«Я тебе буду петь, чтоб согрелась душа…»
Рубрика в газете: Коллекция ИД Максима Бурдина: Выдающиеся писатели России и русского зарубежья, № 2024 / 35, 13.09.2024, автор: Татьяна ДОЛБЕНЬКО (г. Санкт-Петербург)
Вдумчивый лирик и настоящий мастер бытовой драмы в прозаическом творчестве, автор из Санкт-Петербурга Татьяна Долбенько умеет удерживать внимание читателя от первой до последней строчки, повествуя, казалось бы, о знакомых каждому жизненных перипетиях, которые в её произведениях обретают объём и вызывают подлинное сопереживание. Знакомя читателей с её стихотворной подборкой и несколькими рассказами, мы приглашаем к разговору о вечных ценностях, главная из которых, конечно, любовь.
ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ
Я тебе буду петь, чтоб согрелась душа,
Ведь разлука над нами невластна;
Осень бродит за дверью, листвою шурша,
Без тепла блекнут яркие краски.
Для тебя нарисую сады и луга
В пышном цвете под радугой ясной.
Пенье птиц разольется от трав к облакам,
И любовь будет ярко-прекрасной.
За тебя я молюсь, Ангел Святый с тобой.
Пусть сомненья тебя не изгложат.
Защитит пусть любовь моя, милый, родной,
И Господь в каждый вдох твой поможет.
Я тебе буду петь, чтоб согрелась душа,
Ведь разлука над нами невластна.
Пахнет медом листва, и колосья шуршат,
Счастье осенью ярко-прекрасно.
ПЕСНЯ
Я далеко уехал,
Тебя не звал с собою.
Признаться, я забыл, что ты на свете есть.
Душа ждала потехи,
Игры с судьбой, с любовью,
Да, мне хотелось многих, и их не перечесть.
Ты знаешь, там кубинка
Так танцевала сальсу
В красивом красном платье и низким декольте,
Она – торговка с рынка,
И незнакома с вальсом,
И по ночам танцует в портовом варьете.
Она так целовала,
Так страстно, так игриво,
Я был рабом навеки ее горячих губ.
В руках моих стонала,
Мантилью надевала
и часто имя Божье произносила вслух.
А ты молилась кротко,
Меня хранить старалась,
И темной ночью четки
Стучались и шептались.
Ты за меня просила
В молитвах ежечасно,
В обмен судьбе сдавала
Свое большое счастье.
Потом я ехал в горы
И снова – ни словечка,
Ни слова, ни полслова тебе не говорил.
Мужские разговоры,
Журчанье горной речки,
Я о тебе не думал и не благодарил.
Ты не была любовью,
Надеждой не манила,
И Веры не вручала на каждый новый день.
Вдруг ты ушла тропою,
Дождем следы залила,
И скрылась в облаках твоя немая тень…
А ты молилась кротко,
Меня хранить старалась,
И темной ночью четки
Стучались и шептались.
Ты за меня просила
В молитвах ежечасно,
В обмен судьбе сдавала
Свое большое счастье.
А В НОЯБРЕ ТО ДОЖДЬ, ТО СНЕГ…
А в ноябре то дождь, то снег…
И ветер гонит птиц все дальше,
И в пухлых тучах на ночлег
Спешит луна зарыться раньше.
Вы мне сказали, я должна
Теперь забыть Вас безвозвратно,
Что Ваша речь была хмельна,
Я понимала Вас превратно.
Что Вам претит быть рядом с той,
Чья преданность – обман, лукавство,
Что Вы прельстились красотой,
Не зная подлого коварства.
Я вышла в сад, в густую тьму,
Манто не греет в этот вечер,
О Божий мир, ну почему
В своей жестокости ты вечен?!
Мой милый друг, как Вы слепы!
Поверили Вы сплетням ложным!
Уста мои теперь немы,
Разубеждать Вас невозможно.
Своим сиротством заплачу
За счастья дни, любви причуды,
Забуду все, о чем смолчу…
Лишь Вас, мой друг, я не забуду…
Снег налетел, рассыпал бисер,
Ворона крикнула, хрипя…
Холодный вечер грустных мыслей…
Безлунный вечер ноября…
БЕЗ СТУКА ВЕЧЕР ВХОДИТ В ДОМ…
Без стука вечер входит в дом,
Ночь поджидая у камина,
А за окном бормочет гром,
Кидая молний паутины.
Дождь зашуршал по старой крыше,
Свернулась кошка у огня,
И шепот твой почти неслышный
Уже околдовал меня.
Твой поцелуй сбежал с ладоней,
Взлетая птицей к небесам,
И разум в сладкой неге тонет,
И вздох плывет по волосам.
Притихнут свечи в пышных платьях,
Дождь смоет молний ярких свет…
И я усну в твоих объятьях
На тысячу счастливых лет…
АХ, МАМЕНЬКА-МАМА…
Ах, маменька-мама
Ты с солнцем вставала,
Пред образами молитвы читала…
Ах, маменька-мама
Вставала так рано
И в печеньке белой пекла хлеб румяный.
Ах, маменька-мама,
Где рук твоих крылья,
Когда мы ошиблись, а руки накрыли,
Ах, маменька-мама,
Ты нас целовала, молитвой спасала,
Любовью держала.
Ах, маменька-мама,
Ты там, где зарницы,
Где синие птицы летят из тумана…
Ах, маменька-мама,
Ты в стае той – птица…
И прячутся слезы в морщинках и шрамах.
ПО БЕЛОЙ СКАТЕРТИ БЕЖИТ ПРОЗРАЧНЫЙ ЛУЧ…
По белой скатерти бежит прозрачный луч,
И аромат пьянит от выпечки и чая,
И, провожая Вас, любезный, в дальний путь,
Я не признаюсь, что по Вам скучаю.
Я не признаюсь, как грустно мне без Вас,
Как в теплый день я не могу согреться,
И что за Вас тревога так сильна подчас,
Что неизвестность мучает и разрывает сердце.
Я не признаюсь Вам, что в дневнике храню
Цветок лилейника, что Вы сорвали с клумбы,
Вы не узнаете, как я в душе таю
Те несколько минут, когда мы танцевали румбу.
Над белой скатертью кружится стрекоза,
Бегут часы, не ведая печали…
Вы долго-долго мне смотрите в глаза…
Я в майсенском фарфоре подаю Вам чаю…
В АЛЛЕЕ ТИХО…
В аллее тихо, пахнет мятой
От скошенной вокруг травы,
И, спрятавшись от чьих-то взглядов,
Скамья скучает у тропы.
Княжна в томленьи, зрит с надеждой,
Что милый друг сейчас придет,
И поцелуй готов уж нежный
Сорваться с губ ее вот-вот.
Она мечтает, как обнимет,
Как ласкою зальет его,
Как голову он запрокинет
От чувства счастья своего…
Княжна вздыхает, день был душным,
Ромашка падает из рук…
И тают в сердце простодушном
Слова, не сказанные вслух.
ЯНВАРЬ ЗАБЛУДИЛСЯ ПОД КАПЛИ ДОЖДЯ…
Январь заблудился под капли дождя,
Под шорохи ветра и шепот деревьев,
Бежала вода, как в апреле, журча,
И слышались птиц одинокие трели.
Карета подъехала, вышла княжна,
Стянула перчатку, поправила локон,
– Прощайте, мой князь, – прошептала она, –
Без Вас или с Вами – я все ж одинока.
Друзья, карнавалы, охота, игра…
Меня полюбить Вы, увы, не спешили,
И матерью стать не настала пора…
Любимый мой князь, Вы меня погубили!
А здесь, в этом храме, за белой стеной
Я буду молиться за Вас непрестанно.
Я стану навеки для Вас лишь сестрой,
Любовь не нужна Вам, Богом мне данная.
Княжна обернулась на храм за спиной:
– Теперь он – мой дом, я – невеста Христова…
И сыпал дождем тот январь, как весной…
Князь плакал в карете до самого дома…
ПОТАНЦУЕМ, ЛИСТОПАД МОЙ, ПОТАНЦУЕМ…
Потанцуем, листопад мой, потанцуем,
Лист кленовый в локонах горит,
Сквозь дождя серебряные струи
Солнца луч алмазами искрит.
Потанцуем, листопад мой, потанцуем,
Летний шейк мы сменим на дансо́н[1],
Чтоб на миг отдаться поцелуям
И забыть разлуки долгий сон.
Потанцуем, листопад мой, потанцуем
Под круженье листьев золотых,
Напророчим счастье, наколдуем
До прихода холодов седых.
Потанцуем, листопад мой, потанцуем…
Лист кленовый с локонов летит,
Кружит золото и нежным поцелуем
Тает в воздухе чарующий мотив.
В ПРОЗРАЧНЫХ ЛУЖАХ ЛЕТНЕГО ДОЖДЯ…
В прозрачных лужах летнего дождя
Сверкает небо ясной бирюзою.
Дождинки сбрасывает ветер, проходя
У стройных сосен под седой горою.
Уткнувшись в гриву верного коня,
Стоял сокольничий из княжеского дома.
Его невеста вот уже три дня
Как замуж выдана за герцога чужого.
Ни коготь кречета, ни соколиный клюв
Не делали так больно никогда доселе,
А сердце помнит нежное «люблю»,
И не зальет его дурманящее зелье…
…В краях далеких бывшая княжна
Роняет слезы на шелка и злато…
И, перстень с соколом[2] целуя у окна,
Хранит любовь, что канула, но свята…
В ПРОХЛАДНОЙ БЛИЗОСТИ У ВОДОПАДА…
В прохладной близости у водопада,
Где завораживает шум воды,
Где мрамор скал стоит армадой
Средь зелени сосновой красоты,
Стояли Вы в раздумьях и сомненьях
О том, как долго может жить любовь,
И есть ли у разлуки утешенье,
И почему так часто подступает боль.
Шумит поток, рассеивая брызги,
Рождая радуги над пенною водой,
И корни сосен над потоком свисли,
Как будто воду пробуют ногой.
Не может быть! Любовь не бесконечна!
Разлука может выдумать мечты,
Чтоб постоянно радовать сердечко,
И в том обмане помыслы чисты.
Над водопадом гриф парит высоко,
И тень его над скалами скользит,
И зорким оком видит он далеко,
И солнце его перья золотит.
В своей судьбе Вы все определили:
Менять да строить молодость должна…
Быть может, чистым сердцем не любили,
И верность чувствам вовсе не нужна.
