмеялся… Ибо в конце 90-х, когда Андрей Андреич возил Анжелу в Штаты, тот был уже не в том физическом состоянии. Хотя, должен признать, что в нынешнем, сугубо толерантном контексте такая подача – тоже хороший пиаровский ход.
К.Г.
– Ну вот видишь. А об именах классиков, ты же мне сам говорил, что книга Прилепина о Мариенгофе – это лучшее, что Захар сделал в литературе.
А.Ч.
– Не надо путать жанры. Литературная биография, это одно. Бывает ещё собрание баек, а тут совершенно бредовый набор событий и диалогов. Не знаю соблюдал ли Бродский правила кошерного питания, но устрицы на берегу Атлантики – ну как-то пошло это для образа классика. Кстати, часть высказываний героев романа и антураж бесед показалась мне явно списанными с документального фильма, где Бродский беседует с Евгением Рейном в Венеции. И тоже в кафе на берегу. Надо бы перепроверить.
К.Г.
– Ну тогда и художественный фильм про Владимира Высоцкого ты тоже должен осуждать. По-моему, это произведения одного литературного жанра.
А.Ч.
– Ну во-первых Никита Высоцкий, как сын и продюсер фильма всё-таки имел больше прав на художественную трактовку образа. Да и фильм получился прекрасный. А тут…
К.Г.
– Лично я не бывал в те годы в Америке, да и вообще не бывал, Но по отзывам критиков, да и на мой взгляд, атмосфера эмиграции, второстепенные персонажи, темы бесед прописаны очень ярко с элементом документалистики. Есть в этом что-то и от Ремарка, и от Лимонова. Да сам главный герой передан очень сочно. Ведь главное в книге не Бродский, а душевные поиски главного героя романа.
А.Ч.
– Вот-вот. Бродский в книге – это фон для выпячивания собственных умствований. Как пластиковый Горбачёв, с которым фотографируются турки и негры на фоне Берлинской стены. В кино Высоцкий – герой. Главный герой. Легенда. А тут… Ну кому, скажи мне интересны эти эмигрантские псевдо-интеллигенты. Никогда не понимавшие русской культуры, русского человека, русской души. Они свалили за куском пожирнее и оказались там людьми второго сорта. Но и в России никому нафиг не нужны. Плевать – реальные в романе люди или нет. Такие как они – действительно лишние люди для России. Никто и никогда о них не вспомнит, кроме никчёмной богемной тусовочки и то так – между прочим, чтобы подчеркнуть свою причастность к некоей касте, которая кому-то кажется умной.
К.Г.
– Александр. Но ты же сам прекрасно понимаешь почему так был в своё время популярен запретный «Эдичка» Лимонова. Почему уже полтора века популярен «Игрок» Достоевского. Это мир вроде бы и «наш», но другой, пусть уже не запретный, но недоступный для многих увлекающихся, думающих людей…
А.Ч.
– Ага, особенно для подростков и выпускниц института культуры с неокрепшей психикой, размытыми идеалами и совсем без жизненной позиции… Впрочем, ты, как любой провинциал, тоже бываешь падким на «раскрученные имена» из слишком разных литературных тусовок. А как ценитель хорошей литературы, ты готов простить и попытаться понять любую идеологически вредную бяку в красивой книжной обложке.
Опустим политические споры двух писателей: эмигранта из русской глубинки и столичного патриота, но в конце беседы, мой добрый друг, замечательный поэт и литературный деятель признал:
– Ты прав, Княз. Книга написана качественно. Для думающих людей даже интересно. Потому наверняка она найдёт свой круг читателей. Я бы даже отдал её в библиотеку или на буккроссинг. Но я по привычке загибал страницы и делал ручкой пометки на полях.

Княз ГОЧАГ,
г. ПЫТЬ-ЯХ,
ХМАО – Югра
Александр ЧИСТЯКОВ,
город МОСКВА

Один комментарий на «“Скажи-ка дядя…”»

  1. Какая-то нехорошая, не этичная привычка – печатать личные письма. Это похоже на переписку В. Астафьева с Эйдельманом.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *