Вопреки доносам
Рубрика в газете: Из цикла «Генералы Победы. Неизвестное», № 2025 / 25, 27.06.2025, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
Иван Конев – это один из военных гениев. Конев – это победы Степного фронта в 43-м году, освобождение от фашистов Белгорода и Харькова. Конев – это наш триумф в Корсунь-Шевченковской операции, закончившейся для немцев первым после Сталинграда разгромом весьма крупной их группировки. Конев – это освобождение Праги.
Однако не всё в жизни Конева всегда складывалось успешно. В 38-м году он чуть не попал под маховик репрессий.
Первые проблемы ему доставил секретарь партбюро 2 артполка 2-й стрелковой дивизии Васильев. 4 января 1938 года он обратился с запросом в парткомиссию Политуправления Красной Армии. Политрук попросил сообщить, куда перешёл на партучёт Конев. Здесь надо отметить: Конев с марта по июль 1937 года командовал дивизией, в которой проходил службу Васильев (сама дивизия тогда дислоцировалась в Белоруссии).
Почему Васильева так волновал Конев? Потому что этот командир, по мнению политрука, был тесно связан с врагами народа. Он написал в Москву:
«1. Тов. КОНЕВ при разоблачении в парторганизации врагов народа бывшего командира полка БИРУЛЮ и особенно бывшего начальника штаба полка МОРОЗОВА, занял антипартийную, небольшевистскую для партии преступную позицию. С целью сохранения врага народа Морозова и Бирули в партии КОНЕВ, имея личные связи с ними, на собрании парторганизации зажал самокритику, запугал партийную организацию, говоря, что «выступая против Морозова, вы выступаете против советской власти и партии».
КОНЕВ своим авторитетом командира дивизии вместе с бывшим комиссаром дивизии, ныне исключённым из партии Акимовым, давил на парторганизацию с целью отвести удар партии от врага народа Морозова, этим самым дал возможность этому врагу и дальше творить своё контрреволюционное дело в полку и парторганизации.
2. КОНЕВ в практической работе игнорировал политсостав РККА, ставил политсостав в безавторитетное положение. Под видом того, что политсостав плохо ходит и ездит на лошадях (то было только фиговый листок прикрытия).
На первомайский парад 1937 г. отдал приказ, в котором не разрешал политрукам идти рядом с командиром роты и ехать с командиром батареи.
3. КОНЕВ на окружной партийной конференции в 1937 г., когда развернулась большевистская самокритика против заклятого врага народа Уборевича, КОНЕВ в единственном лице выступал в защиту этого подлого врага и стал его восхвалять, как хорошего человека и члена партии.
Все эти факты говорят о том, что КОНЕВ должен быть разобран в партийном порядке, его преданность нашей партии сейчас стоит под сомнением в нашей парторганизации» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 121, лл. 91, 92).
Что ответило руководство Политуправления Красной Армии политруку Васильеву, пока выяснить не удалось. Сам Конев к моменту обращения Васильева уже несколько месяцев находился в Монголии. Он там возглавил сформированный на базе располагавшихся в этой дружественной стране войск 57-й Особый корпус.
Сразу надо сказать: корпус под командованием Конева очень быстро добился больших успехов. Но и количество жалоб на Конева резко возросло. В архиве сохранилось обращение одного из офицеров штаба корпуса – старшего лейтенанта Бутакова – новому начальнику Политуправления Красной Армии Льву Мехлису. Штабист сообщал, что Конев и комиссар корпуса Коровников невзлюбили критику и подтянули в своё окружение много разных подхалимов, что якобы они оторвались от масс.
Одному из разделов своего обращения Бутаков и вовсе назвал: «Подозрительная информация». Он доложил:
«Бывш. Наштаокр ЗАБВО [Забайкальского военного округа. – В.О.] ТАРАСОВ личными секретными телеграммами Коневу (а тот показывал только КОРОВНИКОВУ) извещал их немедленно о всех арестах руководящих работников ЗАБВО: ВЕЛИКАНОВ, ГРЕБЕННИК, ЛИСОВСКИЙ, ТУРЧАН. С одной стороны это мероприятие как будто должное, информационное, а с другой – подозрительное: почему «немедленно и только КОНЕВУ», если об этом узнавали все через 5-7 дней» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 121, л. 64).