Шумит поток, в камнях танцуя танго,
Песок и гравий поднимая с дна,
И гриф кружит над ним, снижаясь плавно,
И бурная вода так холодна…
И древний дух тех скал и водопада
Обнимет Вас, вдохнет в Вас свет любви…
А больше ничего Вам и не надо,
Лишь только б свет тот не погас внутри.
ГОРИЗОНТ ЛЮБВИ
(Горизонт всегда ускользает от идущего к нему…)
– Итак, подводим итоги ТЕРРА-195… Модель 1463/5, «Лилия, тип Майская». Запускается в эксплуатацию на замену предыдущему образцу с именем «Астра, тип Январева».
– Проводники?
– Готовы. Будут сопровождать объект для подтверждения так называемой биографии. И покинут его, как всегда, согласно п.9.7. настоящего регламента.
– Срок действия объекта? И дата ввода?
– В данную конструкцию заложен максимальный срок – 100 лет. Этот срок может сокращаться от взаимодействия с патогенными организмами, усиленной физической нагрузки, эмоционального выгорания, а также механического воздействия, влекущего вывод из эксплуатации. Планируемая дата ввода – сразу же после приемки представленной модели высокой Коллегией ТЕРРА-195.
– Дополнительные свойства организма?
– В нынешнюю модель добавлен некоторый набор заболеваний, который не учитывался в предыдущей модели «Астра». Это – аллергия, артрит, – для подтверждения выявления влияния на продолжительность земной жизни, на характер и поступки. Добавлены физиологический «чип» – склонность к полноте, – также, для подтверждения влияния на характер, и психологический «чип» – чувствительность, сопереживание, для выявления предела возможного существования в заявленных условиях.
– Еще различия с предыдущей моделью? Наклонности характера? Образованность? Творчество?
– По сравнению с моделью «Астра», изменения сделаны только лишь в сфере «творчество». В данной модели вместо «живописи» заложена «поэзия».
– Каковы границы памяти новой модели?
– На этапе ввода объект будет жить настоящим. О своем детстве воспоминаний не имеет. Проводники для окружающих будут считаться родителями. Покинут объект, как уже говорилось, в п.9.7 регламента. Последующее же время пребывания будет зависеть от действий самой модели 1463/5. Но наше ведение модели и необходимая корректировка будут на постоянной основе. События предыдущей модели для «Лилии» будут неведомы.
– Средства курирования?
– Посредством основного чипа – постоянно, через глазные отверстия. И чипа аварийной ситуации – в коре головного мозга.
– Какой вывод модели из эксплуатации предусмотрен при чрезвычайной ситуации?
– Самопожертвование. Но это в экстренной ситуации. Если сбор информации моделью будет идти планомерно и без вмешательств посторонних лиц, то и завершающая стадия эксплуатации произойдет по плану, указанному в п.12.4. И после – возвращение сюда, на обработку собранных данных…
Лия Павловна проснулась, как всегда, рано. Она слушала жизнь за окном и вставать с постели не спешила. Вот уже страшно сказать, сколько лет, уже немолода, и уже накопились воспоминания, которыми хотелось с кем-нибудь и поделиться… Но начать увековечивать прожитую жизнь постоянно откладывала…
Странно, но Лия не помнила своего детства. Никаких воспоминаний не возникало, глядя на старые детские снимки, где она еще совсем малышка. Она никак не могла узнать себя в этом безликом и бесполом существе. Настоящий пупс! Так она думала, глядя на эту фотографию. Своих родителей она тоже не помнила. Они были альпинистами. В один из своих восхождений их унесла лавина. Нет, остались фотографии, где мама и папа стоят вместе на фоне гор. Одинаковые голубые костюмы. И очень похожие друг на друга лица. Но совместное проживание и общение как-то стерлось из памяти. Врачи сказали, что так бывает из-за перенесенного стресса…
Когда-то Лия прочитала в газете статью о том, что надо постоянно тренировать свой мозг, память, мышление. Особенно в почтенном возрасте. Чтобы не выпасть из окружающей жизни и уметь принимать постоянно появляющееся новое. А тренировать хорошо с помощью воспоминаний или обсуждений каких-то тем со знакомыми. За отсутствием собеседников, можно рассказывать все это невидимому слушателю. «Ха, – подумала она тогда, – так можно разговаривать с самим собой и договориться до дурдома! Вот еще глупости какие! Чего только не прочитаешь в теперешних газетах?!»
Сейчас она лежала и задавала вопросы, казалось бы, самой себе. И не понять, размышляла она вслух или все же мысленно…
Что ждет меня там, где я буду смотреть на этот мир с другого ракурса? Как я увижу, почувствую эту грань, разделяющую на «до» и «после»? Неужели я не буду сожалеть о том, что у меня есть здесь и сейчас? А как же вот этот щебет птиц? И вот тот самый воробей с растрепанным хвостиком на краю оконной рамы, он все же доверился мне и теперь берет крошки с руки. Как же без этого легкого прикосновения его, таких маленьких, славных перышек?! Непонятно как-то… Вспомнились недавно написанные ею строки:
Откинув занавес из дождя,
Проснулся день с ароматом лилий.
В кормушке возятся три воробья,
Зерно разбрасывая из-под крыльев.
Лия перевела взгляд на стену. На ней сплошь и рядом висели часы разных размеров и видов. Часы показывали почти шесть утра… Надо бы встать, заварить чаю и подарить себя хоть на несколько минут легким объятиям теплого ветерка на веранде…
Она села на кровати и тут же поняла, что сделала это слишком резко. Голова закружилась, и руки автоматически схватились за откинутое одеяло.
«Все забываешь, что не 16?! Нет, шалишь, – подумала она, –мне еще рано собираться в невозвратную даль».
Она встала на лежащий рядом коврик.
«Волшебная мягкость! Спасибо тебе, Наташенька, девочка славная. Подумала же о моих старых ходулях! Ох, деточка…»
Чип с памятью на артроз действует, согласно программе. Ожидаемые действия модели 1463/5 не устраняют действия чипа. Подтверждено сканированием.
Лия вспоминала Наташу всякий раз, становясь на этот небольшой коврик. Они познакомились летним днем в парке. Лия ходила босиком по гальке возле одинокой скамьи. Она сама назначила себе такой массаж стоп. Полезность этого вычитала где-то в Интернете. Случайно об этом вспомнилось, вот и решила сразу же это сделать. И теперь это уже вошло в привычку. А у Наташи была легкая пробежка в один из таких редких дней отдыха. Как-то сразу получился разговор. И, несмотря на большую разницу в возрасте, обеим было интересно друг с другом…
Лия стояла на ковре, стараясь не думать о ногах. Но не обращать внимания на них все же не получалось – ноги болели. Колени выкручивала неведомая сила. Круговыми движениями Лия поглаживала колени, потом выпрямлялась, делала махи руками и повторяла все снова. Стало чуть легче. Она улыбнулась и сказала вслух:
– Ну вот, а то хромать вздумала! С утра-то! Эх, ноженьки мои, вам еще сегодня ходить и ходить…
Завтрак, как всегда, был неспешным. Она подставляла лицо легкому, свежему ветерку и улыбалась. Боже, как быстро летит время! Особенно, когда оно прекрасно и неповторимо. Но и в это время можно вернуться. Ненадолго. Воспоминания всегда рядом. Стоит только потянуть за нужную деталь… Легкий ветерок обнимал ее всю, и она потянула за эту нужную деталь…
Модель 1463/5 извлекла файл 12 из папки 9. Фиксируются чувства с учетом прошедшего времени. Производится запись вибраций. Радужность ауры выводится на центральный пульт.
Егор обнимал ее за плечи и шептал на ушко, что она невероятная красавица. Потом он отстранялся и сразу же робел от ее взгляда. Лия же, видя его робость, кокетничала, а серьезным тоном говорила, что ей цыганка нагадала быть женою адмирала. В тот день ее роскошными локонами играл озорной ветер, и парень поклялся, что, даже умирая, он будет помнить эти ее локоны, ее синие глаза и ямочки на щечках. А она запрокидывала голову назад и смеялась:
– А ты стань адмиралом… И ты будешь видеть эти локоны постоянно…
– А я стану адмиралом. Обязательно стану.
– И ты влюбишься в зеленые глаза.
– Почему это? Почему зеленые?
– Потому что у русалок зеленые глаза.
– А я люблю синие глаза. Глаза цвета моря.
Поборов смущение, Лия опять взвилась и засмеялась:
– Да у тебя же имя совсем не адмиральское, да и фамилия такая простая, – кокетничала она и опять проворно увернулась от его поцелуя.
– Да, фамилия и имя самые простые. Но, поверь, ты будешь гордиться этой фамилией. Слово будущего адмирала Егора Иванова!..
…И она гордилась этой фамилией! Она стояла на торжественной церемонии прощания с погибшим экипажем подводной лодки. Она не видела никого. Хотя на причале было много народу. Казалось, что черный цвет шинелей закрыл собой весь свет. Она почти не слышала прощальные речи. Слезы застилали глаза. А потом в темной комнате она писала ему стихи. Словно хотела сказать то, что не успела:
Мне будет сниться море и темная подлодка,
Как заливает пирс прибрежная волна,
Как ты идешь ко мне уверенной походкой…
И тихо плачет мама у темного окна.
Она разговаривала с ним стихами и плакала. А потом засыпала. И ей снился Егор… И она снова становилась счастливой. Так вот и получилось, что чувства и мысли отражались в поэтических строчках…
Модель 1463/5 испытывает сильное эмоциональное потрясение! Необходим курс лунной терапии через внешние батареи приема энергии. На все время ночного отдыха. До устранения разрушающих симптомов!
Егорушка! Милый, любимый Егорушка! Тебя забрали русалки? Пусть так, пусть русалки, лишь бы это не конец…
После небольшого завтрака Лия вышла в сад – на ежедневный утренний обход. Это был уже ритуал, выработанный за многие годы. Она ходила среди цветов и кустов и отмечала, где и что надо будет сделать в течение дня. Сухие листья она тут же обрывала и складывала в карман. Это был специальный большой карман. На лямках. Изнутри выстланный водонепроницаемой тканью. Удобная вещь, сделанная своими руками.
– Доброго утреца, соседка! Че ни свет ни заря в саду-то? Бессонница, что ли? – Сосед был явно рад, увидев Лию.
– Доброе утро, Иван. Погода нынче славная. Вот и хожу, любуюсь.
– Ты это… может, надо чего?
– Да нет, все хорошо.
– Может, починить чего? Радио-то работает?
– Работает.
– А замок больше не заедает?
– Не заедает.
– А кормушка больше не падает?
– Не падает. Сработано на славу.
– Так вот те, значит… хорошо все?
– Да, все хорошо.
