Зависть, борьба с «врагами» и перечень неугодных
«Списки» ума не добавляют и не прибавляют, они проверяют – есть ли он…
№ 2024 / 43, 08.11.2024, автор: Андрей КАШКАРОВ
То, что журналистов и писателей хотят сделать на государственном уровне подконтрольными и уже потому делят на удобных и неудобных – не ново. Списки «нежелательных» журналистов несколько лет имеются в администрациях регионов и муниципальных районов. Они не выглядят неким «заверенным печатью документом», а имеют условную силу – просто регулярно пополняемые реестры с фамилиями и некоторыми данными по персоналиям. Документ для внутреннего пользования. Да и без списка в администрациях влиятельных журналистов уже запомнили.
Пока ситуация удивляет вариативностью: тебя не публикуют в одном регионе, при этом ту же работу «за счастье» берут в другом. Разумеется, государство стремится к единоначалию – «обобщить» списки нежелательных персон и сделать их едиными для всех регионов. Но в таком случае надо подвести основу в виде законодательной базы. Ибо если человек не признан «иноагентом», официальных оснований для того, чтобы подвергать его остракизму, вроде бы нет. Но есть неофициальные, и так было всегда. В 30-х годах ХХ века были выпады РАППа, в 80-х – мнение Политбюро и (как оперативный исполнительный механизм) «телефонное право». Исполнители же на местах всегда желают показать лояльность власти – иногда искренне веря в правоту руководящей линии, иногда – для достижения преференций и выгод личного и карьерного характера.
Персоны «нон грата» были всегда
Нежелательные лица есть во всех сферах жизни. Что-то подобное я встречал и в других, «нелитературных» структурах, к примеру, в отделах социального защиты населения, КСЦОН (комплексный центр социального обслуживания населения). «Слишком многого хочет – мало получит», – говорили социальные дамы в кулуарах так, чтобы я слышал, когда я приезжал за помощью для многодетной семьи. Человеческий фактор никто не отменял. Но теперь с ним связаны и политические вопросы. В музыкальной и артистической сфере тоже. Информацию об одном из списков (с примерами) ранее опубликовала «Фонтанка» и другие СМИ; с тех пор список значительно расширился.
Официально публиковать списки «нежелательных» органы власти не торопятся, поскольку это нарушило бы равенство граждан согласно положениям основного закона страны. Такие же списки нежелательных авторов есть в центральных библиотечных (районных) системах и их филиалах, с той лишь разницей, что они под грифом «для служебного пользования» всё-таки оформлены официально распоряжениями и «письмами» отделов и комитетов культуры регионов: библиотечная система в России – это государственные бюджетные учреждения культуры. Частных библиотек почти нет. Поэтому книги «нежелательных» или специально маркируются в книжных магазинах, или не выдаются из фонда – как в библиотеках. Мне все эти «списки», «очереди», «система распределения благ достойным» на фундаменте комиссий и месткомов, развешивание фамилий неплательщиков и другие провинциальные явления (некогда популярные, потом признанные общественными язвами, а ныне снова набирающие популярность на манер того, как история повторяется сначала трагедией, а затем фарсом) представляются глупостью несусветной, примитивизмом. Однако надо смотреть – кому выгодно. Есть и такие.
Но… что даёт и чего не даёт список «нежелательных»?
Польза и вред «расстрельных списков»
Если порыскать информацию в Интернете, и сегодня можно найти различные опубликованные «списки». К примеру, с сайта «Lit.Center: искусство в каждой книге» (ссылку не привожу, чтобы не рекламировать); такие порталы устанавливают свои правила-критерии для включения в «список нежелательных авторов», к примеру, «автор неподобающе себя ведёт на публичных мероприятиях, задирает публику или дерётся», «автор регулярно откликается на предложения издателей, но после рассмотрения его работы не выходит на связь, тем самым потратив ресурсы издателя на рассмотрение его произведения» и др. Прочитав критерии «нежелательности» в существующем списке из 148 фамилий понимаешь их не более, чем местечковую инициативу с субъективными оценками ангажированных лиц, бенефициаров конкретного сайта или небольшого сообщества. На приведённом (как пример для анализа) сайте составителям списка всё же хватило ума сделать сноску-уточнение:
«Обращаем внимание, что данные рекомендации о нежелательном сотрудничестве с теми или иными авторами – личное мнение редакции портала. В виду попыток оказания давления с целью вычеркнуть себя из чёрного списка, напоминаем о статье 58 в законе «О СМИ»».