Мехлис командировал в 57-й корпус своих представителей – Попова и Куликова. Они накопали на Конева компромата вагон и маленькую тележку. По их мнению, Конев засорил корпус сомнительными кадрами. В подтверждение своих выводов московские проверяющие привели кучу примеров. Они писали:
«2. ФОРОВ – быв.нач.штаба 107 СП, парторганизацией был исключён из партии, комкор тов. КОНЕВ дал указание ФОРОВА в партии оставить, а впоследствии ФОРОФ был арестован как враг народа.
3. Быв.нач.штаба корпуса МАЛЫШКИНА тов. КОНЕВ считал саботажником, а в то же время представил к ордену, а впоследствии МАЛЫШКИН арестован как враг народа.
4. Быв.и.о.командира 7 мб ЕРМОЛАЕВ у тов. КОНЕВА был на лучшем счету, он считал его своим близким другом, вместе пьянствовали. КОНЕВ его выдвигал, представил к ордену в то время, когда имелись данные, что ЕРМОЛАЕВ политического доверия не заслуживает, КОНЕВ всё же хотел ЕРМОЛАЕВА взять в штаб корпуса на должность зам.нач. штаба. Всего лиц, не заслуживающих политического доверия представлено к орденам 16 человек, часть из них уже арестована, а часть по политическим соображениям (не внушают доверия) командированы в Советский Союз.
КОНЕВ взял на отдел горючего СЯГИ – шпиона, в то время, когда на СЯГИ были сигналы, что он не внушает политического доверия. КОНЕВ и КОРОВНИКОВ представили СЯГИ к ордену «Красная Звезда», после представления были ещё сигналы и всё же СЯГИ пустили в Москву за получением ордена. СЯГИ арестован и уже расстрелян.
КОНЕВ охаивал всех работников штаба, а врага народа МАЛЫШКИНА и дивинтенданта ДРАЧЁВА хвалил, а последний тоже не внушает политического доверия.
Из 107 СП в корпус были представлены характеристики на 14 человек лиц комначсостава, не заслуживающих политического доверия и подлежащих увольнению из РККА. КОНЕВ и КОРОВНИКОВ вместо того, чтобы поднять вопрос об увольнении этих лиц, а если сомневались, то допроверить материалы, – вызвали к себе командира и комиссара полка и отругали за огульное охаивание людей. В итоге большинство из представленных на увольнение были арестованы или высланы из МНР. Арестованы из этой группы: ФОРОВ, ИЛЬИН, ЛЕВИН, ПАРФЁНО и др. Парторганизации полка было запрещено говорить об этих лицах, чтобы не портить им настроение.
Заслуживает внимания следующий факт: б.военком корпуса ПРОКОФЬЕВ арестован, как шпион, а т. КОНЕВ даёт распоряжение нач.финчасти выдать жене Прокофьева 700 тугриков. Нач.финчасти МОСТУН пишет 8/1 1938 г. записку: «Выдать Прокофьевой на основании распоряжения комдива Конева 700 тугриков», и она получила 9/1 1938 г. – 350 тугриков и 10/1 1938 г. – 350 тугриков.
Большое подозрение вызывает то, что т. КОНЕВ от врага народа ТАРАСОВА (штаб ЗАБВО) регулярно получал сообщения об арестах: 9/XII 1937 г. сообщили об аресте ГРЕБЕНЮКА, 7/1 1938 г. сообщили об аресте БИТТЕ, 27/II 1938 г. сообщили об аресте ТУРЧАНА. После ареста ТАРАСОВА такие сообщения уже не поступали. Это наводит на мысль о том, что ТАРАСОВ был заинтересован, чтобы КОНЕВ был ориентирован в обстановке. Требуется проверить связи КОНЕВА с ГРЕБЕНЮКОМ – нач.Пуокра и б.наркомом по морским делам СМИРНОВЫМ» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 121, лл. 53-55).
Эмиссары Мехлиса склонялись к тому, что Конева следовало дополнительно изучить и в любом случае убрать из корпуса.