– Ну, если что… так я это… завсегда…
– Спасибо, Иван, спасибо.
Он поворачивается к своему дому, махнув рукой Лие, и идет тихо, по пути поправляя нагнувшиеся ветки смородины.
Да, не щадит нас время, думает Лия, глядя на удаляющегося соседа. А ведь какой лихой мужик был! Сильный, красивый! За что бы ни взялся, все у него получалось как-то легко, словно играючи. Семья была – жена и дочь. Родители были крепкие. Да только словно сглазили мужика. Потерял всех в один год. Сначала жена ушла в секту каких-то свидетелей Иеговы. И дочь забрала. И пропали там обе. Сколько их ни искали – не нашли никаких следов. Мать не перенесла происшедшего – очень тосковала по внучке, и стаяла, как свечка. Ненадолго пережил ее и отец. Остановилось сердце. И с тех пор Иван жил один. Уж много лет все один. Какое-то время он ходил к Лие по-соседски. Что-то помогал по хозяйству, в разговорах отвлекался да выговаривался. А однажды завалился к ней в дом пьяным. Да учинил там страшное. Позже поговаривали, что это мужики его подзадорили да подзавели. Мол, нравится баба, так покажи, какой ты есть мужик. Чтоб шелковой была, по струнке ходила. А там, глядишь, и сама ластиться станет. Куда ей деваться-то после?!.. Вот он и припер Лию к стене всем телом. Он почти ничего не говорил. Рычал, хрипел, рвал на ней одежду. Только она тогда дала ему отпор и сопротивлялась всем его действиям так яростно, что казалось уже, что никто из них в этой схватке не выживет. Когда на Лие почти не осталось одежды, они встретились взглядом и Иван отшатнулся. Теперь он смотрел на истерзанную женщину, и до него понемногу стало доходить, что это он сотворил с ней весь этот ужас. Лия медленно осела на пол и потеряла сознание. Он схватил с дивана одеяло и, завернув в него Лию, выскочил из дома…
А потом он беспробудно пил. Пил все то время, что Лия пробыла в больнице. Когда стало известно, что Лия будет жить, он сгреб все бутылки, что были в доме, в мешок и поклялся больше никогда не брать в рот спиртного.
Чип перехватил угрозу для объекта. В переданной информации был представлен полный анализ внутренней и внешней деформации. Безошибочные действия Коллегии ТЕРРА-195 устранили нарушения в функционировании, и теперь модель 1463/5 приобретала тот должный вид, что соответствовал ее «легенде»…
Когда Лия вернулась после больницы домой, это была уже другая Лия. Никто не догадывался, с какой тайной вернулась она домой. Ведь все было, как прежде. Такой же старательный труд, такое же душевное веселье. Но с тех пор поселилась в душе боль – ей никогда теперь не стать мамой… Последний шанс растаял. А она-то надеялась, что у нее еще есть немного времени на естественное женское счастье.
Лия простила Ивана. Но остаться с ним не смогла.
Фиксируется всплеск положительных эмоций от зрительных рецепторов. Сканирование проведено. Просчитывается возможная угроза психоэмоционального фона. Пластины контроля спокойствия и равновесия выведены на уровень.
– Ой, Павловна, хорошо, что тебя встретила… – затараторила Надежда, ее бывшая сотрудница – вместе работали когда-то в библиотеке. – Посиди с моим, пока я вещи собираю, машина должна вот-вот прийти…
– Уговорила все-таки?
– Ох, уговорила. Знала б ты, чего мне это стоило!
– Догадываюсь. Хотя твоего Михаила понять можно.
– О, да ну что ты говоришь?! Все-таки медики в больнице лучше, они умнее.
– Да они сейчас везде одинаковые! В одно время взращенные да наученные. Не знают, как лечить, и все равно хотят содрать денег! И ведь последнее отберут!
– Ой, да ладно, не везде же такие нехристи!
– Нет, конечно, где-то есть доктора от Бога. Только нам они что-то не попадаются.
Надежда привела Лию в свой дом. Она посмотрела на мужа, улыбнулась ему и тут же убежала.
– Здравствуй, Михаил. Как чувствуешь? – Лия подошла к креслу Михаила и присела рядом.
– Здравствуй, Лия… Устал. Скорее бы все закончилось.
– Ты что это?! На тебя совсем не похоже…
– Похоже, не похоже… Сил нет смотреть, как Надюша себе жилы рвет! И ведь все это напрасно.
– Она не знает?
– Нет. Не смог сказать. Потому и согласился на больницу. Лучше там помереть. Чтоб не видела.
– Я тебя понимаю, Михаил. Сил тебе желаю, духа крепкого…
– Силы – это вам здесь будут нужны… А мне там… – Михаил показал глазами куда-то вверх, запнулся. – Что я там буду делать-то?!
Лия встала. Она совсем не хотела показывать, как у нее заныло сердце.
– Ты бы мне свою книжку дала, что ли, а? Все у тебя там такое… наше, красивое…
– Книжку? Ты про стихи никак?
– Ну…
– Конечно. Я передам с Надюшей. Или сама занесу, хорошо?
– Хорошо.
Михаил – невероятный труженик. Никогда не сидел без дела, все-то у него в руках становилось ладным и нужным. И никогда-то он ни на что не жаловался. Всем всегда был доволен. А если слышал чей-то недовольный тон, то говорил: «Не гневите Бога! Есть люди, коим в тысячу раз сложнее, а вы… Эх!» И вот теперь… Раз Михаил согласился поехать в больницу, значит, чувствует он себя совсем плохо. Когда-то врачи оставили Михаилу только год жизни. Но уже прошло три. И это, конечно, благодаря Надежде. Она всегда была сильной, неунывающей. Это ее старания и любовь продлили Михаилу жизнь…
Посадив Михаила в машину, Надежда повернулась к Лие:
– Я там останусь, сколько надо. Спасибо врачам, разрешили. Все-таки я рядом, все-таки уход…
Лия посмотрела на Михаила. Он явно этого не ожидал. Понимая, что Надежду ничто не остановит, он отвернулся к окну. И Лия поняла, что он плачет. Она обняла Надежду. В голове стучало. Постепенно до нее доходило, что та ей говорила. А Надежда вложила ключ от дома в ладонь Лии и торопливо продолжила:
– Ты только веранду не закрывай. Всюду искала, звала его. Где-то гуляет наш трехцветный котяра. Когда придет, покорми его. Изголодается, поди, за столько времени. Ты возьми его к себе, пока нас нет…
И машина повезла Надежду и Михаила в больницу…
Модель 1463/5 находится в повышенном эмоциональном состоянии: сжатие сосудов, усиленная нагрузка… Согласно рекомендациям, включаются действия по п.3.2.14.
Лия переехала сюда, на окраину города, почти 20 лет назад. Это уже не город, скорее пригород. Дома здесь, в основном, частные, с небольшим земельным наделом у каждого дома. Кто-то просто засеял земельное пространство травой и теперь подстригает образовавшийся газон. А кто-то сажает цветы, кустарники. Переехав сюда, Лия сразу же посадила по периметру небольшие кустарники гортензии и рододендронов. Уже позже по углам высадила полосатый дерен и скумпию. За это время дерен и скумпия заметно превзошли другие растения, что превзошло все ожидания. Ближе к дому росли розы и флоксы, гелениумы и хосты. Лия занималась своим небольшим садиком перед домом вдохновенно. Это помогало забыться, отвлечься от постигших ее тогда печалей и бед.
Всю жизнь она прожила в городе. И даже не представляла, что может произойти такого, чтобы переехать из центра куда-то далеко от цивилизации. Но случилось непредвиденное. Случился пожар в ее квартире. На то время судьба дала ей, по всей видимости, очередной шанс устроить свое женское счастье. Она познакомилась с Филиппом у друзей. Молодой человек был младше Лии на 19 лет. И только это обстоятельство не позволило событиям развиваться еще быстрее. Хотя на небесах, видимо, все было решено – их интерес друг к другу был взаимным и серьезным. Они могли разговаривать, кажется, сутками.
Модель 1463/5 сошла с вектора предлагаемой жизнедеятельности! На пульт приема информации поступают сообщения о нарушении сердечного ритма и вспышках эмоционального фона. При соблюдении разумного равновесия это не должно приводить к пагубным последствиям. Сканер фиксирует глубокое принятие заложенных создателями чувств. Это истончает биологический материал модели. Самостоятельное равновесие обрести не представляется возможным… Начать отсчет запрограммированной реконструкции…
Фил, а Лия звала его теперь именно так, увлеченно занимался историей. Он проводил много времени за чтением книг, искал разные материалы по букинистам и в различных фондах. И когда он рассказывал Лие очередной потрясающий исторический факт, она замирала от восторга. Фил был неподражаемо красив. И она таяла от мысли, что они с Филом очень похожи в восприятии исторических событий, в эмоциональной чувствительности всего происходящего. А Фил откровенно любовался ею. И, казалось, его ничуть не смущает такая заметная разница в возрасте. И с каждым днем Лия понимала, что эти доводы о возрасте, в сущности, такая ерунда!
– А ты знала, что на территории России первые города появились еще 4000 лет назад? – восторженно говорил Фил. – А человека разумного можно было встретить на территории нашей страны еще 50 тысяч лет назад! А Европа в это время почти полностью была покрыта льдом…
Лия улыбалась ему в ответ. Она это уже читала раньше, но услышать такой восторг из уст дорогого ей человека, да еще который так трепетно и восторженно к этому относится, – это несказанная радость.
– А знаешь, я горд тем, что русский.
– Да?
– Единственная сила, которая завоевывала Русь, – Золотая Орда. Но и они завоевали не всю Русь, не всю ее территорию. Единого княжества не было. Русские воевали меж собой. Вот и не все могли устоять. Но сам факт – мы, русские, непобедимы – как тебе, а?
– Замечательно, – улыбалась Лия…
– А Ленинград? Это единственный за всю историю город в мире, который выдержал такую многодневную осаду и не пал! Это… – Фил подбирал слова. – Потрясающе! Нет, не то слово… Это гордость, уважение…
«Славный, добрый, правильный мальчик, – думала Лия. – Я просто невозможно стара для него! Боже! Так не должно быть! Где-то же ходит Его девушка! Как же я не хочу разрушить его жизнь! Но я люблю его. И это надо признать. Самой себе врать смешно!»
