Я – выметаемое дерьмо
Рубрика в газете: Шестидесятники без мифов, № 2020 / 24, 25.06.2020, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
У нас последние два десятилетия наблюдаются две крайности.
Первая крайность – всё советское ниспровергать. Коснулось это и шестидесятников. И Булат Окуджава враз оказался плох (врач-гинеколог и по совместительству критик Ефим Лямпорт полагал, что с известного барда сыпался песок, и поэтому, мол, всерьёз спрашивать с него ничего не стоило). И Евтушенко якобы всю жизнь блефовал. И Роберт Рождественский всегда чистил себя под партию.
Другая крайность – всё, мягко говоря, идеализировать. Почитайте, что у нас писали и продолжают писать, к примеру, об Андрее Вознесенском. Да это прямо икона советской поэзии!
Вот свежая статья в «Собеседнике» Олега Перанова «Поэт под ботинком». Автор со ссылкой на вдову поэта заявляет, что Вознесенского после прозвучавшего в марте 1963 года окрика Хрущёва загнобили.
«… сорок дней, – написал Перанов, – поэт не мог принимать пищу. Его исключили из Союза писателей, началась настоящая травля».
Стоп. Что за чушь? Кто сказал, что Вознесенский 40 дней голодал? И когда это Вознесенского исключали из Союза писателей? Где тогда дело об изгнании поэта из творческого союза?
Всё было совсем иначе, чем описал Перанов. А как? Наверное, что-то я мог бы перепроверить по выпискам, которые сделал в разных архивах с 2008 по 2019 год. Но для этого мне надо было перевернуть вверх дном всю квартиру. Поэтому я предпочёл другой путь и обратился к биографии поэта, которую написал и в 2015 году издал в серии «ЖЗЛ» Игорь Вирабов. Ведь в «ЖЗЛ» по идее всё должно быть выверено. Но книга Вирабова ещё больше меня запутала.
Во-первых, биограф поэта утверждал, что Вознесенский был обруган якобы на четвёртой встрече руководителей партии с творческой интеллигенцией. Первая имела место на подмосковной даче партначальства в Семёновском 19 мая 1957 года, вторая – 1 декабря 1962 года в Манеже, потом, через две с половиной недели, 17 декабря, был приём на Ленинских горах, а четвёртая, мол, состоялась 6-7 марта 1963 года в Кремле. А куда Вирабов дел встречу деятелей литературы и искусства, которая прошла в Семёновском 17 июля 1960 года? (Это мы не считаем двух заседаний в конце декабря 1962 года идеологических комиссий ЦК, на которые один из главных партийных идеологов Ильичёв вытащил большую группу творческой молодёжи.) Да и весной 1963 года Кремлёвские посиделки начались не 6, а 7 марта и продолжились 8 марта.
Второе. Я не понял, как власть могла якобы по доносу писателя Николая Грибачёва закрыть в 1962 году Союз кинематографистов. Вообще-то этот Союз был создан позже – в 1965 году. А с лета 1957 года действовал оргкомитет по созданию Союза кинематографистов, который поначалу возглавлял режиссёр Иван Пырьев. А убран Пырьев был оттуда не по доносу поэта Грибачёва. Этого потребовали от Кремля как раз не охранители, а прежде всего либералы, сообщившие в ЦК о частых приставаниях Пырьева к молоденьким актрисам. И происходило это уже в 1964 году. Правда, либералы рассчитывали взять процесс создания Союза кинематографистов в свои руки, но партаппарат навязал им Кулиджанова.
Третье. Вирабов перечислил тревожные звоночки, прозвучавшие перед встречей в Кремле. Мол, Вознесенского предупреждали, что он не в ту степь ударился. Но, как выясняется, звоночки тогда раздавались разные. Вспомним, кто в ту пору опекал Вознесенского. Разве не главный редактор журнала «Знамя» Вадим Кожевников, который каждый свой чих согласовывал с большими людьми из аппарата ЦК КПСС? А до этого поэту какое-то время покровительствовал главред журнала «Октябрь» Фёдор Панфёров, который не признавал никакого модерна.
