ТАБУ СНЯТО
Вспомним и классиков, расскажем и о литературной среде, без которой не было бы великих мастеров
11.05.2022, 23:40
В Москве в Доме национальностей, который, к слову, патронирует столичная мэрия, прошёл вечер памяти писателя Альберта Мифтахутдинова. Нет, Мифтахутдинов не был классиком советской литературы. Правда, одно время в литературных кругах его считали чуть ли не первым парнем Чукотки и Магадана. Но, наверное, более уместной будет другая формулировка. Мифтахутдинов, безусловно, был той частью литературной среды, которая, во многом, породила, сформировала и развила такой крупный талант, как Куваев. А это, согласитесь, уже и не так мало.
На вечере много что интересного рассказали один из первооткрывателей на Чукотке золоторудного месторождения Майское Илья Розенблюм, хозяйка Чукотки 80-х годов Надежда Отке, бывший собкор АБН по Магадану Фёдор Редлих… А наиболее интересным оказалось выступление Вячеслава Огрызко. К слову, работники Дома национальностей в кулуарах вечера признались, что наконец-то московский департамент национальной политики снял на приглашения Огрызко табу (напомним: пару месяцев назад этот департамент категорически запретил пускать Огрызко в мэрию на круглый стол, посвящённый литературам Сибири, так как чиновники страшно боялись, что это могло вызвать гнев у столичного мэра Собянина). И теперь с радостью ждут Огрызко на другие свои мероприятия. Видимо, лёд тронулся и московские власти наконец-то поняли, что надо не травить своих справедливых критиков, а учиться прислушиваться к мнению народа.
Вернёмся к вечеру. На нём возникла серьёзная дискуссия. Одна из участниц утверждала, будто в 60-е–70-е годы прошлого века всех ярких литераторов в Магадане и на Чукотке угнетали. Якобы их день и ночь травили секретари обкома КПСС и офицеры органов госбезопасности. По её мнению, тогдашние магаданские власти не давали свободно дышать, в частности, тому же Мифтахутдинову и Виталию Шенталинскому. Но так ли всё было? Вспомним: в брежневское время книги Мифтахутдинова выходили в Магадане чуть ли не каждые два года, а в 1972 году его сделали ещё и руководителем местной писательской организации. Если б секретари обкома партии действительно писателя ненавидели, то они вряд ли бы позволили ему так часто печататься и, уж тем более, занять номенклатурную должность. Да и стихи Шенталинского никто не запрещал (хотя они были ну очень слабенькими и не выдерживали никакой конкуренции ни со стихами Анатолия Пчёлкина ни, тем более, с лирикой Альберта Адамова).
Первый раз сильно ударили по Мифтахутдинову уже в самом конце 70-х годов, и не в Магадане, а в Москве. Его крепко обругала газета ЦК КПСС «Советская Россия». Писателя тогда хватил удар, от которого он долго не мог оправиться. Потом он всё-таки попытался преодолеть охвативший его страх и написал непростую для восприятия повесть «Перегон лошадей к устью реки Убиенная». Но так называемый массовый читатель многие философские смыслы этой вещи не уловил. Расстроившись, писатель вернулся на старую волну. Но то, что публику очаровывало в конце 60-х (прежде всего, рассказы о Чукотской экзотике), в 80-е стало очень раздражать. Жизнь-то кардинально изменилась. А литератор застрял в прошлом. Нужны были новые художественные решения и средства. А Мифтахутдинов, похоже, их не нашёл. И не только он один. Не нашли их и его бывшие магаданские товарищи, в частности, Юрий Васильев, Ольга Гуссаковская, Виталий Шенталинский… И тогда кое-у-кого появилось желание все творческие неудачи бывших лидеров, вдруг оказавшихся аутсайдерами, объяснить злыми происками чекистов и партаппарата. Но, как выяснилось, в самом Магадане в годы брежневского застоя художников травили совсем другие люди. В первую очередь, завистливые бездари. Именно они писали на талантливых авторов доносы во все инстанции и подбивали к гонениям и чекистов, и секретарей обкомов, и прочих начальников. Это из-за агрессивности серых посредственностей вынужден был в своё время покинуть Магадан Куваев. Отчасти, бездари в 70-е годы сковали и талант Мифтахутдинова.
Впрочем, пробравшиеся к власти графоманы и сегодня хотят всем и всеми управлять. Они готовы изо всех сил вылизывать все места литературным генералам и не давать дороги настоящим талантам. Правда, народ их все равно не читает. Продолжают же читать Куваева. И нынешних бездарей это очень и очень бесит. Они хотят, чтобы вся нынешняя литературная среда состояла только из одних обитателей Комсомольского проспекта, 13.
