Забытые имена: Юрий Коринец
№ 2025 / 43, 31.10.2025, автор: Алексей МЕЛЬНИКОВ (г. Калуга)
Без его забавных стихов и умных рассказов уже давно научилась обходиться детская литература. Его блестящие «Триста тридцать три жильца» или «Подслушанный разговор», похоже, навсегда вытеснены «Дядей Стёпой» и «Мистером Твистером», а увлекательные «Привет от Вернера» и «Там вдали за рекой» – «Витей Малеевым…» и «Денискиными рассказами». Его ярких произведений нет ни в школьных программах, ни в планах известных издательств. Сегодня его многие просто не знают: ни взрослые, ни дети. Хотя овладевать вниманием он умел и тех, и других. И среди них – людей вполне выдающихся.
Стоит сказать, что его ближайшим другом по Литинституту и неизменным спутником по бесчисленным речным, морским и пешим скитаниям был гениальный однокашник Юрий Казаков, то и дело упоминавший в своих письмах имя своего старшего приятеля.
«Летом с детским поэтом Ю. Коринцом ездил на север – реки Сухона, Северная Двина, Онега, Белое море, Кольский полуостров», – пишет Казаков в 1957 году Константину Паустовскому.
В другом письме оповещает своего учителя о вояже с тем же Коринцом в Ленинград. В переписке 1958 года с Тамарой Жирмунской жалуется на своего приятеля, что тот увязался с ним в Тарусе в гости к Паустовскому и не дал возможности поговорить с мэтром по душам.
Впрочем, это не помешало друзьям-приятелям совершить весной этого же года большой речной поход из Тарусы в Калугу, встав под начало опытного флотоводца Фёдора Поленова. Тот на своей моторной плоскодонке поднял за несколько дней по Оке неразлучный поначалу писательский тандем – сначала до Калуги, а потом – до устья Угры, упершись в маленькую пригородную деревню Плетеневка, где будущие большие писатели и заночевали. Что стало для калужан, по сути, единственным свидетельством пребывания двух талантливых литераторов – Юрия Казакова и Юрия Коринца – в Калуге.
Оба – коренные москвичи: Казаков – с Арбата, Коринец – с Кузнецкого моста, с элитных наркоминделовских вотчин. Одновременно, в середине 50-х попали в Литинститут, поплутав прежде по разным профессиональным пристанищам: Казаков – строительным и музыкальным; Коринец – шахтёрским и рисовальным. Плюс – по каждому пробежал леденящий холодок репрессий. По Казакову – косвенно через ссыльного отца. По Коринцу – непосредственно через расстрелянных родителей-дипломатов и собственный 10-летний срок ссылки на Карагандинские копи.
Оба почти одновременно, с институтской скамьи, выстрелили первыми талантливыми литературными вещами. И в 1958-ом были приняты в Союз писателей СССР. Коринец – с яркими детскими стихами, Казаков – с не по-детски серьёзной прозой про этих самых детей.
Оба оказались фанатами дальних скитаний: Казаков – больше с ружьём, Коринец – главным образом с удочками. Маршрутам этим не было границ: от Белого моря – до Чёрного, от Оки – до Северной Двины и обратно.
В предисловии к одной из книжек Коринца Юрий Казаков с восхищением отметит редкий талант своего спутника – вездесущность и непоседливость. Угнаться за Коринцом, действительно, было непросто. О чём Казаков даже посетовал в одном из писем Паустовскому: мол, Коринец опять спешно умотал на Север, не дождавшись его, Казакова, как договаривались…
Собственно, всю науку странствий Юрий Коринец ярко изложит в своих автобиографических повестях «Там вдали за рекой» и «Привет от Вернера» – очень сочных, стильных и поучительных. Хотя – и политизированных изрядно. Что поделаешь – веление времени.