Четвёртое. Совершенно неверно показана будущая муза Вознесенского – Зоя Богуславская. Вирабов представил её как молодого критика и начинавшего прозаика. Но весной 1963 года тридцатидевятилетнюю Богуславскую никто не знал ни как тонкого критика, ни как подававшего большие надежды прозаика. В узких кругах она была известна, во-первых, как важная чиновница, которая работала в аппарате комитета по Ленинским премиям и от которой зависело прохождение выдвинутых на премию книг через секцию литературы этого комитета, и, во-вторых, как автор скучнейшей книги о Леониде Леонове. Свежих мыслей она тогда в печати не высказывала. Может, стеснялась.
Пятое. Вирабов со ссылкой на журналиста Дмитрия Минчека утверждал, что стенограмму состоявшихся в Кремле 7 и 8 марта 1963 года встреч Хрущёва с деятелями культуры якобы хотели чуть ли не уничтожить. По версии Вирабова, Минчек разыскал бабины с аудиозаписями, а на этих бабинах остались даты и фамилии выступавших. Но Вирабову было бы неплохо самому всё перепроверить, а не повторять ошибки Минчека.
И шестое. Вирабов подробно рассказал, как после полученной в Кремле взбучки публично каялись и Василий Аксёнов, и Евгений Евтушенко, намекая на то, что Вознесенский оказался самым стойким среди шестидесятников, не опустившимся до пресмыкания перед властями. Больше того, спустя годы Вознесенский яростно обличал одного из главных партийных идеологов поздней оттепели Леонида Ильичёва. Он писал:
Вы были главным эпохи подметальщиков,
Я – выметаемое дерьмо…
Но так ли уж Вознесенский был безгрешен и отчаянно храбр?
Всё-таки пришлось мне в поисках правды заняться извлечением архивных материалов. И что они рассказали? А вот что.
Хрущёв обрушился на Вознесенского, повторю, не 7, а 8 марта. Я бабины с аудиозаписями кремлёвских встреч не видел и не прослушивал, поэтому не могу утверждать, откуда Вирабов взял неправильную дату выступления поэта. Но я одно время плотно работал с сохранившимся в Российском государственном архиве новейшей истории (РГАНИ) фондом Никиты Хрущёва (фонд 52). В этом фонде отложились дела 332 и 333 с полной стенограммой всех выступлений в Кремле и за 7 марта, и за 8 марта. Они уже давно не секретны. И, к слову, никто уничтожать их никогда даже не собирался. Что же мешало Вирабову ознакомиться с хрущёвским фондом? Лень?
Теперь по сути. Уже через несколько дней после кремлёвских встреч высшее партруководство дало Ильичёву команду принять и обласкать обруганного поэта.
14 марта Ильичёв доложил:
«Товарищу Хрущёву Н.С.
В соответствии с поручением принял поэта А. Вознесенского. В беседе он проявил правильное понимание критики в его адрес на встрече руководителей Партии и правительства с деятелями литературы и искусства. Выразил желание выступить в печати с соответствующей статьёй.
А. Вознесенский передал мне письмо на Ваше имя, которое прилагаю» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 194, л. 102).
В приложенном письме Вознесенский раскаивался за данное им в конце 1962 года интервью полякам и страстно благодарил Хрущёва за прозвучавшую в Кремле критику. Справедливости ради надо сказать, что в конце 1962 – начале 1963 года каялись и многие другие обруганные Кремлём художники. В РГАНИ сохранился текст, к примеру, покаянного письма Эрнста Неизвестного. 21 декабря 1962 года Неизвестный сообщил Хрущёву:
«Дорогой Никита Сергеевич, я благодарен Вам за отеческую критику. Она помогла мне. Да, действительно пора кончать с чисто формальными поисками и перейти к работе над содержательными монументальными произведениями, стараясь их делать так, чтобы они были понятны и любимы народом. Сегодня товарищ Лебедев передал мне Ваши добрые слова. Никита Сергеевич, я боюсь показаться нескромным, но я преклоняюсь перед Вашей человечностью и мне много хочется писать Вам самых тёплых и нежных слов. Но что мои слова; дело – в делах.