Одновременно со справкой проверявших 57-й особый корпус Куликова и Попова на стол Мехлису легла и справка начальника особого отдела корпуса Иванова. Особист не только подтвердил все факты, которые накопали москвичи, но и добавил новую порцию компромата. Он сообщил, что Конев «скрывает социальное происхождение. Заявляет, что сын батрака, по справке же с места родины, является сыном кулака, один из дядей – полицейский» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 121, лл. 78).
Дальше случилось непонятное. Мехлис, который обычно по получении подобных справок немедленно брался за составление соответствующих записок Сталину с предложениями всех заподозренных в покровительстве врагам народа если не расстрелять, то снять с должностей и отдать под суд, вдруг взял паузу. Почему?
Дело в том, что проверка доносов на Конева совпала с расформированием Краснознаменного Дальневосточного фронта и созданием на его базе 2-й отдельной Краснознаменной армии со штабом в Хабаровске. И когда встал вопрос о командарме, нарком обороны Климент Ворошилов предложил кандидатуру Конева. А Ворошилов входил в ближайший круг Сталина. Мехлис, отлично знавший политическую кухню Кремля, в той ситуации не решился выкладывать Сталину всплывший на Конева компромат. Он не захотел обострять отношения с наркомом Ворошиловым.
Но в Политуправлении Красной Армии весь этот расклад мало кто знал и понимал. Когда до трёх находившихся в Хабаровске инструкторов этого Политуправления – Алексеева, Бочарова и Силивёрстова дошли слухи о повышении Конева, они немедленно отбили Мехлису шифровку:
«Коровников [бывший военком 57-го Особого корпуса. – В.О.] сообщил, что Конев из Москвы передал о назначении его на большую работу. Считаем необходимым доложить о том, что Конев в корпусе выглядит плохо. Конев не только не вёл борьбы с врагами народа, но мешал работе по очистке и покрывал враждебные элементы» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 121, лл. 66).
Видимо, Кремль действительно собирался Конева повысить. Скорей всего за новым возможным назначением боевого командира стоял нарком обороны Ворошилов. Не поэтому ли Мехлис на какое-то время прекратил атаки на Конева? Кстати, 5 октября 1938 года Политбюро ЦК ВКП(б) включило комкора Конева в состав Военного Совета при наркоме обороны (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 20, л. 18). Но это не означало, что Конев Мехлис всё забыл и навсегда отстал от Конева. Он просто ждал нового удобного момента для очередной атаки на чересчур самостоятельного военачальника.
21 декабря 1938 года Мехлис доложил Сталину и Берии:
«Полагаю, что комдива КОРОВНИКОВА целесообразно освободить от обязанностей военкома Особого корпуса, а материалы о комкоре КОНЕВЕ поручить НКВД тщательно проверить» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 121, лл. 52).
Но это обращение Мехлиса к руководству страны никаких последствий для Конева не имело. А спустя полтора года он принял под своё начало Забайкальский военный округ. 14 января 1941 года Политбюро постановило утвердить:
«8. Командующим войсками Северо-Кавказского военного округа – генерал-лейтенанта КОНЕВА Ивана Степановича, освободив его от должности командующего войсками Забайкальского военного округа; начальником Штаба СКВО – генерал-лейтенанта ЗЛОБИНА Вениамина Михайловича, освободив его от должности старшего генерал-адъютанта Наркома Обороны СССР» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 123, л. 84).
Но на Северном Кавказе Конев провёл всего несколько месяцев. Уже в мае 1941 года высшее военное руководство приняло решение сформировать новую – 19-ю армию. Конев стал её командармом. Он должен был подчинённые ему части перебросить в район Черкасс. А тут началась война.
Нарком Тимошенко сначала отдал приказ занять 19-й армии оборону по рубежу Киевского укрепрайона. Потом он включил армию в Резерв Главного командования. А затем войска Конева передали в состав Западного фронта и стали перебрасывать в район Витебска.
14 июля Ставка отдала приказ передать части 19-й армии 16-й армии, а штабу Конева выйти в район Кардыково. Но этот приказ дошёл до наших с большим опозданием, и Конев оказался в окружении. И вот тут-то о нём вновь вспомнили особисты. 16 июля начальник 3-го управления Наркомата обороны майор госбезопасности Анатолий Михеев доложил секретарю ЦК ВКП(б) Георгию Маленкову, что Конев долго скрывал своё кулацкое происхождение и покровительствовал врагам народа. Однако хода этому доносу дано не было, поскольку вскоре пришло известие, что Конев избежал плена и вышел из окружения вместе с управлением 19-й армии и полком связи. Кстати, сразу после выхода из окружения Коневу вернули 19-ю армию и бросили в Духовщинскую операцию.
