Строптивица, гордая женщина, ведьма

№ 2022 / 9, 11.03.2022, автор: Вера ЧАЙКОВСКАЯ

Если кто-то из читателей захочет отыскать эти замечательные иллюстрации (бумага, гуашь, середина 80-х), он их в книгах Булгакова не найдет. Судя по всему, они не были художнику заказаны и создавались «по вдохновению». Тем более, что был в романе один мотив, который мог этого тонкого и романтически настроенного автора необыкновенно взбудоражить и увлечь своим странным совпадением с собственной тайной внутренней темой, проходящей через прежние его иллюстрации к мировой классике.

Впрочем, в отличие от современных безудержных интерпретаторов классики в театре или на оперной сцене, художник не сочинял собственную фабулу, а только кое-где слегка усиливал или менял акценты. И вот уже получалось не «укрощение», а «восхищение» строптивой в блистательной шекспировской комедии «Укрощение строптивой». Не сумасбродная и лживая цыганка, а натура невероятной гордости и свободолюбия в гениальном рассказе Мериме «Кармен».

Гершкович Ю. Кармен, бум. гуашь, кар., сер 80-х

Не расчетливая и корыстная, а совершающая безумные поступки и все в результате теряющая Полина из «Игрока» Достоевского. У авторов этих произведений характеры героинь противоречивы, но художник всегда выбирает положительные качества, ещё их и усиливая. Причем превознесение женщины как-то само собой сопровождается у Гершковича умалением мужских персонажей, положим, того же Игрока, который способен только из-за шторки наблюдать за отчаянием «гордой женщины» или благоговейно стоять перед ней на коленях.

И вот, наконец, у Булгакова художник нашел некий предельный вариант своей строптивицы, безумной и гордой женщины – ну, конечно же, она ещё и ведьма, что уносит героиню в незнаемые края божественных (или дьявольских?) откровений. Нет, у Гершковича, как впрочем, и у самого Булгакова, откровения скорее божественные, ведь и дьявол, как это ни парадоксально, явился в Москву восстановить попранную справедливость и значимость творческой и свободной человеческой личности. Недаром эпиграфом к роману взяты слова Гёте из «Фауста» о силе, которая «вечно хочет зла и вечно совершает благо».

Гершкович ю.Мастер и Маргарита. б,гуашь, сер. 80-х

В архиве Гершковича, предоставленном его сыном, сохранилось довольно много незаконченных предварительных эскизов иллюстраций к роману. Но интересно, что все отделанные иллюстрации посвящены Маргарите, причем Маргарите в ипостаси ведьмы, нагой и неотразимо прекрасной. То летящей на метле по небу, то при свечах беседующей с Воландом, то пытающейся «расколдовать» Мастера и в конце романа вновь летящей, но уже не на метле, а на легком полупрозрачном коне в сопровождении демонической свиты. Тут, как мы видим, акценты тоже несколько поменялись. Основным персонажем, наделённым даром волшебства, становится у Гершковича не столько Воланд, сколько Маргарита. Воланду остается только с заинтересованным любопытством наблюдать за «гордой женщиной», которая ничего не просит, сидя с ней рядом в таинственной полутьме на фоне горящих канделябров. Такую человеческую породу он ещё не встречал! С не меньшим удивлением наблюдают Воланд и вся его свита, включая кота с горящими глазами-фарами, за встречей больного Мастера и Маргариты.

Есть два законченных эскиза иллюстраций этой сцены. Вспомним, что у Булгакова мастера доставляют в кабинет Воланда прямо из психушки. Он дико озирается, болен и испуган. В чувство его приводят только три бокала чудодейственного воландовского зелья. Художник обходится без зелья, надеясь на силу любви. На первом и, вероятно, более раннем эскизе встреча напоминает свидание молодых влюбленных. Оба подались друг к другу, Маргарита в черном плаще, накинутом на голое тело, обвивает руками сидящего на стуле в больничной одежде мастера. И кажется, что он вот-вот оживет.

Гершкович Ю. Мастер и Маргарита,вариант. б.гуашь, 80-е г.

Не то в более позднем эскизе, дающем гораздо более жёсткую трактовку, чем даже у самого Булгакова. Там все же мастер ещё внутренне живой и молодой, хотя и пребывает в подавленном состоянии. А тут он совершенный старик с аккуратной черной тюбетейкой на голове и с выражением необоримой апатии на лице. Он словно не узнает Маргариту. И вот тут ей необходимо продемонстрировать свои способности «ведьмы»! Она, без всякого накинутого плаща, во всеоружии наготы, колдует над ним, дабы он её «вспомнил» и вновь стал Мастером.

Есть и два законченных варианта финального полёта по ночному московскому небу на конях. В первом три всадника, Азазелло с развевающимся чёрным плащом, Маргарита и Мастер, – спешат к Воробьёвым горам, где их поджидает Воланд со свитой. Причём интересно, что именно Маргарита с копной поднятых ветром волос правит конем, а мастер за неё держится. И затем в общем полете кавалькады, проносящейся в синеве ночи над домом Пашкова, опять доминирует на переднем плане ярко белеющее в темноте лицо Маргариты. И снова у нее главная роль – строптивицы, гордой женщины, спасительницы, ведьмы, вместе с Воландом восстанавливающей попранную в сталинском государстве правду и справедливость…

 

 

 

 

Один комментарий на «“Строптивица, гордая женщина, ведьма”»

1. Искусство всегда есть интерпретация. Зритель, слушатель, читатель интерпретирует готовое произведение; в таких видах художественного творчества, как музыка или театр, исполнители интерпретируют замысел композитора или драматурга и выступают как со-творцы. В изобразительном искусстве есть особый жанр интерпретации литературных произведений – книжная иллюстрация. Мастером этого жанра и был Юрий Гершкович, оставивший яркий след в отечественном искусстве иллюстрации. Десятки циклов его иллюстраций хорошо известны читателям, но были и такие, которые художник делал для себя, без издательского заказа, и с которыми мы можем познакомиться только на выставках или в статьях критиков. Именно такую статью Веры Чайковской опубликовала «Литературная Россия». Критик пишет о женских образах, хорошо известных по ставшим хрестоматийными произведениям, и показывает, как иллюстратор дает им свое прочтение, находит в них новые грани смысла. Особенно интересна трактовка Гершковичем образа булгаковской Маргариты, в свою очередь тонко интерпретированная Чайковской. А вдруг бы нашелся издатель, дерзнувший напечатать роман Булгакова с иллюстрациями Гершковича?

   Ответить