Никита Сергеевич, клянусь Вам и в Вашем лице партии, что буду трудиться не покладая рук, чтобы внести свой посильный вклад в общее дело на благо народа.
С глубоким уважением
Э. Неизвестный»
(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 193, л. 62).
Судя по всему, покаявшийся Вознесенский получил 14 марта 1963 года на встрече с Ильичёвым полное прощение. Однако до охранителей эта информация, видимо, дошла не сразу.
Ничего не зная о закулисных договорённостях Кремля с Вознесенским, один из важных ортодоксов того времени поэт Сергей Васильевич Смирнов в конце марта обрушился на Вознесенского на четвёртом пленуме Союза писателей СССР. Вознесенский пережил очередной страшный испуг: вдруг секретари ЦК партии отыграли назад и согласились отдать поэта на заклание охранителям? Не случайно он бросился на трибуну пленума и вновь стал отчаянно каяться, но уже прилюдно.
Впрочем, Вознесенский напрасно бил себя перед консерваторами в грудь. Прознав о попытках ортодоксов устроить Вознесенскому баню, партийное начальство немедленно связалось с одним из руководителей Союза писателей СССР Георгием Марковым и дало указание впредь избегать чересчур резких выпадов против поэта. Так что никакого исключения Вознесенского откуда-либо не было и в помине. Всё это Перанову, видимо, почудилось.
Ну а дальше Вознесенский срочно взялся за поэму о Ленине «Лонжюмо».
К слову, в конце 1963 года у Вознесенского возникло страстное желание вновь встретиться с Хрущёвым (об этом Ильичёв доложил в Кремль 27 декабря). Только вот Хрущёв не ответил взаимностью. Но не рассматривать же сей факт как попытку Кремля вычеркнуть популярного поэта из тогдашнего литпроцесса?
Якобы затравленный властями Вознесенский в ту пору был очень захвачен романом с Зоей Богуславской. Не исключено, что именно новая муза, входившая тогда в самые высокие кабинеты, окончательно урегулировала все вопросы поэта с властью, а Вознесенский в благодарность посвятил своей новой любви потрясающую поэму «Оза». Но что удивительно: все либералы тогда дружно отказались печатать любовную вещь молодого шестидесятника. Поостерёгся давать «Озу» в «Знамени» и один из бывших покровителей поэта – очень осторожный Вадим Кожевников. А кто же тиснул «Озу»? Вы все очень удивитесь. Дали эту поэму кондовые почвенники из журнала «Молодая гвардия», которые вообще-то Вознесенского всегда люто ненавидели. Неужели почвенники так быстро пересмотрели своё отношение к модному экспериментатору? Ничего подобного. Новая редакция «Молодой гвардии» никаких симпатий к Вознесенскому не испытывала. Но она вынуждена была подчиниться указаниям отдела культуры ЦК КПСС и срочно заверстать «Озу». Это к вопросу о том, как Вознесенского якобы гнобили партийные органы.
Кстати, нынешние либералы, делая из Вознесенского икону, стыдливо умалчивают о том, как в своё время возмущалась Вознесенским великая Анна Ахматова. «выкрутасы», «кощунство», – так Ахматова отзывалась об «Озе».
Другой раз тучи над Вознесенским нависли в 1967 году. Ну и что? Поэт быстренько нацарапал письмо новому партийному идеологу – секретарю ЦК Петру Демичеву, свалив всю ответственность за свои экстравагантные поступки на происки западных империалистов, и вновь вышел сухим из воды.