11 сентября Сталин утвердил военачальника командующим Западным фронтом, а на следующий день присвоил ему звание генерал-полковника. Но Конев на этом этапе не справился с возложенной на него Ставкой миссией. Случилась Вяземская катастрофа. Мы потеряли не менее четырёхсот тысяч человек.
Коневу грозил трибунал. Но за него перед Сталиным вступился Георгий Жуков. Конева сначала понизили до должности зама командующего Западным фронтом, но буквально через несколько дней он получил под своё начало Калининский фронт.
На Калининском фронте тоже дела у Конева поначалу складывались не совсем удачно. Причин тому было немало. Я приведу найденный мною в архивах рапорт генерала Василия Мишулина. Он в начале 1942 года командовал бронетанковыми и механизированными войсками Калининского фронта. И он в целом ряде наших военных неудач обвинял конкретно Конева.
Мишулин 14 марта 1942 года написал заместителю наркома обороны Федоренко:
«Докладываю, что излишние потери в танках наши части Калининского фронта несут в силу неправильного использования танковых частей и соединений общевойсковыми начальниками. В подтверждение привожу пример: присланные машины Т-34 в количестве 22 штук без всякой подготовки командиров машин и водителей, причём и небольшими группами бросали на прорыв укреплённой полосы противника. Общевойсковые начальники не знали расположения огневых средств противника, схем огневых точек противника не имели, в результате чего несли ненужные потери, а главное не выполнили поставленной задачи. 81 ТБ прибывала и выгружалась по-эшелонно и на участке 359 сд бросалась в бой тем же способом. Доказательства неправильности использования танковых соединений со стороны танковых начальников и упоминание о нарушении приказа НКО № 057 ни к чему не привели – в результате ненужные и излишние потери.
Танковых начальников фронта и армии считают только как ремонтниками. При разработке, даже небольшой операции, мнение танковых начальников не спрашивают и с ними не считаются в части неправильности постановки задач. Однако допускаются грубые ошибки в части использования танковых соединений. Привит шаблон – танковые соединения подчинять общевойсковым начальникам не считаясь с уровнем подготовки данного командира соединения, которые решают задачи просто: раз это бронь, то и должны брать деревни, а потом подойдёт наступающая пехота, – что в корне неверно.
Отстаивая положение, что танки используются неправильно и вопреки указаниям НКО т. СТАЛИНА, то вместо принятия мер я получил замечания: что вы танкисты ни черта не можете делать, вы даже не можете захватить деревни, у вас нет запасных частей, и вы сядете на скамью подсудимых, причём со мной, как с заместителем командующего, не считаются и моих соображений не запрашивают, а просто приказывают: такие-то части выгружаются – вам обеспечить бензином, и когда принятое решение не выполнено, в силу отсутствия учёта технических возможностей данной части – приходится выслушивать эти угрозы и незаслуженные упрёки. В проведение операций на соединение с 29 армией танковые соединения 35 и 81 танковых бригад использовались неправильно, однако <за> неудачные операции, проведённые в этом направлении, всю вину переключали на танкистов, что является в корне неверно.
В результате моего доклада т. МОЛОТОВУ и Вам ясно, что на меня будет излишний нажим, который будет во вред моей работе, а поэтому в целях пользы службы прошу Вашего ходатайства перед Народным Комиссаром Обороны СССР перевести меня в другое место и на любую должность.
Доверие оправдаю. Прошу в моей просьбе не отказать» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 126, лл. 77, 78).
Федоренко обо всём этом проинформировал Сталина и предложил несработавшегося с Коневым Мишулина перевести на Северо-Западный фронт. Но Ставка поступила иначе. Мишулина утвердили командиром 4-го танкового корпуса. Однако он с поставленными задачами не справился и через полгода был снят. Позже ему не удалось надолго закрепиться и в должности командира 3-го танкового корпуса. Так, может, прав был Конев, когда отвергал многие идеи Мишулина?