Таких сайтов много. И толку-то? Как группы по интересам – «забанили» тут, стал популярен у условной «оппозиции». Чтобы понимать последствия, желательно иметь в виду государственный подход, а не местечковые интересы.
А пока получается и смешно, и грустно. Но более – смешно. Потому что ни литератору (в списке или вне его), ни составляющим такой «перечень», список «нежелательности» ума не убавляет и не добавляет, а проверяет – есть ли он. Литературное же сообщество такое явление, конечно, разделяет. Впрочем, сообщества и без того давно неоднородны, разделены и несовершенны в организационных формах. «Списки» были и есть у разного масштаба литературных премий, в разных союзах писателей. Значение «списков» и влияние их на быт и отношения литераторов может условно зависеть от частоты упоминания сайтов – их релевантности, и в целом подготовленному литератору вредить не может. Подготовленный и независимый не боится конкуренции.
Во-первых, опытный и свободный автор пишет не для того, чтобы читали, – это для него метод обоснованного самовыражения. Ясно: не хочешь – не читай и сделай лучше.
Во-вторых, в России давно сложилась ситуация, когда литератор прежде всего рассчитывает на себя. И о семье заботиться надо, и икру астраханскую есть, и себя не в последнюю очередь позиционировать; на всё нужны средства.
Конечно, можно рассчитывать на донаты, регулярно испрашивая их в опосредованной форме в публикациях – за «подписку», но такой путь представляется сомнительным. Гораздо чаще бывает так: я имел мысль, высказал её и забыл о критиках, потому что подоплёка человеческих паттернов поведения известна, и психологии обучают в вузах. Рассчитывая на себя (ибо ещё по признанию некогда земского врача А.П. Чехова – «литературой в России зарабатывать нельзя»), хорошо быть компетентным в других специализациях (в альтернативной профессии), уметь что-то делать руками – это придаёт независимости. Не вполне, но верно и апробировано, что российскому литератору, чтобы чувствовать себя сегодня независимым и незлобивым по отношению к коллегам, не повредит дополнительный «нелитературный» доход.
К примеру, акции какой-нибудь успешной и стабильной компании – для современных, приданое жены (как у многих классиков русской литературы) или иные доходы, позволяющие иметь время на независимое творчество, не опасаясь того, что «завтра нечего будет есть». К слову, Чехов не любил «добрых людей», не делающих добрых дел…
Отчасти поэтому лично я не вступаю в словесные баталии в комментариях к своим статьям, и даже не читаю их за редким исключением. Пусть пишут что угодно, вплоть до того, что я пожирал младенцев в Катманду. А зачем спорить? Если нужно уточнить факты – это имеет смысл, и тогда я готов для корректной дискуссии. Но в большинстве случаев речь идёт о субъективных оценках на основе личного мировоззрения – кто-то где-то что-то читал, принял на веру, убеждён, но обосновать своего убеждения ничем не может, окромя частных мнений. То есть оценивает субъективно. В таком случае спорить незачем – это отвлекает. Поэтому я не очень хороший собеседник в комментариях. Других достаточно, мне сей «белый шум» не мешает. Чем меньше писатель отвлекается на «разговоры», «обсуждения» и комментарии, тем больше остаётся времени на творческий процесс.
Что касается создания и обнародования «нежелательных списков» – это всё равно (по смыслу), как если бы любой из нас по аналогии сформировал и опубликовал с краткими характеристиками и реальными историями список людей, не импонирующих, неприятных: не нравится мне человек или его действия (корректнее критиковать поступки, а не личность) по разным причинам – «ату его в список». То же самое не лишён возможности сделать каждый, ибо с опытом жизни и общения «историй» и впечатлений накапливается много, а удивлений – пропорционально меньше. Уверенные в себе люди так не делают (при открытых и широких к тому возможностях). Почему? Это бессмысленно. Есть чем заняться с большей пользой, в том числе для себя.