…Филипп сделал предложение Лие неожиданно. Это был первый день лета. Погода была тихая и теплая. Они вышли из зоопарка и остановились у газетного киоска. За стеклом красовались репродукции с выставленных картин. Фил наклонился к витрине и прочитал:
– Астра Январева. «Лесная быль». И вот еще: «Птицы у озера». Ты видела такую красоту? Знаешь такую художницу? Очень притягательная манера письма…
– Нет, такой художницы не знаю. Но ты прав, это написано с чувством. С восторгом, с любовью. Потому и красота такая… Надо бы посмотреть на просторах Интернета ее картины. Если бы я была художницей, если бы умела рисовать, то вот это написано прям как моей душой…
– Птицы у нее, как живые… Как там. – Фил кивнул головой на зоопарк.
Они обсуждали увиденных птиц. Лия была в восторге от соколиной пары, и она с жаром говорила:
– Когда-то давно на Руси сокол очень ценился. Даже есть записи, что были случаи уплаты дани ордынцам именно соколами. Крылатый хищник высоко ценился и стоил очень дорого – как три чистокровных коня, представляешь? И вообще, когда хотели сделать какому-то человеку знатный подарок, то вручали сокола…
– Красивый обычай…
Фил остановился. Он взял обе руки Лии в свои и, прижав к своей груди, сказал:
– Выходи за меня. Я люблю тебя…
Лия вздрогнула, хотя давно знала, что когда-нибудь услышит это.
– Я не могу, – быстро заговорила она, – я не могу…
– Ты любишь другого?
– Нет, не в этом дело.
– А в чем?
– Понимаешь, я тебя намного старше… У меня мог быть такой сын…
– Сейчас ты скажешь, что я еще встречу девушку и мы поженимся.
– Да, именно это я и хочу сказать.
– Мне не нужна другая девушка.
– Фил, ты мне дорог, но я не могу ломать тебе жизнь…
– Ты ломаешь ее своим отказом. Я тебе неприятен?
– Ну что ты говоришь?!
– Так давай попробуем… Я хочу быть с тобой всегда, только с тобой…
И они стали жить вместе. Счастье казалось таким безграничным! И ему покорялось все – бытовые трудности, печали взаимоотношений с окружающими, финансовые качели… Фил настойчиво звал Лию узаконить их отношения. Но Лия смеялась и говорила, что любит его и без штампа в паспорте. Она была уверена, что они будут жить долго и счастливо. По-другому и быть не может…
Все изменилось в одночасье.
Лия уехала на похороны своей подруги Анны. Та долго скрывала, что серьезно больна. В последние полгода они общались только по телефону: у Анны находилось много разных причин для переноса их встреч. Теперь-то Лия точно знала, что подруга не хотела расстраивать ее. Лия пробыла у родителей Анны два дня. А за это время в их квартиру с Филиппом проникли нелюди. Филипп в это время находился там, в квартире. И позже следователь сказал, что есть все основания полагать, что смерть его была насильственной. Возможно, чтобы замести следы преступления, эти самые лиходеи подожгли квартиру, и она выгорела полностью.
Лия долго не могла поверить, что счастье кончилось. Она не стала заниматься ремонтом квартиры и продала ее почти за бесценок. На вырученные деньги купила небольшой домик на окраине. Подальше от места ужаса и горя. Но запах гари еще долго преследовал ее. В свободное время она возилась в своем маленьком садике, боясь остаться со своими печальными воспоминаниями наедине. Она изматывала себя физически, отчего ночные думы почти не тревожили ее.
Срочно! Модель 1463/5 необходимо переключить на позитивные волны! Физическая усталость, свойственная перенесенным перегрузкам, исчезнет, благодаря ночным успокаивающим волнам расслабления. Любые сновидения исключить! Постепенно стирать в памяти запах гари, несущий разрушение и боль. Только тонкие питающие вибрации космоса!
Потом само собой стали общаться с соседями. Чаще с Иваном и его семьей, как с ближними к ее участку…
Теплый летний день неспешно таял. Но вдруг внезапно стал душным и серым. Налетел ветер. Все предвещало скорый дождь.
Надо пойти посмотреть кота Надюшки, может, пришел, мается…
Уже упало несколько крупных капель на крыльцо, когда она услышала жалобное мяуканье.
– Кис-кис-кис, – позвала Лия, – где ты, маленький? Где ты, котик счастливой трехцветной окраски? Иди же скорее домой… Кис-кис-кис…
Кот медленно шел по дорожке к крыльцу. Увидев Лию, он положил передние лапы на ступеньку, долго на нее смотрел, нюхал воздух.
– Ну и долго ты будешь меня разглядывать, милое создание? – Она наклонилась и погладила его. – Веди, хозяин, показывай, где ужинать будешь, где у тебя любимое место в доме…
Похоже, кот понял, что говорила Лия. Он шел впереди, раза два останавливался и поглядывал на нее – мол, как ты там, не отстала? Они вошли на веранду, и Лия сразу же увидела и миску на полу, и приготовленный корм на тумбе.
Пока кот ел, Лия придвинула скамью к окну и смотрела на дождь, на мокнущие цветы, на качающиеся ветви девичьего винограда. Она думала о Михаиле и Надежде – наверное та уже догадалась… Как же ей сейчас тяжело! Не приведи Бог знать о скорой вечной разлуке с любимыми! Не так часто встречаются семейные пары, за которых радуется душа. Ведь это благодаря Надежде Лия живет здесь. Тогда, после пожара, это Надежда подсказала, что в их поселке продается новый домик. Небольшой, «с малюсеньким гектаром» земли, как смеялась она тогда. И всего через несколько домов от нее.
– Лия, дорогая моя, – говорила она тогда, – мы будем чаще видеться, ходить друг к другу в гости. Это же так здорово!
Надежда всегда была великой оптимисткой. Она с молодости слыла этакой «зажигалочкой». Она как-то легко и быстро оборачивала неприятность в небольшую оплошность и незаметно настраивала на позитив и правильные действия.
От этих мыслей Лию отвлек кот. Он уже терся о ее ноги, и Лия, наклонившись к нему, погладила его. Кот выгибал спину, урчал, а потом просто улегся у ног. Похоже, он доверился Лие. И это обстоятельство порадовало…
– Ну вот, дружок, – сказала она коту, взяв его на руки, – я побыла у тебя в гостях, а теперь пойдем-ка ко мне в гости. Мы возьмем твою мисочку и еду, так что тебе все будет привычным.
Кот урчал у нее под ухом, и Лия поняла, что он согласен.
Биологическое существо благотворно влияет на жизнедеятельность и эмоциональный фон модели 1463/5. Продолжать наблюдения и поддерживать положительные действия. Чип «аллергия» включен. Установить повышенный контроль для своевременного устранения поломки.
Следующий день начался так же, как и все предыдущие – с некоторыми размышлениями, воспоминаниями, потом легкой разминкой и завтраком. Все как всегда. Только в этот раз рядом присутствовала живая душа. И она, похоже, давно выспалась и хотела внимания. Поэтому свои утренние действия Лия комментировала и объясняла коту. Когда она совершала наклоны и повороты туловища, то говорила:
– Теперь без этих мероприятий уже не обойтись. Надо разбудить да раскачать свое тело. Это у тебя, милое создание, словно и костей-то нет. Все гибкое, легкое.
Кот, видимо, был согласен с ее доводами. Он переставал урчать и тихо следил за ее движениями. Она массировала икры и стопы ног, когда кот подошел и лег радом на полу. Она рассмеялась, когда увидела, как тот вылизывает свои лапки и тянет их вперед… Это так походило на подражание ей – этакая кошачья гимнастика…
– О, теперь у меня есть напарник для утренней гимнастики. И, наверное, не только… Правильно я думаю? – обращалась она к коту. – Почему у тебя нет имени, кот ты мой славный? Как так можно без имени, а? Не знаешь? Давай я буду звать тебя …. Васей. Согласен?
Кот замер. Но уже через мгновение издал какой-то непонятный звук, похожий на тихий рык, и отвернулся.
– А-а, похоже, что это имя тебе не нравится, так?
Взгляд упал на фантик, перевязанный ниткой. На фантике чернелись буквы «ДЮШЕ».
– А как тебе имя Дюшес? Или нет, ты будешь Дюша. Так же мягче, правда?
В ответ кот заурчал и прикрыл глаза.
Чип с памятью на артроз передает данные на успешное его действие. Прогрессирование болезни соответствует второй его стадии. Действия модели 1463/5 соответствуют норме поведения.
Чип на аллергию фиксирует повышение эозинофиллов в крови.
Часом позже Лия вместе с котом направились на прогулку по нижнему парку. Так называлось огороженное пространство у заросшего пруда. Вокруг немногих деревьев и самого пруда петляли тропинки. Они поднимались вверх по косогору и там останавливались – деревянные скамьи преграждали им путь. Здесь отдыхали приходящие в парк. Они смотрели на гладь пруда, восторгались созерцанием и пением птиц и в тихой дреме отдавались воспоминаниям.
Народу в это время было мало.
Лия села на скамью, а кот расположился чуть поодаль. От созерцания пейзажа Лию отвлек истошный женский крик. Она оглянулась на крик и, увидев женщину, метущуюся по берегу озера, поспешила к ней.
– Доня моя, доня! – кричала женщина. – Помогите! Помогите кто-нибудь! Доня-я-я!
Лия все поняла, еще не дойдя до метущейся женщины. Она только сбросила башмаки и, как была в одежде, бросилась в воду. На глади озера девочки уже не было. Лия ныряла несколько раз, но в темной воде ничего нельзя было рассмотреть. Она простирала руки под водой вперед, но только наталкивалась на кусты водорослей и затонувшие ветки. Когда в воде ее ноги коснулись чего-то мягкого, она нырнула и ухватила это рукой. Почти без сил Лия доплыла с девочкой до берега. Несчастная мать уже стояла по колено в воде и приняла дочку на руки. И уже почти через мгновение они увидели спешащих к ним людей в белых халатах…
Лию била дрожь. Стоявший рядом мужчина накинул на нее свой пиджак. Он открыл свой портфель и извлек оттуда коньяк в праздничной упаковке. Вытащив бутылку коньяка из коробки, он резким движением открыл ее и протянул Лие:
– Простите, бокала нет. Пейте из горла. Вам сейчас это просто необходимо.
– Что?
– Выпить коньяка. Сколько сможете. Пейте!
Лия покорно взяла бутылку в дрожащие руки. Но сразу же поняла, что бутылку ей не удержать. Это заметил и незнакомец. Он нежно прижал Лию к себе и поднес коньяк к ее губам. Лия пила, закрыв глаза. А когда открыла, то смогла только моргнуть и сразу же отключилась…
Незапрограммированные действия модели 1463/5 привели к необходимому дополнительному тестированию системы на устойчивость к перегрузкам, прогнозированию и моделированию дальнейшего поведения. По окончании тестирования ввести резервные силы в соответствии с п.10.2 настоящего Регламента.