И, тем не менее, книжки Юрия Иосифовича и сегодня способны увлечь и захватить читателя. Причём, не только детского, но и взрослого. Скажем – с точки зрения исторических, социальных и бытовых подробностей раннесоветской эпохи. Рассмотренных к тому же зоркими глазами детей: что такое коммунальная квартира? как чадит и гудит примус? как многочисленные соседи уживаются на одной коммунальной кухне? что такое общественное мнение? как гоняли московские лихачи? кто такие бывшие собственники и почему их в те годы обязательно надо было именовать кровопийцами? Или – детский взгляд на то, что шёпотом тогда именовалось «войной в Испании», или напротив громко и звонко – «Севморпуть». Попутно изложить интересные сведения: об искусстве ужения лещей и ершей, науке разведения костров в походных условиях, тонкостях посещения балетов в Большом театре и старых партийцев – в Кремле. Попутно познакомить читателя с азами немецкого (почти родном для Коринца языка), на котором бойко изъяснялись главные герои его лучшей повести «Привет от Вернера».
Можно, впрочем, попытаться отыскать в детской прозе Юрия Коринца и недетские нотки, учитывая, что речь в его автобиографичесих повестях идёт о времени, приходящемся на самый пик сталинских репрессий, отнявших обоих родителей у автора. Наверняка, что в элитном Доме на Набережной, куда впоследствии переселилась семья будущего писателя, стучали по ночам в двери и выводили из подъездов под руки высокопоставленных жильцов, но в книгах Коринца вся эта жуткая эпоха была отмечена лишь одним загадочным выстрелом в квартире, когда пожилой сосед – отставной военный – сводит счёты с жизнью с помощью своего именного браунинга. А другой высокопоставленный сосед начинает присматриваться к освободившейся жилплощади…
Впрочем, в начале своего литературного пути Юрий Коринец, может быть, и пытался избежать конформистской колеи и отметился (хотя и довольно скрытно) очень сильными стихами в стол. Наверное, есть смысл привести их полностью.
СТИХИ О ВШАХ
Я жил тогда в далёком Казахстане,
Был спецпереселенцем на колхозном стане,
И были у меня свои заботы:
Как убежать от вшей, не от работы.
Я одиноким быть, я голым быть старался,
И убегал к реке, и раздевался:
я снимал с себя овчинный полушубок без рукавов,
брезентовые штаны и валенки – больше на мне не было ничего –
А дело было осенью, в то время,
Когда мне солнце еле грело темя,
И то на солнцепеке, в тишине,
Под кустиками, где теплей вдвойне.
Тут человеком был я!
Всё с себя срывал,
И вас я – вши мои – не забывал:
Я мстил вам, вши,
Я мстил вам от души,
Я помнил, как друзья мои лежали,
Когда вы их в могилу провожали:
Как в волосы запархивал снежок
И покрывал разлуку белой тенью,
И собирались вши на лбу в кружок,
Иль в звёздочку – смотря по настроенью.
Главные, однако, публикации поэта пришлись не на самиздат, а на журнал «Мурзилка». Я с интересом листаю сегодня хранящуюся у меня в гараже подшивку – времён начала 70-х. И вновь оба спутника вместе: ставший впоследствии классикой «Глупый Чик» Казакова перемежается здесь с удивительно удачными «Четырьмя сёстрами « Коринца. Впрочем, сплочённости этой не суждено будет сохраняться долго: два неразлучных поначалу литературных таланта постепенно охладеют друг к другу. Казаков постепенно перестанет упоминать имя Коринца в своих письмах. Последним станет что-то вроде «бог ему судья». Коринец и вовсе ни разу не упомянет в своих записках имя своего выдающегося попутчика по длительным странствиям…
Распавшийся тандем, тем не менее, не обесценит талант каждого из его участников в отдельности. Хотя и будет продолжать ложиться тенью на обоих, долгое время близких Юриев: Казакова и Корица. Тенью – забвения. Выйти из которой, как показала жизнь, порой бывают трудно даже самым талантливым творцам…
Сравнивать стихи Ю. Коринца со стихами С. Маршака, а прозу его с прозой В. Драгунского – пережим вплоть до разлома.
Почему трудно усвоить простую истину – не всем быть великими и гениями. Но достаточно быть просто собой, одним. Любят не за то, что на кого-то похож, а просто потому, что ты есть ты. Иначе это не любовь.