«Журавлики» Орехова – это диалог с Оруэллом и привет Замятину

Рубрика в газете: Интервью, № 2025 / 51, 26.12.2025, автор: Зейнеп БЕРРУ БУЛ (г. Анкара, Турция)

Зейнеп Берру Бул — филолог-русист из Анкары, переводчик антиутопии «Журавлики» на турецкий язык. В этом интервью она делится своими впечатлениями о переведённом романе и рассуждает о его месте в ряду антиутопий.

 

 

– Зейнеп, с вашей точки зрения, удалось ли Орехову ответить на «Скотный двор»?

– На мой взгляд, он отвечает на «Скотный двор» не напрямую. Аллегория Оруэлла показывает неизбежное разложение тоталитарного строя, Орехов же обращает внимание на иной сдвиг: реальность человека формируется уже не столько системой, сколько потоком информации, мифами и коллективной памятью. Оруэлл сосредотачивается на том, как власть, манипулируя языком, контролирует общество. Орехов описывает более сложный мир, где нет одного центра угнетения, а человек оказывается зажат между государством, обществом и грузом собственного прошлого. Это рассказ о хрупкости, разобщенности современного общества, а также о том, какие скрытые механизмы формируют современного человека. Не совпадая по содержанию со «Скотным двором», «Журавлики» переносят начатую Оруэллом дискуссию на новый уровень.

– Какими были ваши литературные ассоциации помимо Оруэлла?

– Есть прекрасная турецкая поговорка: «Когда слоны дерутся, трава вытаптывается». В конфликтах между странами всегда страдают люди. Эта истина лежит в основе современной жизни. А еще «Журавлики» напомнили мне роман «Мы» Замятина, который является не только карикатурой на авторитарное государство, но и моделью тенденций современного капитализма. Капитализм тоже сводит человека к функциональной единице. Граждане становятся номерами. То, что для Д-503 и его мира является формой насилия, в современном капитализме реализуется как добровольно усвоенная норма. Фраза «Мы счастливы, потому что мы не свободны» структурно повторяет формулу: «Потребляй, достигай, будь счастлив». Контроль желания – один из ключевых рычагов, и Замятин показывает опасность превращения тела и эмоций в регулируемые элементы. У Орехова тема контроля тоже присутствует, но этот контроль осуществляется не прямым угнетением или запретами, как в классических антиутопиях. В «Журавликах» желания индивидов не подавляются, но все решения принимаются в рамках правил, установленных системой.

– В этом случае даже эмоции и тело превращаются в функции. Они терпимы, пока не слишком выпирают из ряда, но становятся проблемой, если бросают вызов…

– Да, это наиболее утонченная форма капиталистического контроля над желанием. Поэтому Орехов не только вступает в диалог с Оруэллом, но и передает привет Замятину. У Оруэлла угнетение действует через власть, страх и язык. У Замятина опасность заключается в рационализации тела и эмоций. «Журавлики» продолжают эту линию, но идут на шаг дальше. Орехов фокусируется не столько на тоталитарной тирании, сколько на способности современного человека подчинять свои желания и эмоции системе. Контроль достигается не силой, а через привычку. Возникает антиутопия, основанная на нормальности, а не на запретах; на принятии, а не на страхе.

 

 

– Турция была Османской империей, она правила другими странами и народами, в том числе европейскими. Могут ли турки узнать себя в разумных птицах?

– «Журавлики» – это сказочное, но в то же время реалистичное повествование. В нем показано, как Запад, стремясь вывозить ресурсы в метрополию, создает жестокую модель эксплуатации, превращая местное население почти в рабов. Это было во многих странах. Что касается нас, жителей Турции и наследников Османской империи, то «Журавлики» тоже заставляют нас размышлять о прошлом. Подход османов к завоеванным землям хорошо известен. Даже после кровопролитных войн они не вмешивалась в традиции, верования или культ местных народов. И не устанавливали культурную гегемонию через навязывание языка. Поэтому империя просуществовала века! Одним из ярких исторических свидетельств является ферман о терпимости, адресованный боснийцам султаном Мехмедом Завоевателем, – документ, который президент Эрдоган недавно зачитывал во время визита к Папе Римскому.

– Получается, остров Птичий двор, где мирно сосуществовали разные виды птиц, это и про османов тоже? Понятно, почему проиграли птицы, но почему проиграла Османская империя?

– После Французской революции это было неизбежно. Тогда националистические идеи и модель национального государства быстро распространились по Европе. Они стали идеологической почвой, которая давала великим державам манипулировать малыми народами. Возник привлекательный, но разрушительный политический дискурс. Каждый народ стремился к «самоуправлению», но в реальности, столкнувшись с индустриальной мощью и капиталом Запада, попадал в кабалу. Османская империя не смогла противостоять этой идеологической волне и экономическому превосходству колониальных держав. В итоге империя распалась, а на её месте возникли небольшие образования, слабые и зависимые.

– После распада СССР нашими соседями тоже стали небольшие государства, слабые и зависимые. А пошёл ли распад Османской империи на пользу арабам и другим народам?

– Думаю, нетурецкие народы мало что выиграли. Западный империализм формировал систему, загонявшую общества в комплекс неполноценности перед лицом экономического и технологического превосходства. Создавались коллаборационистские слои, язык использовался как инструмент культурного давления, образовательная система отдаляла людей от их собственной истории и культурных корней. Более того, Запад предлагал удобную историческую конструкцию, согласно которой народы якобы были угнетены «раньше» – тем самым внимание смещалось из настоящего в прошлое, и современная эксплуатация оставалась незамеченной. Избавиться от этой иллюзии мог лишь тот, кто сохранял связь с собственной религией и культурой.

– Вам было сложно переводить «Журавликов» на турецкий?

– Самая большая сложность в переводе – преодоление культурных различий между языками. Каждая нация вплетает свою историю, верования и коллективное сознание в свой язык с такой естественностью, что в лингвистике это называется «язык-мировоззрение». Идиомы, символы, религиозные отсылки или исторические коннотации часто представляют собой испытание для переводчика. Здесь он оказывается между большой свободой и большой ответственностью. Я остро ощутила это во время перевода «Журавликов». Например, название пятнадцатой главы, «Чаша гнева». Оно происходит от религиозного понятия. Подобные выражения требуют как внимательного прочтения, так и усилий для поиска турецкого эквивалента.

– Для вас «Журавлики» – это левая, коммунистическая книга? Или она всё-таки правая и консервативная?

– Эту книгу трудно отнести к левым или правым взглядам. Думаю, такое ограничение уменьшило бы её универсальность. Конечно, забвение колонизированными народами своей идентичности – это не только вопрос идеологии.

– А в жизни вам приходилось видеть журавликов?

– Несколько лет назад я дважды посетила Приднестровье и проехала эту страну с севера на юг. Международный капитал туда практически не допускается — действует своя, уникальная экономическая система. Повседневная жизнь удивительно спокойная, чистая и размеренная. Социальные отношения и ритм жизни здесь можно сравнить с миром «Журавликов» до вторжения. Единственное отличие заключается в том, что жители хорошо знают капиталистический мир, но сознательно выбирают жизнь на своем небольшом «острове». И да, жители Приднестровья пока ещё не подверглись нашествию грызунов… Эти люди напомнили мне, какой я хочу быть: самодостаточной и ставящей подлинность в центр жизни. Преднестровье – одно из немногих мест в мире, где хорошо сохранился дух. Я искренне хочу побывать там снова.

 

Беседовал И. СЫЧЁВ