Прошел почти месяц. За это время произошло два события: плохое и хорошее. Плохое – от слова Очень плохое, Очень горестное. В больнице умер Михаил. Надежда, по словам ее окружавших тогда людей, тоже стремилась уйти вместе с ним. Она стала похожа на тень. Этот мир ей стал ненужным. Без Михаила он был для нее чужим. Померкли краски, звуки исчезли. И ни в чем нет никаких смыслов… Слава Богу, отыскалась дальняя родня Михаила. Однажды она шумно нагрянула к Надежде и увезла ее к себе куда-то за Урал.
Второе событие – хорошее, нежданно радостное. У нее появился надежный друг. Семён. Тот, что поил ее коньяком тогда у пруда. Тот, кто потом каждый день ходил к ней в больницу. Тот, кто был с ней теперь всегда рядом. Она была счастлива невероятно. И это счастье было везде и во всем. Оно звенело музыкой и светилось солнцем. И опять она писала милые трогательные стихи:
Ты в кресле на веранде спишь,
И я ступать стараюсь тише,
Сегодня солнце льется с крыш,
И ласточки летают выше.
И будет завтрак на веранде,
И ветер тронет дикий хмель,
И закачается в лаванде
Упившийся нектаром шмель…
Модель 1463/5 нуждается в постоянной корректировке поведения. Исправлять вектор мыслей по траектории программы. Недопустим повтор поглощения модели биологическим объектом. В случае выхода из-под контроля Модели 1463/5, следует прибегнуть к устранению биологического объекта, согласно п.15.1.4 Регламента. В крайнем случае – возврат модели на ТЕРРУ-195, не допуская полного выгорания.
Вечер еще только вступал в свои права. Уже затихали звонкие голоса птиц. И солнце стояло ниже. Лия с Семёном сидели на теплом песке у пруда. Того самого, где когда-то познакомились. Как всегда, с ними был и кот Дюша. Он то ложился у ног Лии, то прятался за спину Семёна, то бродил почти у самой воды. Они обсуждали очередную поездку на выходные. На какое-то время кот исчез из их поля зрения. И вдруг раздался его душераздирающий крик. Они разом вскочили и увидели своего Дюшу, объятого пламенем. Он метался среди ног трех подвыпивших подростков. А те что-то кричали и пинали его. Семён схватил свой пиджак и бросился к коту. Он пытался сбить огонь. Пахло паленой шерстью. Но Дюша уже бился в предсмертных судорогах. Лия в ужасе смотрела на происходящее и не могла сдвинуться с места. Она видела, как Семён встал на колени и голыми руками бережно положил обгорелое тельце их Дюши на пиджак. Он старательно заворачивал Дюшу в него, поворачиваясь к Лие спиной, чтобы та не могла видеть его.
– За что?! – закричала она. – За что?
Она подбежала к одному из подвыпивших подростков и отвесила ему тумак.
– Вы – твари! Вы – нелюди! – Из глаз ее ручьем текли слезы.
Пьяная компания веселилась. Их очень забавляла эта маленькая женщина и ее слабые удары.
– Лия, не надо! Уходи! Уходи! – Семён бежал к ней. Он положил горестную ношу на скамейку и, спотыкаясь, спешил ей на помощь.
Компания обступила Семёна. Они не видели угрозы в Лие. Но в Семёне они почувствовали силу, от которой можно серьезно пострадать. Казалось, лезвие только раз блеснуло в заходящих лучах этого вечера, а потом слышались только тупые удары…
Лия увидела Семёна, лежащего на песке в какой-то неестественной позе. Она упала около него. Дрожащей рукой дотронулась до его плеча. Потянула к себе и… Кровавое пятно… Нет! Нет! Ты будешь жить! А эти…
Лия резко поднялась, схватив горсть песка.
– Куда? Ты куда? – попятился от нее один их нападавших.
– Вы не должны жить! Не должны!..
…Она так и упала с зажатым в кулаке песком. Один из троих подскочил к ней сзади, и то же самое смертельное лезвие несколько раз вонзилось в ее тело…
Срочно! Модель 1463/5 выведена из строя. Запуск резервных систем не дал позитивных результатов. Биологические объекты из окружения Модели Лилия устранены силами неопознанных биологических объектов. Принять меры по доставке Модели 1463/5 для обработки собранной информации.
Солнце уже почти скрылось за горизонтом. На берег тихо кралась прохлада. На песке лежал окровавленный мужчина. И чуть поодаль, на скамейке, в пиджаке – обгоревший труп кота, когда-то счастливой трехцветной окраски… Из кармана пиджака был виден листок с еще так и не прочитанным стихотворением Лии:
Когда-нибудь и я приду в тот сад желаний,
Под пенье райских птиц пройду вдоль цветника,
Волна щемящая моих воспоминаний
Меня накроет, не помяв цветка,
И понесет по листьям и травинкам,
Даруя запахи и сладость красоты,
Хрустальной россыпью покатятся росинки
С еще не воплотившейся мечты…
И в солнечных лучах тепло, безбрежно,
Нет струн души, оборванных в пути,
И нет здесь слов печальных и мятежных,
И нелюбовь вовек здесь не найти.
И я почувствую светящиеся звезды,
Внутри себя увижу ясный свет,
Где мир земной не сеет больше грозы,
И я пойму, что меня больше нет…
25.04.2024
Последняя дорога
Его везли на телеге. Как делали у них в таких случаях всегда. Мальчишкой он бегал босиком по этой дороге не раз. И казалась она ему тогда такой широкой, бесконечной. Но потом она быстро заканчивалась, – в силу молодого возраста и резвых ног, – и упиралась в кладбищенские ворота. Сейчас же телега ехала медленно. В весеннюю распутицу дороги размывало, и по деревне и окрестностям ездили на тракторах да на подводах. Запряженная в телегу лошадь тащила ее словно нехотя. Она часто поворачивала голову вбок, словно говоря: «Смотри, какая все же красота, запоминай. Свое старое родное село, свой родной дом. Ведь уже завтра все будет выглядеть иначе. Каждый день – он новый. И уже завтра все здесь будет выглядеть иначе, чем сегодня… Да и где ты будешь завтра…»
Павел не чувствовал ухабов, не чувствовал и тряски. Но видел, как идущая рядом женщина всякий раз вздрагивала, хваталась за крышку гроба и просила кого-то быть осторожней. Эта женщина – Настя, его юношеская любовь. Да нет, даже не юношеская, а самая что ни на есть настоящая. Та, которая единственная по жизни. Одна да на все годы. Правда, Насте он никогда о своей любви не говорил. Он вообще не любил такие разговоры. Так и говорил, что слова не смогут выразить его отношения. Правда, у него были слабые попытки написать Насте об этом в письме. Но ничего не получилось. Письма он так и не написал. И для себя решил, что природой ему это не дано. Мол, дела все покажут. Чего там из себя слова вытягивать?!
Сейчас глаза у Насти были заплаканы. Лицо осунулось. Когда-то веселые светлые кудряшки словно потускнели и спрятались под черным платком. А ведь она всегда была такая красавица!
– Эх, Павлуша, как же ты так? – шептала Настя, прикрывая рот рукой.
«А как так? – спрашивал Павел. Ему казалось, что Настя слышит его беззаботный голос. – Ты-то чего переживаешь? У тебя вон дом полной чашей, дети какие вымахали взрослые. Родители, дай им Бог здоровья, живые да крепкие. К осени и дом новый отстраивать закончите…»
– Эх, Павлуша, прости меня. Прости меня, глупую-ю… – Наста прижимала конец платка ко рту, словно хотела остановить им душившие ее рыдания.
– Ну, что ты Настёха! Вот дуреха. Плачет. По мне заплакала? Ну, не ожидал…
Павел шел рядом. Он трогал ее за рукав, гладил по голове. Да только Настя всего этого не чувствовала…
– Ты вроде всегда смеялась надо мной… Над кем теперь будешь посмеиваться-то, а? Да ладно, я не сержусь…
Настя остановилась, запрокинула голову, хватая воздух губами. Дед Кондрат натянул вожжи. Телега остановилась.
– Выпей воды, станет легче. – Старая Фомиха протянула ей пластиковую бутылочку.
– Легче?! Да нет, Фоминична, не станет.
– Станет, милая, станет. Это первое время ощущается нехватка, все ждется, что придет, что-то скажет… А время пройдет, и все сровняется….
– Эх, Павлуша, я так тебе и не призналась…
– Это ты про Мишку? – Фоминична тоже глотнула воды.
– Да, про сына его. Все независимой хотела быть, гордой, сильной.
– Думаешь, Павел не знал?
– Откель?!
«Да знал я, Настя, знал. Мишка весь в меня. Я его нутром чуял. Одна плоть и кровь!» – Павел заполошился. – А не говорил никогда, так тебя не хотел тревожить да разор в семью твою нести».
– А по мне, так все Павел знал. Кровь-то тянула его к Мишке. Как он с ним на рыбалку ходил! Помнишь, как собирались? Ни дать ни взять – отец да сын. Нет, думаю, знал Павел. А не говорил тебе – ты не хотела…
Дед Кондрат тронул вожжи:
– Ну что там, дальше?
– Да, потихонечку – кивнула Фоминична.
За околицей остановились опять. Дед Кондрат снял шапку и сказал:
– Смотри, Павел, сколь народу за тобой идут! Скольких ты в печаль-уныние вверг! Светлая ты моя голова! – Дед Кондрат засопел, потер лоб. – Вот с кем я теперь картоплю по осени копать буду?! А-а?! То-то и оно….