Тем не менее неудачи Калининского фронта в Ржевско-Вяземской операции чуть не подорвали позиции Конева в Ставке. Спасла его защита маршала Будённого. К слову: весной 1942 года Будённый предлагал Сталину укрепить Коневым руководство наших войск на Дальнем Востоке.
«Мне кажется, – писал маршал вождю 10 апреля 1942 года, – подходящей кандидатурой на командующего войсками ДВФ был бы тов. Конев» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 126, лл. 89).
Но Сталин к этому совету Будённого не прислушался.
В августе 1942 года Конев вновь в качестве командующего вернулся на Западный фронт. И вновь неудачно. Его в феврале 1943 года сняли «как не справившегося с задачами руководства фронта». Генерал был переведён на Северо-Западный фронт. Но он и там проявил себя неважно.
Всё изменилось в начале июля 1943 года – после перевода Конева на Степной фронт. Наконец военачальнику улыбнулась удача. Он стал побеждать. Да как! Сталин ему чуть ли не рукоплескал. Уже 20 февраля 1944 года он присвоил ему звание Маршала Советского Союза. Так был отмечен вклад полководца в Корсунь-Шевченковской операции.
Правда, позже возникли споры, кто всё-таки сыграл главную роль в той операции: Конев или всё-таки Жуков. Другой маршал – Матвей Захаров утверждал, что победу в той операции одержал прежде всего Конев. Но Жуков с этим категорически не был согласен.
27 февраля 1964 года Жуков пожаловался тогдашним руководителям страны Никите Хрущёву и Анастасу Микояну. Он писал:
«В газете «Красная звезда» от 11 февраля 1964 г. в статье, посвящённой 20-летию Корсунь-Шевченковской операции «Канны на Днепре», Маршал М.В. ЗАХАРОВ пишет: «…Создалась довольно напряжённая обстановка. В этих условиях координировавший действия 1-го и 2-го Украинского фронтов Маршал Советского Союза Г.К. Жуков не сумел организовать достаточно чёткого взаимодействия войск, отражавших натиск врага, и был отозван Ставкой в Москву. Вся ответственность за разгром окружённого противника была возложена на Маршала КОНЕВА».
Вы, Никита Сергеевич, в это время были членом Военного Совета 1-го Украинского фронта и хорошо знаете события тех дней, и мне нет надобности здесь их расписывать. Доложу лишь о нижеследующем:
Утром 12 февраля мне позвонил СТАЛИН и сказал: «Мне сейчас звонил КОНЕВ и доложил о прорыве фронта ВАТУТИНА и выходе из окружения Корсунь-Шевченковской группировки противника. Вы знаете об этом?».
Я доложил СТАЛИНУ: «КОНЕВ не совсем правильно доложил обстановку. В районе Лысянка противник действительно потеснил части ВАТУТИНА, но меры приняты и положение там будет скоро восстановлено».
СТАЛИН продолжал: «КОНЕВ предлагает объединить в его руках все войска внутреннего фронта для ликвидации окружённого противника, как это было сделано под Сталинградом, а отражение ударов противника со стороны внешнего фронта возложить на Вас и ВАТУТИНА».
Я сказал СТАЛИНУ: «В этом нет необходимости, так как через два-три дня окружённый противник будет добит».
Через пару часов была получена шифровка, в которой предлагалось мне и ВАТУТИНУ заняться отражением ударов противника со стороны внешнего фронта, где наступало до восьми танковых и шесть пехотных дивизий противника. КОНЕВУ поручилось завершать ликвидацию окружённого противника, для чего ему и передавались некоторые войска 1-го Украинского фронта.
В Москву Ставка меня не отзывала, а, как Вам известно, я продолжал помогать войскам Воронежского фронта отражать наступление противника в районе Корсунь-Шевченковской и одновременно готовить наступление фронта на Чертков, Черновицы, а 1-го марта, в связи с ранением Н.Ф. ВАТУТИНА, мне пришлось вступить в командование 1-м Украинским фронтом. С 3-го марта, как известно, я проводил Проскуровско-Черновицкую операцию. Операция закончилась успешно и 10 апреля 1944 года я был награждён орденом «Победа».