Вред же от «списков» и критических мнений опосредованный, но есть. Впрочем, кого-то он задевает, а кого-то из писателей, наоборот, раззадоривает – рекламы больше. Ибо самая большая неприятность для творческой натуры – падение в «неизвестность», безвестность. Но пока одни создают «списки нежелательных», другие, наоборот, тех же персон заносят в списки «грата», и этим пока восполняется статус-кво.
По поводу негативного эффекта или вреда от «списков» можно вспомнить пару историй с маститыми писателями из испанской эпопеи 1937–1938 года.
Многотиражная газета The Daily Worker в 1939 году назвала Оруэлла «ренегатом и наймитом буржуазии», по сути, выдав «чёрную метку». Из воспоминаний Эрика Артура Блэра (Джорджа Оруэлла) в мемуарах о гражданской войне в Испании «Памяти Каталонии» (1938).
«Я приехал в Испанию с неопределёнными планами писать газетные корреспонденции, но почти сразу же записался в ополчение, ибо в атмосфере того времени такой шаг казался единственно правильным», «я подсчитал свои патроны и обнаружил, что в течение трёх недель трижды выстрелил по врагу. Говорят, что нужно выпустить тысячу пуль, чтобы убить человека, следовательно, должно было пройти двадцать лет, прежде чем мне удастся убить первого фашиста». «Не выстрелил я главным образом из-за того, что у него были спущены штаны. Я ведь ехал сюда убивать «фашистов», а этот, натягивающий штаны, – какой он «фашист», просто парень вроде меня, и как в него выстрелить?!» – написал Джордж Оруэлл в 35 лет.
Но самыми опасными для Оруэлла стали не чужие, а свои. Писатель подробно описывает раскол в республиканском лагере между троцкистами-анархистами и сталинистами-коммунистами. Когда вторые решили расстрелять первых, Оруэлл чудом спасся, бежав из Испании. Любопытно, что книгу о пережитом в Испании Оруэлл торопился издать, но, несмотря на жгучую актуальность, разошлось она тиражом всего в 700 экземпляров. Однако именно «Каталония» стала полигоном для мировых шедевров писателя: «Скотный двор» и «1984».
По Оруэллу, особенность тоталитарного или авторитарного стиля государства связана с желанием контролировать мысль без её фиксации на чем-то одном. Со дня на день, как будто спонтанно – по ситуации, в которой не было никакого планирования, – выдвигаются догмы, не подлежащие обсуждению, даются оценки с точки зрения правоты высших бонз.
По той же логике действуют составители «списков» – сами далеко небезупречные, но иллюзия поддержки в сообществе с одинаковыми ролевыми ожиданиями придаёт им уверенности. Объявив себя непогрешимыми и заручившись поддержкой даже немногочисленной группы единомышленников, «оценщики» своими руками отбрасывают понятие объективной истины.
Эрнест Хемингуэй, бывший в Испании в то же время, выразился иначе, но столь же непримиримо:
«Писатель смотрит со стороны, как цыган. Сознавать свою классовую принадлежность он может при ограниченном таланте. А если таланта у него достаточно, все классы – его достояние».
Как результат гражданской смелости и обоснованной позиции (согласно Д. Карнеги «нельзя сделать приятное сразу всем») Хемингуэй в конце 1940 года в журнале «Интернациональная литература» получил от ветеранов-коммунистов испанской войны открытое письмо с таким текстом:
«Мы, участники Интербригад Испанской республики, убеждённые в правоте того дела, за которое боролись, с чувством глубокого негодования осуждаем данное Вами в книге «По ком звонит колокол» изображение этой борьбы».
Перед нами история публичных взаимоотношений автора и читателей, осовремененная сегодня новыми формами.