В 1961 году при поддержке Константина Федина в Саратове был учреждён ежемесячный журнал-толстяк “Волга”. Главным редактором предполагалось назначить местного “маститого писателя” Григория Боровикова. Но не случилось: Москва прислала “чужака” Николая Шундика. Шундик несколько лет прожил на Чукотке и сделал себе литературное имя на создании произведений об этом удивительном крае и его жителях. Из Саратова Шундика возьмут в Москву в “литературные начальники”.
правка
Который раз представить
Хочу картину мира,
Но как её представишь
Без ориентира,
Где нету, кроме вечности
И бога одного
В безумной бесконечности,
Больше ничего.
Там нет ни лева-права,
Ни низа нет, ни верха,
Можно в рассудке здравом
Крышею поехать.
Ни начала нету,
Как и конца тем паче,
Что всё значит это
Что всё это значит…
Идиотом полным
Себя вдруг ощущаешь,
Когда порой невольно
Думать начинаешь…
Пусть так же в мире целом
Народов тьма живёт…
Но это, между делом,
Покоя не даёт.
Тут явно не до смеха,
И думаешь порой,
Как крышей не поехал
Мир смертный под Луной.
От этого на свете,
Лично у меня,
Заметно крыша едет,
За собой маня…
Снова идиотом
Себя здесь ощущаешь,
Спрашивая – что там…
В бездушном мироздании,
За гранью понимания,
Чего не догоняешь.
сербовеликову (к. № 2).
“Идиотом полным Себя вдруг ощущаешь”,
Когда пред мирозданьем вотще права качаешь.
В небесном мире страшно,
Как на чердаке..,
Мало того, ужасно
И невдалеке.
Страшны на небе звёзды..,
Нелепая Луна,
Говоря серьёзно,
Безмозглая, страшна.
Ещё ужасней вечность,
Куда ещё страшней
Тупая бесконечность
Бескрайностью своей.
Что пустота без края
Собою представляет,
Никто не догоняет,
Никто не догоняет…
Приходит это свыше,
Заглядывая в пустоту,
Можно поехать крышей
По эту сторону и ту…
Вокруг сплошная муть..,
Молчу про Млечный Путь.
Потрясно мироздание
Одним своим названием.
Постигнуть это, кстати,
Мозгов любых не хватит.
Не знаешь, как тут быть,
Как с этим можно жить.
сербовеликову (к. № 4).
Цитирую вас, дорогой:
“Куда ещё страшней
Тупая бесконечность
Бескрайностью своей.
Что пустота без края
Собою представляет,
Никто не догоняет,
Никто не догоняет…”
Это неправда. Нет, тот факт, что бесконечность вас страшит, – это допустимо; некоторых она даже приводит в ужас. Неправда то, что “никто не догоняет, что пустота без края собою представляет”.
Во-первых, Вселенная, всем известно, вовсе не пустота, и она обязательно имеет, кое-кому и это известно, свой край, свою границу.
Во-вторых, и это главное, всё дело здесь заключается в том, что понимать под “бесконечностью” мироздания.
Если выразить арифметически то, что вам представляется, то это будет так: 1+1+1+1+1+1… – и так до бесконечности (прибавление всё одного и того же неизменного). В. Гегель называет такую бесконечность дурной – заметьте: очень близко к “тупая” (ваше определение).
В действительности бескрайнего прибавления всё одного и того же не существует. В действительности существует бесконечное превращение одних сущностей в иные – как, скажем, яблоневая почка превращается в цветок, цветок – в яблоко, яблоко – в джем (или в гниль, в гумус, в землю, а потом с Землёй ещё во что-то превратится…). Давно доказано знанием, что количественные изменения материи и движения неминуемо приводят к революционно иному качеству.
Другое дело, что никто не может сказать, во что превращается Космос (космическое пространство) – науке сие пока что неведомо. Ну и что такого?! Когда-то людям неизвестно было даже то, что Земля вращается вокруг Солнца, – и ничего, пережили.
О дурной бесконечности у меня есть в прозе “Вечный мужчина”. Дело в том, что наука не снимает ощущения полного нашего ничтожества перед бездной пространства. У меня об этом. Спасибо за отклик.
5 Турчину:
Несутся миры бесконечно во мрак,
Куда и откуда неясно,
Но в это вовек не врубиться никак,
Что в целом довольно ужасно.
Но кто-то за этим стоит или что-то,
Но кто или что непонятно,
И чувствуешь вечно себя идиотом,
А это весьма неприятно.
Во мраке вселенском не видно ни зги,
Летит всё со скоростью света…
Со скоростью света выносит мозги,
Проблема именно в этом.
сербовеликову (к. № 6).
Одно дело – ощущение или даже давно известное всему миру сознание нашего ничтожества в виду Космоса, и совсем другое страх и ужас, являющиеся пафосом ваших стихотворений.