Следовательно то, что пишет ЗАХАРОВ в отношении меня, является его досужей выдумкой» (РГАНИ, ф. 3, оп. 62, д. 53, лл. 7, 8).
Первую Золотую Звезду Героя Советского Союза Конев получил 29 июля 1944 года (вместе с маршалом Рокоссовским и генералами Баграмяном и Ерёменко). Вторую Звезду Коневу дали 1 июля 1945 года – за образцовое руководство войсками в завершающих операциях Великой Отечественной (к слову, перед этим его наградили высшим полководческим орденом «Победа»).
После Победы Конев был назначен главнокомандующим Центральной группой наших войск в Австрии. Но уже летом 1946 года он был отозван в Москву и стал Главкомом Сухопутных войск в ранге заместителя министра Вооружённых Сил СССР.
Однако в самом начале 50-х годов положение Конева пока по невыясненным причинам сильно пошатнулось. Сначала Кремль, несмотря на все его возражения, упразднил Главкомат Сухопутных войск. Сам маршал был сначала отправлен в инспекцию Советской Армии (правда, с сохранением статуса заместителя министра). Но осенью 1951 года его вообще удалили из Москвы: он с понижением уехал во Львов.
Вновь нужда в Коневе в столице возникла вскоре после смерти Сталина. Кремль утвердил его председателем Специального судебного присутствия, которому предстояло приговорить Лаврентия Берия к смертной казни.
Военачальник не сомневался, что после выполнения деликатной миссии по осуждению Берии ему предложат в Москве большую должность. Но министр обороны Николай Булганин, когда суд над Берией завершился, приказал ему вернуться во Львов и продолжить командование Прикарпатским военным округом.
Вернул Конева на военный олимп маршал Жуков. Став в начале 1955 года министром обороны, он первым делом добился воссоздания должности Главкома сухопутных войск и убедил Хрущёва назначить Главкомом давнего своего соратника Конева. А уже 7 марта 1956 года Жуков внёс в ЦК КПСС предложение:
«1. На должность Первого Заместителя Министра обороны по общим вопросам назначить тов. Конева И.С., освободив его от должности Главнокомандующего Сухопутными войсками» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 15, л. 26).
Однако осенью 1957 года уже Жуков впал в немилость. Его убрали из министров. И, к удивлению генералитета, одним из первых отрёкся от маршала Конев.
«Жуков, – заявил он 3 ноября 1957 года в главной газете страны, в «Правде», – не оправдал доверия партии».
Конев назвал Жукова «политически несостоятельным деятелем, склонным к авантюризму в понимании важнейших задач внешней политики СССР и в руководстве Министерством обороны».
Эти заявления помогли Коневу удержаться в руководстве оборонного ведомства после прихода в министерство Родиона Малиновского. Правда, весной 1960 года его всё-таки с должности первого замминистра убрали – под предлогом плохого здоровья. Он вновь был задвинут в инспекцию Минобороны.
Очередной крутой поворот в судьбе Конева случился летом 1961 года. Тогда обострился Берлинский кризис. Он привёл к строительству Берлинской стены, которая потом превратилась в символ конфронтации Восточной Европы с Западом.
Американцы, когда начались строительные работы, развернули вдоль создававшейся стены около тысячи своих военнослужащих и танки. Мы в ответ задержали увольнение в запас советских солдат. Холодное противостояние грозило перерасти в горячее столкновение НАТО и Варшавского блока.
В той ситуации резко возросла роль Группы наших войск в Германии. Ею на тот момент командовал генерал-полковник Иван Якубовский. Но у него не было большого политического веса. Поэтому Кремль послал в ГДР нового Главкома этой группы Конева, а Якубовского перевёл на должность зама Главкома.
В ГДР Конев провёл полтора с лишним года.
17 апреля 1962 года Президиум ЦК КПСС постановил:
«1. В связи с тем, что поставленные перед Маршалом Советского Союза т. Коневым И.С. задачи за время пребывания на посту Главнокомандующего Группой советских войск в Германии успешно им выполнены и дальнейшее пребывание его в Берлине в связи с изменившейся обстановкой не вызывается необходимостью, – отозвать т. Конева И.С. из Группы советских войск в Германии.
Назначить т. Конева И.С. генеральным инспектором группы Генеральных инспекторов Министерства обороны СССР.