Чем больше публичность автора, чем больше яркость или несогласие с окружающими – тем больше в будущем будет «списков» и, соответственно, меньше мудрости. С психологической точки зрения – «списки» вообще не о мудрости, это эмоциональное проявление со стороны частных и зависимых в сообществе лиц с опорой на особенности характера и психики, иногда – оружие в конкурентной борьбе. Но больше пахнет ничтожной местью и нивелированием конкурента (или «врага»). Запах времени. В первую очередь людей задевает не то, что коллега хамит, не знает этикета, не умеет писать грамотно, а то, что он с ними не согласен и выделяется. Поэтому для остракизма личные и профессиональные качества могут быть любыми – при условии, что они подаются в непривычной, яркой и смелой, независимой форме самовыражения. Дело именно в форме самовыражения, а не в наборе персональных качеств.
Как жить в турбулентное время
При этом ситуация особенно не меняется: литераторы пишут, входят в разные «списки», публикуют свои работы, получают восторженные, нейтральные и критические замечания – «жиза» течёт своим путём. Глобального же, межрегионального, межгалактического или общегосударственного списка к обязательному исполнению в редакциях СМИ и издательствах быть не может, или пока не может. И это оставляет некоторую надежду на мудрость. Ибо ценность литератора или журналиста определяется не «списком». По этому поводу недурно сказал признанный культурный идентификатор России Л.Н. Толстой:
«Одно из самых обычных заблуждений состоит в том, чтобы считать людей добрыми, злыми, глупыми, умными. Люди – что реки. Человек течёт, и в нём есть все возможности: был глуп, стал умён, был зол, стал добр, и наоборот. В этом величие человека. И от этого нельзя судить человека. Какого? Ты осудил, а он уже другой».
Тот же писатель оставил нам как повод задуматься и вот такие мысли: «сила правительства держится на невежестве народа» и «люди часто гордятся чистотой своей совести только потому, что они обладают короткой памятью». Любой из этих тезисов можно расширить и прокомментировать, но…. При этом надобно ожидать разных полярных мнений, примерно столько, сколько в Бразилии «донов Пэдро» – «и не сосчитаешь». Важнее другое: даже малое критическое внимание к самому себе покажет, что «судить» других надо с большой долей осторожности. Если, конечно, вы хотите быть честным хотя бы перед самим собой.
Избыточный педантизм в эпистолярном жанре и страсть к нивелированию конкурентов под выдающимся лозунгом «за чистоту рядов» в основе своей предполагает взятие на себя функций «унтера Пришибеева» из чеховского литературного наследия, попытки регулировать литературный процесс без полномочий, всё это – отголоски того же запаха времени баснописца И.А. Крылова, сказавшего в «Музыкантах»: «по мне уж лучше пей, да дело разумей».
Никаких «хороших» или «плохих» писателей или журналистов не существует, ибо все оценки – плод субъективной мысли. Что же касается попыток влиять на творческих работников разных специализаций через «общественное» давление (иногда такие «общества» состоят из 2-3 человек), то «врагов» всегда будут искать… Но многое зависит от остроты ситуации, отношения к ней и выдержки конкретного человека. Травили – причём «коллеги» по перу – и Ахматову, и Бродского, и Солженицына, и даже Ильфа и Петрова, что уж говорить про современников! Отсюда можно предложить простой вывод: можете терпеть – терпите и стройте собственный фундамент независимой базы, надейтесь на лучшее, а если надоело – уезжайте и не жалейте.
Очень верная мысль изложена товарищем Кашкаровым. Я сам в списке нежелательных у Zиганутых Захара Прилепина и Сергея Лукьяненко.
Алексей, – где Вы и кто Прилепин? Я, конечно, все понимаю – мотивация, амбициозность, сезонность паранойи и маниакальности и пр., но Вы, мне кажется, в первую очередь пытаетесь (даже не хайпануть, а) паразитнуть на его фамилии. Это и неприлично, и недостойно – и “зиганутость” (или ее отсутствие) здесь абсолютно ни при чем. Причем этот синдром паразитирования воозрастает неоднократно по мере улаления от столицы