«Да ладно тебе, дед Кондрат, тоску нагонять! Кинешь клич, любой тебе поможет. Народ у нас добрый, отзывчивый. Сам знаешь… А то, что идут… сам удивляюсь…»
За околицей дорога плавно поворачивала вдоль поля. Снег давно сошел, и землю уже вовсю пахали. Кое-где над вспаханными бороздами поднимался пар – земля дышала. По бороздам ходили важно птицы, вытаскивая разбуженных весенними работами жучков и червей. Потом дорога резко поворачивала налево и спускалась вниз. В самом низком месте этого участка дорогу пересекал ручей. По бокам его росли высокие ели. Их мохнатые лапы закрывали от солнца дорогу и сам ручей. Оттого здесь всегда было сыро и прохладно. Сейчас же здесь хлюпала грязь. Ноги скользили, и движение печальной процессии затормозилось. Четверо крепких мужчин встали по обе стороны дороги, помогая идущим перейти это скользкое место. Одним из этих четверых был Семён. Рыжий, как морковка. В детстве его так и дразнили: морква, морковка. Они дружили с Павлом сызмальства. Вместе озорничали. Вместе и в армию пошли. Вместе вернулись. Да у одного девичьего двора столкнулись. И с той поры пошло у них соперничество. Если один говорил «белое», то другой просто не мог не сказать «черное». Уже и причина этого соперничества давно уехала в город, да и Семён уже второй раз женился, а все друг другу не уступали. Сейчас Семён поддерживал крепкими руками сельчан, что перебирались через грязь, и думал о Павле:
– Эх, Пашка, дернуло же тебя помереть! А ведь я давно хотел завалиться к тебе с бутылочкой да поговорить по душам. Да все вот что-то откладывал, все думал, успеется. Ан нет, опоздал…
«Да и я тоже, Семён, морква ты моя рыжая, жалею, что не сидели мы с тобой на закате и не говорили по душам, как в юности, не доверялись мыслями, как в детстве».
– А ведь я все хотел спросить тебя, друг Пашка, как это ты так живешь-можешь, чтоб только одну бабу и любить всю жизнь?! Разве такое возможно? И чтоб без какой-то там серой мыслишки?! Да теперь вот и не спросишь…
«Возможно, Семён, возможно. Когда баба эта – часть тебя самого. Она только подумать успевает, а ты уж знаешь, что она скажет. Она еще позвать тебя на помощь не успела, а ты уж рядом, сердцем почувствовал – необходим».
Семён посмотрел вперед. Там среди женщин шла и его вторая жена Нина. Она оглянулась, словно почувствовала взгляд Семёна, и остановилась. Взглядом спрашивала: «Что? Что такое? Что случилось?». Он мотнул головой. Все нормально. Это я так, посмотреть, как ты… Нина улыбнулась и пошла дальше.
Телега заскрипела, делая поворот направо. И дорога поползла вверх. Теперь, медленно поднимаясь, можно было увидеть внизу родное село. И родной дом. Он казался таким маленьким. Сиротливо спрятавшись меж двух больших яблонь.
«Крышу-то можно было бы и перекрыть железом заново. Да теперь уж все равно… А вот, кажется, слышу, нет, действительно слышу и вижу, все так же стучат еловые шишки настенных ходиков. Непривычно тихо что-то в доме. Хотя вот шорох. Кто-то пришел?..
Дверь открылась медленно. В дверях стоял Олег, муж Насти. Он несколько в подпитии – помянул немного, как полагается. Прошел внутрь, огляделся. Увидев фотографию Павла на комоде у окна, взял ее в руки:
– Ну вот, Павел, ты больше не с нами. Как странно устроена жизнь! Самый жизнелюбивый и самым первым стал мертвым. Усмешка судьбы? Теперь ты не будешь мешать мне. Ты не будешь стоять между мной и Настей. И рядом стоять не будешь. Тебя больше нет.
«Да я и раньше вам не мешал. Настя смеялась надо мной».
– Мешал! Еще как мешал! Она смеялась над тобой. Потому что не хотела показаться слабой. Слабых же всегда обижают. Защищалась она так! Понимаешь?
«Да она тебя ставила всем в пример!»
– Я полюбил Настю и живу для нее.
«Я тоже ее любил…»
– Любил? Что же замуж не позвал?.. А она ждала, тебя любила и ждала.
«Если бы меня любила, за тебя бы не пошла!»
– Ну и дурак же ты, Павел! Всем помогал. На любой зов отзывался. Себе в ущерб да убыток, бывало. А самого дорогого человека не понял.
«Сыновья у вас. Живете мирно…»
– Сыновья у нас. Не мои, но наши. Мишка – твой сын. Нет, мой сын. И Тимка – сын моей двоюродной сестры. Умерла она родами. И муж ее – Петро, не пережил этого. Вот и Тимка стал мне сын.
Ветер подвинул занавеску на раскрытом окне. И с подоконника на пол упала шпилька с прикрепленной на ней пластиковой бабочкой.
– Ты не знал, небось. А знал бы, что тогда? – Олег поднял с пола шпильку. – Настина шпилька. Знать не хочу, как она у тебя оказалась. Но тебе не оставлю…
Олег зажал шпильку в кулаке и вышел…
Непривычная легкость удивляла. Как это странно, быть еще мгновение назад в доме и вдруг опять оказаться у телеги, со всеми вместе… Понимание других стало таким простым и понятным. Легко читались мысли, и не удивляли вновь появлявшиеся пережитые когда-то события. И это понимание стало откровением. Кабы знать это можно было раньше!
Настя! Не успел подумать, как сразу оказался около нее. Вот так бы всегда. А то стоишь, ждешь, выглядываешь из-за угла дома. А она идет вся такая легкая, светлая! Идет, улыбается. А потом поравняется с местом, где прячусь, остановится, резко обернется и, никого не увидев, будет удивляться…
Павел смотрит на Настю. Она идет на него, а его не видит! Он улыбается ей, корчит смешные рожицы. Она же всегда смеялась, когда он так делал. И всегда говорила, что страна потеряла большого клоуна. Но теперь она не смеется. А ему так хочется, чтобы она улыбнулась!
Вот теперь бы вернуть время назад. Вот теперь-то он знает это важное в жизни. Вот теперь было бы все иначе…
Рядом с Настей медленно семенит баба Маня. Она маленького роста. Годы согнули ее спину. Тело ее почти высохло. Но глаза всегда ясные, притягательные. Несмотря на преклонные годы, баба Маня сохранила ясность ума и хорошую речь. В руках она держит незажженные свечи. Павел слышит их разговор:
– Тебя тогда же не было в деревне, ты в городе была. А Мишка твой, сорванец этакий, к нам пришел. Вернее, забрался тайком в наш чулан. Он все давно хотел у мово деда всякие его рыбацкие да охотничьи приспособы посмотреть. Так вот, капкан смотрел, да в капкан тот и попал. Левую руку-то помнишь в бинтах? Я на крик-то Мишки выбежала, а капкан снять не могу. Сама плачу. А Мишка увидел, что плачу, сам перестал реветь да меня успокаивает. И вдруг дверь – хрясь! – распахивается, и стоит Павел. Рука, говорит, разболелась, нет мочи. Ну, увидел нас, все сделал, помог. Мы тебе тогда правды-то не сказали.…
– Как же так, баба Маня? И не сказали…
– Павел тебя оберегал. А я тогда все и смикитила, милая…
– Ты о чем это?
– Не бойся, никому я ничего про свои догадки-то не говорила. Раз вы оба молчите, чего ж я языком буду молоть?! Это знаешь, как говорила когда-то бабка Маремьяна, коль ребенок режет палец, то мать чувствует боль на своем пальце. Вот и у Павла рука болела. Та же, что и у Мишки, левая. Да только ни ссадин, ни ушибов на ней не было… Вот как прознал, что беда с Мишкой?! Кровь подсказала, милая ты моя…
«Ай, да ты моя дорогая баба Маня! Святая ты женщина! А ведь и виду не подала, что все поняла! Сколько ж в тебе доброты, светоч ты наш драгоценный!»
Из деревни кладбища не видно. Оно спряталось высоко на горе в лесу. Среди светлых берез и порослей барвинка с голубыми цветами. Последняя дорога идет из деревни на кладбище, постоянно петляя. Словно давая возможность усопшему последний раз посмотреть на родные места со всех сторон.
Вот уже за деревьями видны кладбищенские ворота. И чистые ряды небольших холмиков в искусственных цветах, полинявших за зиму.
Павел стоял у ворот. Кажется, не сдвинься он с места, и траурная процессия на кладбище не войдет. Но вдруг он замечает: у всех могил стоят люди. Они приветливо смотрят на него. Он долго их разглядывает, молчит. Вот я и дома. Или еще нет?! А весна-то в этом году поздняя. Еще немного, и все вокруг зазеленеет. А там, глядишь, зацветет черемуха. Настя так любит ее аромат!
Настя!
Павел оглядывается. Все стоят у свежего холмика. Горят свечи, принесенные бабкой Маней. Он видит свою фотографию с черной ленточкой наискосок. Сквозь толпу пробирается Михаил. У него в руках цветы. Он ездил за ними в город. Михаил вкладывает букет в дрожащие руки Насти:
– Мам, ты просила. Для папы.
Молох
Инга смотрела в окно и любовалась первым снегом. Редко выпадают такие минуты, когда в рабочее время можно спокойно смотреть в окно и наслаждаться тихим парением снежных хлопьев. Она работала в одном из Комитетов города, и потому лирические отступления от бумажной рутины были настоящим подарком. Как и другие комитеты города, это своеобразное место работы координировало работу мегаполиса по своему профилю, стараясь сделать город красивым и благоустроенным. Горожане не всегда подобающе оценивали работу этого государственного учреждения, и отчасти поэтому руководство здесь менялось быстро, не успев как следует насладиться властью и сотворить что-то памятное о своем пребывании в этой власти. Руководящие должности, как правило, занимают люди не столько знающие и квалифицированные, сколько умеющие ладить с вышестоящим начальством и не забывающие благодарить это самое вышестоящее начальство. Каждый раз, когда к ним устраивали на работу очередного «своего человечка», Ингу передергивало. Этот новый человечек всегда оказывался с невероятным самомнением. Он привносил в работу ту самую нервозность, которая не терпит чьего-либо авторитета и опыта. Но противоречить или высказывать свое мнение – это все равно, что плевать против ветра. И безработным можно оказаться в два счета. А к этому, конечно же, здесь никто не стремился. Обсуждать поставленные руководством задачи между сотрудниками не принято. Каждый отвечает за свой участочек в большом государственном деле. И дай Бог, чтобы не задеть чьих-то интересов, чтобы не получить очередную подставу или наушничество. Поэтому каждый старается карабкаться по служебной лестнице за своим материальным обеспечением, не особо оглядываясь на окружение. В конце концов, это всего лишь сотрудники по работе, с которыми вынужден общаться восемь часов рабочего времени… Поэтому настоящих дружеских отношений здесь как-то не зарождается. Нет благоприятной почвы.
Инга пришла работать в Комитет более десяти лет назад. За это время руководство менялось неоднократно. И каждый новый начальник всегда оказывался хуже предыдущего. Это уж такая непреложная догма!