Вообще, партия выручала якобы гонимого Вознесенского немыслимое количество раз. Одна история с неподцензурным альманахом «Метрополь» чего стоила. Когда разразился скандал и главный московский писатель Феликс Кузнецов, желая угодить хозяину Москвы Виктору Гришину, собирался стереть в порошок почти всех организаторов «Метрополя», партийное начальство приказало тогдашнему главному редактору «Комсомольской правды» Валерию Ганичеву срочно командировать Возненского, давшего в крамольный альманах несколько стишат, на Северный полюс. Цель была очевидна – любыми способами вывести одного из автора «Метрополя» из-под удара. Это косвенно потом признал и главный комсомольский вожак Борис Пастухов, который для всех других «метропольцев» требовал чуть ли не тюремного заключения. (В своих мемуарах Пастухов утверждал, что Вознесенский якобы вызвался добровольцем отправиться на Северный полюс. И тут же с ног до головы охаял «Метрополь». По его словам, этот альманах собрал исключительно враждебно настроенных и не публиковавшихся в СССР авторов, а Вознесенский, мол, оказался единственным исключением. «Но, видимо, осознав, что погорячился, – писал Пастухов, – Андрей горячо просил послать его на Северный полюс». Как мило! Выходит, Евгений Попов, Семён Липкин, Пётр Кожевников, все другие «метропольцы» поголовно были антисоветчиками или диссидентами, а один Вознесенский оказался святошей. Видимо, Пастухов всех держал за полных идиотов. Он лучше бы сообщил, кто дал ему указание «отмазать» Вознесенского. Ильичёв уже прежней силы давно не имел. Его в 1965 году задвинули в МИД. Завотделом пропаганды ЦК КПСС Тяжельников? Секретарь ЦК КПСС Зимянин? Или ещё выше и круче – сам Суслов? Но Пастухов предпочёл главного покровителя Вознесенского в Кремле не назвать. Зачем выдавать все тайны партии?)
Так что не надо вешать народу лапшу на уши и распространять мифы о каких-то гонениях на Вознесенского. Вознесенский, безусловно, был очень талантливым поэтом, но далеко не ангелом. И уж тем более он никогда не был жертвой советского режима.
Великолепная статья. И вывод очевидный: гадюшник- он и есть гадюшник. Вопрос в другом: а чем сегодняшний гадюшник (имею в виду СПР) отличается от гадюшника советского ( СП СССР)?
Уважаемый Алексей Курганов! А Вы входите в сегодняшний гадюшник (имею в виду СПР)?
Анатолию Головкину. Нет.
– Вы входите в сегодняшний гадюшник?
– Мне скучно там, средь бездарей тщедушных!
– А в завтрашний гадюшник вы войдете?
– Там будет идиот на идиоте!
1. По поводу “поэтики” Вознесенского
2. Приведу мало кому известное (или вернее замалчиваемое годами – прим. Ю.К.) из статьи “Перед дорогою большою” (1977 г.) русского национального критика Ю.И.Селезнёва:
“…прекрасно сказал Гоголь: “Ещё тайна для многих этот необыкновенный лиризм (!!! – прим. Ю.К.) – рождение верховной трезвости ума”. Голос Рубцова действительно обретал порою живительную силу вещего звучания русской классики.
Магия лучших образцов рубцовской лирики не в завораживании читателей и слушателей гоготаньем (!!! – из стихов А. Вознесенского, прим. Ю.К.) согласных в стада согласных и гласных (“…Я – голос…Я – голод… Я – горе…С …Гойя), не “шаманстве” свистящего шепота сползающихся в клубок шипящих (“Чую Кучума…чую кольчугу, чую Кучума, чую мочу…”), в магии лучших рубцовских стихов явственно ощутима та “сила благодатная”, которая рождается в “созвучье слов живых”:
И забытость болот, и утраты знобящих полей –
Это выразят всё, как сказанье небесные звуки,
Далеко разгласит улетающий плач журавлей…
“Журавли ” Н.Рубцова (1964 г.), Сборник “Звезда полей” (1967г.)
3. Почитайте, господа-товарищи” ребусы А. Вознесенского. Может, вас держат за дураков? Или за ребусоразгадывателей?
