Загадка Берлиоза раскрыта?
Рубрика в газете: Без купюр, № 2021 / 18, 12.05.2021, автор: Максим АРТЕМЬЕВ
В начале третьего тома «Литературной энциклопедии», вышедшего в 1930 году, стоит краткая заметка:
«К. КУРОН
18 октября 1929 погиб под вагоном трамвая т. К. Лицис-Курон – молодой воинствующий латышский критик и поэт.
В 18-летнем возрасте т. Курона ссылают в Сибирь, откуда он освобождается после Февральской революции. Тов. Курон ещё далеко не успел развернуть свои силы. Латышская пролетарская лит-ра лишилась в его лице деятельного критика. Его перу принадлежат и помещённые в первых двух томах «Литературной энциклопедии» статьи по латышской лит-ре».
Ничего вам это не напоминает? Ну конечно же, начало «Мастера и Маргариты», гибель редактора Берлиоза; под колёсами трамвая. Да и случилась она как в раз в то же самое время. Традиционная дата начала работы над романом – 1929 год.
Подобный некролог вполне мог сопровождать и покойного Михаила Александровича Берлиоза; он был не менее воинственен, и пролетарская литература в его лице лишилась видного деятеля, можно предположить, что и автора статей для «Литературной энциклопедии».
Как видим, совпадений слишком много, чтобы считать их просто случайностью. Разумеется, Булгаков был далёк на сто вёрст от латышской пролетарской литературы. Но в те годы в Москве существовала пусть небольшая по численности, но весьма бойкая латышская колония политэмигрантов, сложное наследие эвакуации 1915 года и тех «латышских стрелков», которые предпочли не возвращаться на родину. Как всегда среди политических изгнанников, непропорционально много имелось литераторов – Судрабу Эджус, Э.Эферт-Клусайс, Р.Эйдеманис, С.Бергис, Шалконис, К.Иокум и т.д. Латыши, подобно грузинам, полякам и армянам, дали немало видных большевиков и красных командиров – Лациса, Алксниса, Вацетиса, Стучку и т.п.
Большевики пригревали их, издавали газетки и книжки на родном языке, но в конце 30-х большую часть перестреляли, возможно, опрометчиво, так как никто не знал, что уже в 1940 году Латвия войдёт в СССР, и сохранившихся просоветских латышей будут искать по всему Союзу, чтобы направить на работу в новую советскую республику.
В число прокоммунистических эмигрантов входил и несчастный Курон. Необходимо уточнить – в Сибирь его никто не ссылал. Это уже либо он сам, либо авторы некролога решили приукрасить малоприметную биографию. Его просто эвакуировали, как десятки тысяч других латышей при наступлении немецких войск в 1915 году. Не настигни его смерть под колёсами трамвая в Москве в возрасте тридцати одного года, «воинственный» критик, скорее всего, был бы расстрелян в 37–38 подобно авербахам, киршонам и прочим бруно ясенским.
Булгаков, вращавшийся в литературных кругах, вполне мог или услышать про трагическую кончину латышского критика, либо узнать о ней из газет или из той же литературной энциклопедии. Понятно, что он никогда не читал ни одной статьи Курона, и самого его знать не знал. Но сам факт подобного происшествия именно с человеком данных занятий и соответствующего настроя, мог писателя поразить, а после отразиться в его романе.
Также заметим, что связи с Латвией у Булгакова имелись. Как раз в том же 1929 году вспыхнул роман с Еленой Шиловской, его будущей третьей женой, рижанкой по происхождению, женой красного командира, входившего в столичную элиту, начальника штаба Московского военного округа. Так что от коммунистической тусовки писатель вовсе не был отделён непроходимой чертой. Его приёмный сын Евгений Шиловский был женат на Дзидре Кадике, дочери красного латышского стрелка, одно время – дипкурьера вместе с Теодором Нетте. Зять Булгакова – муж его сестры Леонид Карум, преподаватель военного училища в столице, по отцу был латышом.
Всё это напрямую отношения к гибели под колёсами трамвая 18 октября 1929 года Карлиса Лициса-Курона не имеет, но показывает, что между мирами Михаила Булгакова и латышского пролетарского критика мостки имелись; они не просто жили в одном городе и ходили по одним улицам в одно и тоже время. Можно ещё предположить, что двойная ипостась Курона – критик и поэт – в романе Булгакова расщепилась, и из одного человека появилось двое – редактор Берлиоз и виршеплёт Иван Бездомный, оба достаточно воинственных и вполне пролетарских.
Так что мучавшая многих загадка – почему писатель избрал столь необычный и кровавый зачин романа? – имеет, возможно, вполне реальное бытовое объяснение. Сама жизнь подсказала Булгакову – с чего следует начать свою главную книгу.
А еще раньше под трамваем погиб Мамонт Дальский, заметьте, актер. Но ведь Булгаков интересовался театром. Так что у Берлиоза несколько прототипов. Продолжать?