Когда ей рассказали о выражении недовольства в действии отца одного из их руководителей, Инга уже не удивлялась. Зашел как-то этот папаша в один из кабинетов своего учреждения и увидел, что окна после зимы еще не вымыты. А немыты потому, что на улице еще холодно, да и договор на помывку окон еще не заключен – рано, ну и погода всегда устраивает свои сюрпризы. И что сделал этот руководитель, как думается? А он схватил ближайший табурет, да и запустил им в это самое окно. Стекла вдребезги, рама покорежена, все сотрудники в шоке. А он со словами: «Теперь-то окна будут чистыми» вышел. И вот ведь удивительная штука: кого будет ругать народ в этой ситуации? Этого самого начальника-самодура? Вовсе нет. А ругать будут вышестоящее начальство, власть. Мол, как допустили, как позволили? Вот отчего так? Удивительно!
Зазвонил телефон – воспоминания, лирическое отступление закончены.
– Инга Яновна, вызовите уборщицу в 719-й кабинет. Со всеми ее принадлежностями…
– Что случилось?
– Голованова чашку разбила.
– Вот уж послал Бог сотрудницу, – ворчит Инга, – сегодня чашку разбила. Вчера сахар рассыпала. В понедельник кофе разлила. Вот и ходи за этими чиновниками, как нянька. Сама, что ли, не может убрать за собой?!
– Не скрепи, Яновна, такая наша работа.
– Неужели ей самой не стыдно?! Другая бы тихонько собрала осколки да в урну сложила. Они что, все считают, раз есть уборщица, так должна за ними ходить и подтирать?
– Не ворчи, не ворчи, пошли кого-нибудь из своих…
– Да некого посылать-то! Рабочий день моих барышень закончился.
– Ну, значит, сама иди…
– Ну, значит, сама…
Инга вернулась в свой кабинет и снова принялась за оформление документов. К чему придумали этот электронный документооборот?! Экономить бумагу, которой в стране не хватает?! Так с этим новшеством бумаги идет еще больше… Расписанные начальником документы каждый исполнитель себе распечатает. И не раз. Потому что править и вносить изменения привычнее на бумажном экземпляре…
Через какое-то время к столу Инги подошла сотрудница Клавдия Ивановна. Они сидят с ней в одном кабинете. Но из-за большого количества шкафов для документации они практически друг друга не видят и о присутствии друг друга догадываются по телефонным звонкам и нечастым шорохам.
– Нет, как тебе нравится, поговаривают, что у нас опять будет новый начальник! Сколько можно?!
– Да уж, не успеешь привыкнуть к форме правления одного, как его уже сменяет другой!
Не успели это проговорить, как вошел Владимир Иванович – начальник их отдела. Он выглядел хмуро, но стараясь улыбнуться, сказал почти беззаботно:
– Ну, что же… я здесь уже заканчиваю трудиться… И придет к вам новый начальник…
– Как же так?! – вскинулась Клавдия Ивановна. – Если вы уйдете, я уйду вслед за вами! Мне другого начальника не надо. Лучше вас начальника не будет! Этот новый будет, видимо, ставленник Самого? Какая гадость!
– Ну, не знаю, кого… но мне надо собрать вещи…
И через три дня Владимир Иванович покинул свой отдел. А на его место назначили приближенного Самого! Хорошей должности пока нет. Такой, чтобы с окладом не обидеть. Поэтому надо пересидеть пока здесь, в этом отделе. А ставка обязательно появится! Это ничего, что человека уволили только потому, что надо своему человечку где-то пересидеть! А как по другому-то?! Если нет свободной ставки, надо ее освободить. И не важно, какими методами и жертвами. Причину всегда можно найти. А этот Владимир Иванович жаловаться никуда не пойдет! Пенсионер же…
Самый главный вершитель судеб в Комитете – председатель, конечно. Он тоже приходит как-то неожиданно. Кандидатуру вытаскивают, как кота из мешка. И когда контракт, заключенный с ним, заканчивается, приходит другой. Из такого же мешка. И не важно, успел ты что-то сделать для города или просто самолюбие свое потрафил… Кто-то считает это место расстрельным и наказанием. А для кого-то это шажок вверх. Но, видимо, где-то в верхах есть мнение, что попробовать власть должны многие. Чтобы при необходимости можно было напомнить: а кому ты обязан такой должностью? Вот и сменяет один другого на председательском месте. И у каждого – свое видение работы и выстраивание взаимоотношений. Комитет – это очередная ступенька по карьерной лестнице. И обустраиваться на новом месте надо со «своими людьми». Эти «свои люди» как-то быстро заменяют проверенных профессионалов. И здесь уже не важно, какой работой будет руководить новый начальник, сначала надо наладить быт. И понеслись нескончаемые ремонты и переоборудование кабинетов и часто посещаемых мест. Люстры с десятком лампочек в виде свечей, которые придавали помещению статус серьезного государственного учреждения, сразу заменяются на неоновые полосы, кои используются для подсветки барных стоек и зеркал. Кожаные диваны с высокими спинками и тяжелыми массивными подлокотниками сменяют хлипкие диванчики в стиле модерн. Удобные кожаные кресла руководителей, которые всем своим видом показывали, насколько тяжела мыслительная работа чиновника, заменяют на кресла из легкого пластика, словно позаимствовали их в соседнем зале игровых автоматов. Серьезный стиль государственного учреждения утерян безвозвратно, навсегда! А стиль – это уважение! Это авторитет!
В народе чиновников не любят. И, видимо, нет дыма без огня! Хотя, конечно, в государственных учреждениях ситуация такая же, как везде: в мире, в стране, в семье… Человеческий фактор никто не отменял. И потому, если в ряды чиновников затесался человек, искренне желающий возрождать страну или город, ему придется ох как нелегко! Он положит на дело благоустройства и процветания свое здоровье, он заработает себе инфаркт или инсульт, но благодарность ему будет краткосрочной. Как только эта белая ворона вынужденно покидает свой пост, его заслуги тут же забывают. И это хорошо, если просто перестают вспоминать, Ведь очернение достижений предыдущего деятеля (читай – соперника) – важный момент в установлении своего порядка действий.
До Владимира Ивановича отделом руководил Иван Иванович. Военный в отставке, он сохранил любовь к порядку во всем. И если не деликатность и тактичность, то воспитание и жизненный опыт правильно подсказывали ему, как лавировать между высокомерием одних и подлостью других. Как созидать, не воруя, и как быть незаменимым другом такому разномастному коллективу сотрудников.
Очень долго не хотелось верить, что комитет – это скорее террариум, нежели оазис. Но происходящие заговоры и войны одних сотрудников провоцировали новые баталии и рокировки. И каждый раз, когда победитель желал показать другим, что он достойнее, и требовал себе чего-то необычного – будь то диван из красной кожи или увлажнитель и ионизатор воздуха, – Иван Иванович ломал голову, как в условиях, стесненных Законом, угодить начальству и остаться в ладах с собой. И надо признать, что путь из выстроенных лабиринтов он находил всегда. Для сотрудников своего отдела он был богом. Никто не смел даже косо посмотреть на его подчиненных. И всякое злословие пресекал раз и навсегда.
Некоторое время назад молодой сотрудник отдела Дмитрий, хвастаясь своей девушке о своем высоком положении в комитете и тем, что ему многое разрешается, пригласил ее провести романтический вечер на крыше здания.
– Там есть удивительный стеклянный купол. Можно лечь и смотреть на звезды. Они там ближе.
– О, кто же нас пустит на крышу административного здания, государственного учреждения?! Это же словно на трибуну мавзолея пройти…
– О, детка, тебе крупно повезло. Ты общаешься с большим человеком. Я принесу одеяла, чтобы удобнее было смотреть на звезды… Ну и все остальное. А тебе надо только подойти на проходную в конце рабочего дня…
Задумано – сделано. Дмитрий с девушкой Леной поднялись на крышу. Дмитрий распахнул стеклянную дверь, заляпанную мелом и краской, и… звездное небо их накрыло… На следующий день охрана докладывала Ивану Ивановичу, что на вверенную территорию проходила неизвестная барышня. Правда, ее сопровождал сотрудник вашего отдела, Иван Иванович. И, хихикая, предоставили запись с камер видеонаблюдения. Любовная история в непривычных декорациях! Кровь прилила к лицу Ивана Ивановича. Но на то она и юность, чтобы бесшабашно кидаться в авантюры… Конечно, Иван Иванович поговорил с Дмитрием о случившемся. Но все диалоги и действия остались между ними. Охрана была предупреждена о неразглашении. И эта история осталась только в памяти его участников. «Жена Цезаря всегда вне подозрений!» – любил поговаривать Иван Иванович. Никто из его сотрудников не может быть запятнан.
Его авторитет был непререкаем. Причем не только в отделе и самом комитете. С представителями других структур и организаций всегда налаживались добросердечные взаимоотношения.
Вспомнилось жаркое лето. Когда зной, казалось, проникал во все щели и уголки. Спасения не было даже в тени.
– Уважаемый Антон Сергеевич, горим! Нужны вентиляторы. Срочно! Сами ж видите, какая духота в городе. Прошу пойти нам навстречу.
– Да, без проблем, Иван Иванович. От вас – контракт, от нас – товар.
– Контракт-то будет. Но позже. Пока вся эта бумажная волокита пройдет, а людям работать надо сейчас, а это трудно. Войдите в наше положение. Под мое честное слово! Вы нам поставляете вентиляторы сейчас, а контракт будет позже, своим чередом.
– А если передумаете покупать?
– Быть такого не может! Но если небо упадет и контракта не будет, я расплачусь с вами из своего кошелька. Слово!
– Хорошо, Иван Иванович. Сделаем. Когда сможете принять товар?
– Чем быстрее, тем лучше.
– Тогда завтра утром – с 10 до 11? Устроит?
– Отлично! Благодарю вас, Антон Сергеевич.
Засветился экран компьютера – высветилось сообщение. Скоро профессиональный праздник, и сотрудникам предлагалось определиться с его празднованием. Инга вздохнула. В бравурных речах опять смешаются фальшь и лицемерие. А ее так коробило от всего такого липкого, неискреннего!
– Где ты видела здесь искренность?! Забудь! Наслаждайся вкусными угощениями, веселой музыкой. Расслабься. Это полезно делать. Особенно на нашей работе. И не будь букой. А то сотрудники могут подумать, что у тебя растет корона и мания величия.
Праздники хорошо отмечать с единомышленниками, друзьями. А не с завсегдатаями террариума. У Инги таких единомышленников здесь немного. Она им искренне рада. Они периодически впускают ее на свою территорию и разочарованность окружением на это время исчезает. И все же на таких мероприятиях ей немного грустно и одиноко.
От этих мыслей Ингу отвлек звонок начальника:
– Инга Яновна, отнесите пачку бумаги в приемную.