Тяжкие идеологические потуги!Энергия советского истэблишмента тратилась нерационально,прямо скажу,впустую!Уж если было чем вплотную заниматься,так не
всегда субьективным творчеством поэтов,писателей,художников,режиссёров…,а экономикой,научно-техническим прогрессом/высокими технологиями/,в Англии/для сравнения/уже в 1951 г создаётся первый учебник по программированию/и опять таки для сравнения-аз грешный в одной из редакции газеты уже в конце 90 г гг прошлого века пользовался-как и другие журналисты этого” издания-пиш.машинками/…
Так мы и проспали Советский Союз.Работать надо было/истеблишменту!/,а не надзирать над творцами…
Анатолий Хомяков
Первая советская монография по программированию автора Китова вышла в СССР в 1956 году, потом были основы программирования Китова, Криницкого и Комолова в том же году попозже. Профессор Мичиганского университета Д.Карр проанализировал 150 мировых учебников по программированию и нашел, что самая лучшая работа – как раз Китова. А это были открытые публикации. В 50-х гг можно было достать и лекции по программированию и переводы, так что все было, что нужно. Другое дело, что ЭВМ у нас были не передовые.
Вознесенский и другие эстрадные поэты на жизнь не жаловались. Хрущев пожурил их для вида, но сильно не притеснял. Они хорошо издавались, посмотрите в сети на их тиражи, получали квартиры в высотках, дачи, за границу их выпускали. Не надо делать из них жертв режима. Они никогда не страдали и не бедствовали. Всегда приспосабливались. У Вознесенского жена Зоя была в комитете по премиям… Это все было на наших глазах. И спрашивается: кому они сейчас нужны? Кто читает их “Лонжюмо” , “Треугольные груши” и “Братские ГЭС” или поэмы о Казанском университете? Пока живы их вдовы, те еще напоминают о них время от времени, но, честно говоря, эти поэты уже заглохли и устарели своим натужным пафосом.
Алексею Курганову. Спасибо. Мы можем без страха и упрека наблюдать за процессами в Союзе писателей России, Российском союзе писателей и негодовать по поводу, что ни власть, ни писательское сообщество не отмечают ежегодно “Всемирный день писателя” 3 марта, “Всемирный день поэзии” 21 марта, ни другие общие даты, связанные с писателями, а все чего-то делят, упрекают друг друга, да интригуют. Дело надо делать, а не заниматься словоблудием.
Анатолию Головкину. Сколько раз я слышал за свою жизнь эту фразу – “Дело надо делать!”. И не сосчитать сколько! Так почему же это ДЕЛО никто ни хрена НЕ ДЕЛАЕТ? Почему же этих потенциальных “делателей” ( или точнее, “дельцов”? Или деляг?) хватает только что именно на балабольство?
ПРОЧИТАЛ ” Я- выметаемое дерьмо” о шестидесятниках без мифов с интересом и грустью.
Боже мой, кто был кумиром молодежи ?Я разок встретился с А.А на его даче. Опубликовал интервью с ним.После этого ( А.А.знал с кем надо ” дружить”, с кем выгодно дружить – ходил на его вечера. И все они-проходили…под копирку.В каждом заранее заготовленная ” штучка”.Замусоленная…Люди же не знали. Что он, Поэт, не искренен. Везде -играет с публикой…И демонстрирует свой достаток. В ЦДЛе он гардеробщице, чтобы все видели. давал чаевые самой большой купюрой.А придя в редакции ” Смены” за 1- экз журнала с его беседой выложил тоже такую денежку, что сотрудница наша бегала по всей редакции. чтобы собрать ему на сдачу. …но он джентельменски отказался от рублей…
Тут прочитал В.Соловьёва, старичка из США. В одной московской газете… Он вспоминает о другом кумире. И.Бродском.Конкретику даёт. Что Бродский плохо разбирался в истории. Университетов же не кончал.НЕ СМОГ ПОЛУЧИТЬ СИСТЕМНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ. И себя обзывал …”Дерьмом, говном” .Всерьёз…Мысль- как на политике сделал себе имя. И Нобелевку…