2. Назначить Главнокомандующим Группой советских войск в Германии генерал-полковника Якубовского И.И., освободив его от должности первого заместителя Главкома ГСВГ» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 156, л. 36).
Конев, конечно, был расстроен. Он ожидал другого – возвращения в руководящую обойму.
Позже военачальник не раз позволял себе вступать в публичные перепалки с генералитетом по самым разным вопросам. Это очень злило партаппарат и особенно высокий политсостав Советской Армии. 10 февраля 1966 года начальник Главного политуправления СА Андрей Епишев, информируя ЦК об откликах генералитета на выступление генсека Брежнева на Главном Военном Совете, отметил:
«Не прошли незамеченными реплики тенденциозного характера, допущенные в ходе заседаний Главного военного совета, отдельными его участниками, в частности, маршалами Советского Союза тт. Коневым И.С. и Соколовским В.Д. Ожидалось, что они выступят более деловито и, исходя из своего опыта, внесут конкретные предложения, которые помогли бы решению задач, стоящих перед войсками» (РГАНИ, ф. 5, оп. 30, д. 490, л. 65).
Умер Конев в 1973 году. Семья военачальника потом много лет добивалась создания книг и фильмов о маршале. 15 февраля 1985 года вдова Конева – Антонина Васильевна и дочь – Наталья Ивановна просили секретаря ЦК КПСС Михаила Зимянина дать поручения снять картину о полководце.
«В качестве сценариста, – писали они, – мог бы выступить В.Е. Баскаков, член Союза писателей, директор Всесоюзного научно-исследовательского института киноискусства, служивший в годы войны в войсках, которыми командовал маршал. В.Е. Баскаков в послевоенные годы был хорошо знаком с Иваном Степановичем, неоднократно беседовал с ним о фронтовых операциях» (РГАНИ, ф. 100, оп. 2, д. 578, л. 51).
Но фильмы о Коневе создали потом другие киношные группы.
Статья о Коневе важна ещё и тем, что Вячеслав Огрызко описывает удушающую обстановку царившую в стране. Сталинская власть нравственно калечила людей. Хочу верить, что маршал Конев был порядочным человеком, несмотря на его несправедливую характеристику Маршала Жукова в “Правде” от 3 ноября 1957 года. Прошло всего 16 лет с момента, когда Жуков спас его от трибунала! Есть над чем задуматься.
Да-а-а…
Читая всё это, понимаешь, что подлинная история Великой Отечественной войны еще не написана.
Вячеслав Вяч. Огрызко привёл архивные сведения о взаимоотношениях в руководстве Красной Армии, в том числе назначениях на должности.
Однако некто-аноним “Владимир” интерпретирует хитро, цитирую: “…удушающую обстановку царившую в стране. Сталинская власть нравственно калечила людей”.
1. “Владимир” переводит стрелки лично на Сталина, “калечила людей”. Это в сложнейшей обстановке, когда было противодействие Срочной Модернизации СССР перед будущей войной с фашизмом.
2. 1.Карьеристы -наркомы НКВД – Ягода и затем Ежов (после убийства в декабре 1934 года “наследника” И. Сталина – С.М. Кирова) санкционировали систему миллионных доносов, бесконтрольных “троек” -подписантов расстрелов “врагов народа” – до сентября 1938 года. Пострадали за два года более 600 тысяч человек, это инженеры, кадры строек, конструкторы, начальники отделов, специалисты. 2.2. Сталин понял, что доносы “активистов” (было ЧЕТЫРЕ милллиона) грозят остановить Тысячи строек, Проектов., создание Техники. 2.3. Сталин в сентябре 1938 года вызвал из Грузии инженера Л.Берия и назначил его возглавить НКВД. Сразу отменены “тройки”, дела только через Суды, Наказание за ложные доносы – вплоть до расстрелов. Началась реабилитация пострадавших 3. 1. Мой отец – инженер – зав плановым отделом завода “Красный треугольник”(Ленинград) был выслан по доносу с семьёй в 1935 году в Казахстан, где я родился (вместо РСФСР)3.2. Отец был реабилитирован и в начале 1939 года семья переехала в Подмосковье. 4. По архивным данным читатели могут судить о порядочности любых личностей.