– А сами они подойти не могут? Молодые же, ножки резвые…
– Вы еще поговорите!
– А что, не царское это дело?
– На это есть специально обученные люди!
– То есть я?.. Отнести-принести!.. Лихо осадили…
– Не разговаривайте! Подорвалась – и понеслась!
– Слушаюсь, товарищ генерал.
Инге несложно отнести пачку бумаги. Но развращение молодежи, или, правильнее сказать, – молодых специалистов, ее бесило. Правильно народ не любит чиновников, завелась Инга. Вот убрать бы эту жирующую прослойку между народом и правительством и жить стало бы намного проще и легче! Что это за воспитание, где двадцатилетняя девица не здоровается с тобой только потому, что ты ниже ее по положению?! Что за нравы здесь у чиновников: кому-то можно вытворять, что пятой ноге угодно, а кому-то невозможно спросить положенное?! Кому-то можно все, а кому-то ничего! И как же грязно воняет фраза: мы здесь все одна семья! Да упаси Бог!
Многие негативные моменты навсегда врезаются в память. Чаще потому, что ситуация, их породившая, неординарная, такая, что не ожидаешь, чему удивляешься…
Инга поднималась по лестнице с тяжелыми коробками. Она всегда старалась пройти в таких ситуациях незамеченной для всех. Она стеснялась своего внешнего вида при таких действиях и сильно переживала из-за этого. Потому что считала, что от женщины в ней в такие моменты ничего не остается. Вот она и выбирала либо время обеда, либо окольные пути. Но в этот раз, как на грех, на ее пути оказался сам Председатель! Инга вжалась в стену. Но если тело еще можно было распластать по стене, то объемные коробки этому сопротивлялись. Со страхом она выдавила приветствие и услышала в ответ недовольный рык:
– Дорогу! Куда прешь?! Кто такая?
От грубого тона Инга растерялась и испугалась еще больше. Она знала, что все боятся председателя. Значит, ей-то его надо бояться еще больше. От страха она забыла свое имя. Она увидела за спиной председателя начальника одного из отделов. Он что-то показывал ей жестами, но Инга не могла сообразить. Она смотрела обезумевшими глазами на председателя и молчала.
– Кто начальник? Из какого отдела? – опять рявкнул председатель.
Почти в обморочном состоянии Инга попыталась что-то ответить. Но получилось какое-то нечленораздельное мычание.
Все, подумала Инга, теперь уволят! И внутри у нее все похолодело…
Как странно изменяет время окраску ситуаций, тональность происшествий, слов, действий! То, что когда-то ужасало, теперь воспринимается с мягкой полуулыбкой. То, над чем раньше пришлось так много страдать, уже не кажется таким уж и важным. И, словно выцветшие платья, лежит все это в сундуке памяти…
Некоторое время назад в городе Инга случайно столкнулась с одним из представителей организации, с которой Комитет когда-то тесно сотрудничал. В радостном порыве Инга расспрашивала о развитии и новостях компании. В какой-то момент она искренне взмолилась:
– Ну почему же, почему вы теперь не сотрудничаете с нами?! Как же было с вами комфортно, понятно, надежно! Никогда никаких проблем: ни по документам, ни по работам! А сейчас на торги выходят такие компании, которые предлагают за свою работу копейки, но и делать поэтому ничего не хотят!
– О, Инга Яновна, вы многого не знаете! И, наверное, это слава Богу! Для вашего же спокойствия.
– О чем вы?
– Выражаясь образно, нас нагнули. Сильно нагнули.
– Кто нагнул? Не поняла.
– Ваше руководство.
– Что вы говорите?!
– Мы заносили руководству, чтобы сотрудничать с вами. Но разве это дело?!
– Нашему руководству?
– Ну а чьему же?! Вашему! Только зачем нам платить лишние деньги? Мы нашли других заказчиков. Где все честно и точно.
– Как же так?! Мы же государственная структура!
– Это все идет сверху. От того, кто стоит над вашим комитетом. Всесильный он. Ввел такие вот порядки со своим приходом… А воевать мы не хотим. Мы хотим просто работать. Так что теперь нам с вами не по пути.
– Вы меня убили! У нас же приближенные руководства бьют себя в грудь и говорят, что честнее их нет! Что мы здесь погрязли в противозаконных действиях! А они все пушистые и белые! А оказывается на деле… Господи, какая ложь! Какая грязь!
– Только вы уж об этом помалкивайте. Не осложняйте себе жизнь. Сами знаете, доверять нельзя никому. Особенно людям во власти!
– Как же вы меня расстроили! Я все еще надеялась, что мы созидаем!
– Вы наивная…. Вы простите меня! Искренне желаю вам здравствовать и процветать!
Они расстались, а Инга еще долго тихо плакала… Это очень больно, когда истина заявляет о себе вот так, через разочарование!
Можно много ругать руководство, но оно приходит и уходит. Его не перевоспитаешь и не изменишь. Можно попытаться объяснить ему законы существующего объекта. Но, скорее всего, оно захочет изменить эти законы на свое благо. Хотя бы на то время, когда оно над всеми. Пусть и в ущерб делу. А несогласных силой не держат. И пусть все видят, как оно, это руководство, всесильно…
Но вот когда подлючие замашки перенимают от начальства подчиненные, вот это беда! Мы перевымрем, не найдя созидающей взаимности!
Обстоятельства собирают людей в одном месте для работы, чтобы совместными усилиями сделать что-то значимое, полезное. Кто-то – петелечку, кто-то – пластиночку, а в результате – чудо-картиночка! В это сообщество не всегда попадают эволюционно развитые люди. Нет-нет, да попадется сюда ущербный человечишка. Он не умеет лепить ни петелечку, ни пластиночку. Он хорошо умеет находить тех, кто это будет делать за него. И вот в коллективе появился физически ущербный трутень. Еще немного, и регресс настигнет другой формы существования – духовной. И вот он уже сеет сомнения и фальшь…
А коллектив работников – это живой организм… Со всеми признаками и чертами. И чем больше в коллективе ущербных трутней, тем больнее коллектив…
Вот уже и осень. Она налетела в один из вечеров сильным ливнем, пообрывала ажурный наряд деревьев и дунула на все леденящим холодом. И теперь уже нет тепла. Полуденное солнце не в счет. Оно поулыбается часок-другой и опять прячется где-то за серыми облаками…
К Инге подходит Клавдия Ивановна. Она прижимает ладонь к голове и закатывает глаза:
– Дай мне давлемометр, – жалобным голосом говорит она, – так голова болит…
Все знают, что у Инги на работе есть тонометр. Когда-то давно она принесла его из дома, чтобы следить за скачущим давлением. И, конечно же, он выдавался всем нуждающимся сотрудникам по первому зову. Здоровье – это святое! Но в этот раз тонометра у Инги не было. Перед какими-то выходными она забрала его собой. Предстояла поездка за город, а голова что-то пошаливала. За выходные самочувствие улучшилось, и тонометр благополучно забыла.
– О! Кажется, у меня его нет. Я же забирала его когда-то с собой…
Неуверенность в голосе Инги показалась Клавдии Ивановне подозрительной и неприятной. Головная боль мешала думать здраво, и она заговорила нервно и зло:
– Вот! Я так и знала! Ты всем другим даешь тонометр сразу же. А мне отказала! Чтобы у тебя так же болела голова! Чтобы тебе так же было плохо!
Инга опешила и растерялась. Она прошла к своему шкафу, чтобы удостовериться в отсутствии тонометра. В голове появились сомнения: «Быть может, я все же принесла тонометр и забыла об этом?!» Но тонометра на месте не было. Она пошла к столу Клавдии Ивановны – та уже успела вернуться на свое место и оттуда сыпала проклятиями и злыми пожеланиями в адрес Инги:
– Клавдия Ивановна, что вы такое говорите?! Я вам правду говорю, у меня нет сегодня тонометра. Я бы с радостью, но…
– Пусть это будет на твоей совести! Чтобы тебе так же никто не помог, когда тебе будет плохо!
Клавдия Ивановна не хотела ничего слушать. И Инга для себя решила, что это просто головная боль так затуманила способность соображать. Но прошло время, и Инга заметила, что Клавдия Ивановна с ней не разговаривает. Сначала это показалось смешным, глупым. Потом стало грустно. Получается, что злые пожелания были сказаны от души?! Ну, это уже вообще – перебор! И она приняла правила игры: перестала общаться, даже по служебным вопросам. Они только утром говорили друг другу «здрасьте» и вечером «до свидания». Все это было бы ничего, но Инга заметила, что отношение начальника их отдела заметно изменилось в худшую сторону. Исчезла доброжелательность и беззаботное общение. И это стало сильно тяготить…
В один из дней Инга шла на работу позже обычного. Она ездила за документами в организацию, и там как-то непривычно засиделись за обсуждением некоторых позиций контракта. Уже на выходе из метро она увидела множество машин «скорой помощи», пожарных и милиции. Улица была перегорожена. Подойти к зданию Комитета не представлялось возможным. Инга протискивалась сквозь толпу и слушала, слушала…
– Комитет взорвали!
– Да нет, обрушился сам. Здание-то старое, вот и…
– Пострадавших много?
– Много, ой много… Беда-то какая…
У Инги сердце стучало в голове. В горле пересохло. Как же так?! Там мои девчонки! Мои хорошие, мои любимые!… Нет, не может быть, что никого нет в живых… Инга заплакала… Проходили какие-то люди. Они толкали её, что-то говорили… Инга до боли в глазах всматривалась в топу. И вдруг сердце чуть не остановилось: ее любимые девчонки тоже пробирались ближе. У них в руках были бумажные пакетики, и Инга поняла, что они выходили в ближайшую булочную. Слава тебе, Господи! Они живы! Теперь она могла уже более спокойно слушать, что говорят окружающие люди…
Откуда-то уже появились первые списки погибших… Они периодически пополнялись, пополнялись… И к ночи стало ясно, что выжить удалось лишь Инге и её девчонкам…
…Раздался оглушительный грохот. Инга проснулась. Это была последняя гроза уходящего года, последний осенний ливень…
[1] Дансо́н – кубинский танец, имеет медленное начало и постепенно ускоряется до определенного мелодического интервала между куплетом и припевом. Дансон считается аристократом среди других кубинских танцев за его достойный и величавый вид.
[2] Сокольничий – один из старинных чинов княжеского двора, стоявший во главе соколиной охоты, а иногда и всех учреждений военно-княжеской охоты; награждался перстнем, на котором было написано «ПДОБРЯЧЕЛО» с изображением сокола.
Добавить комментарий