Владимир ЛИЧУТИН: ОЧИЩЕНИЕ ОТ СМРАДА (интервью)
№ 2017 / 17, 19.05.2017
Уважаемая редакция! Высылаю интервью с Владимиром Личутиным, где писатель говорит о ситуации в СП интересно и по делу, и его мнение многих не оставит равнодушными. Мне бы очень хотелось, чтобы интервью было опубликовано у вас. Спасибо за вашу бескомпромиссную позицию и смелые публикации. Готова всячески содействовать вашей газете. Елена САПРЫКИНА
Романы Владимира Личутина читающая публика любит и хорошо знает. «Любостай» и «Фармазон», «Миледи Ротман» и «Скитальцы» и многие другие произведения открывают в нас потаённое, затерянное, спрятанное до поры до времени в тайниках совести. Как же надо любить своего читателя, чтобы не обманывать его сиюминутным, но показывать вечное, не отнимать у него драгоценного времени, но отдавать его охапками, складывать в вороха и на будущее оставлять. Наедине с читателем Владимир Личутин и царь, и господин, и товарищ, и боец, и брат, и сподвижник. В его строках – вся Русь как она есть и как мы её понимаем, как может чувствовать её каждый из нас. «Метель гуляла над городом N во всю ивановскую, – рассказывает он неспешно в своём новом романе. – Вила пышные лисьи хвосты, ставила в небо толстые свечи, крутила вьюны, городила по дорогам завои и заструги, кидала снег щедрыми охапками, веяла через частые решета; но странно, что душа не упадала, не никла от завирухи, а, напротив, чувствовала неожиданный праздник обновления, очищения от нажитого смрада».
О празднике очищения, о душе, что не упадает, о «застругах» и «завоях» в сегодняшнем писательском сообществе состоялся разговор с писателем.
– Владимир Владимирович, однажды вы проговорились, что добываете «хлеб насущный из черниленки». Тяжкий это труд, но и радость для писателя великая. Книги ваши выходят в свет. Как хватает сил успеть за временем, схватить его, выдать на гора перепаханное своё словесное сердечное? «Черниленка»-то, она не всякому подвластна.
– Черниленка – это всего лишь метафора. Сейчас я уже, по былым меркам, – преклонных лет старец и большой лентяй, и черниленка изрядно подзасохла, и в ней поселилась осенняя муха. Пробавляюсь нажитым и полузабытым. Только чудом одолел последний роман. На одном лишь характере: трудись – и твоя жизнь протечёт незаметно… Но как итог сорокалетним трудам – недавно вышедший четвёртый том собрания сочинений в 12-ти томах «Беглец из рая».
– Но, насколько мне известно, деньги на это издание никем не выделены. Их собирает народ, ваши читатели. «Шапка по кругу» называется проект.
– Да, действительно, государство кинуло писателей на произвол судьбы. Русская реалистическая литература, видимо, властям не нужна совершенно. Писатель ведь он и учитель, и цензор, и нравоучитель, остерегатель, воспитатель. А либеральные наши власти во главу угла ставят деньги, капитал. Они Бога подменили мамоной, хотя внешне прикрываются верой в Господа. Поэтому слово литератора для них хуже клеща подпазушного.
– Вот этот образ как раз присутствует у вас в новом романе, две части которого уже опубликованы в Роман-газете под общим названием «Бог найдёт тебя сам…». Не могу удержаться, чтобы не процитировать. «Писатель же, будто клещ, чаще без дозволения, самоволкою проникает за шкурёнку, старается сокровенное, самую потайку человека, вытянуть на посмотрение, словно бы его, чуженина, просят-умоляют».
– Да, этот роман я писал пять лет. Название будет у него другое. Ведь Бог найдёт тебя сам только тогда, когда станет тебе необходим. Он не найдёт тебя, если в тебе самом не будет потуг, или желания разыскать Его, поклониться Ему. Поэтому я решил назвать роман «В ожидании Бога». Мы ведь сегодня снова подошли к тому «контрольному выстрелу», что всегда маячит где-то поблизости. Весь мир в ожидании конца, в ожидании Страшного Суда.
– А в России тоже к «контрольному выстрелу» дело идёт?
– К сожалению, несмотря на то, о чём сладко поют нынче по телевизору, миллионы сегодня у нас безработных, страждущих, сидящих на копейках в крайней нищете и тоске. Исчезает желание жить, люди торопятся на «красную горку». Взять хотя бы читательский интерес к книге. Чтобы народу сегодня читать, нужны «копеечные» издания. Как в провинции могут потратить 500, 400 или даже 300 рублей на книгу? Да и система распространения полностью рухнула, упала навзничь. Книги распространяются, в основном, в пределах Садового кольца. Они не доходят до дальних окраин. Даже в моей родной Мезени книг не видали моих. Их практически нет, настолько упали тиражи. Что для нашей 150-миллионной страны тираж тысяча экземпляров! Книгу превратили в товар. Значит, и национальное чувство поверстали на тот же прилавок. Там же скоро будет любовь к отечеству, старинное предание, совесть и Бог.
– А ведь ваши произведения в 80-е издавались миллионными тиражами. И расходились мгновенно. Наверное, сейчас многие русские писатели в таком положении пребывают. Некоторые же прибегают к помощи спонсоров. Бывает и, не рассчитав, перегибают палку. Как вы относитесь к тому, что Станислав Куняев недавно написал панегирик известному олигарху Гуцериеву – «Духовной жаждою томим»?
– С одной стороны, я понимаю Куняева, потому что журнал «Наш современник» – на последнем издыхании, как говорится. Был у него неплохой тираж, но тогда Куняев сам ездил по стране, выпрашивал у губернаторов помощь журналу.
А сейчас и сам уж состарился, и журнал качество потерял… Самому уж пора сидеть на лавке, подпершись клюкой. Но он зубёшками-то уцепился за журнал, страшно терять собственную значимость. Ну, и конечно, если будет финансовая поддержка, то Куняев вновь будет хвалиться, что у него особенный журнал, тираж аж 8 тысяч, а у других 2 тысячи. Наверное он получит от Гуцериева козырную финансовую карту, чтобы шаткое судёнко стащить с мели. Тут, конечно, ничего зазорного нет, стоит лишь подивиться хватке престарелого литературного капитана, почти уснувшего за рулём, а молодые, наверное, уже потеряли всяческое чутьё и хватку, чтобы вовремя перехватить журнал. Если Гуцериев платит, и слава Богу. Может и совсем «славно» будет, если олигарх купит на корню весь Союз Писателей, сделав Куняева управделами, а Переверзина казначеем. Уже десять лет Переверзин ловко манипулирует руками, словно карточный шулер, когда в порыве красноречия рассказывает публике о своих хозяйственных достоинствах, привыкший считать денежки, тем более, что денежки эти ему крайне необходимы на «Картинную галерею моего бессмертия». Так собирается тщеславный поэт назвать свой музей. Капиталу надо много. И Станислав Куняев, наверное, подпрягся ему в помощь, чтобы вывезти в гору столь громадное предприятие. Ну, вдвоём-то они «умудрят такую штуковину».
Слава Третьякова не даёт Ивану сна. Но московский-то купец владел мануфактурами, к нему денежки плыли, только распоряжайся с умом и сердцем. А у Переверзина тоненький скудеющий финансовый ручеёк. Подкопал хитрейший ход в писательскую казну, похитив литературное имение рейдерским захватом себе в кормление – и давай его чистить с дружками да причёсывать на свой вкус. За десять лет что-нибудь годное умудрил наш предприимчивый поэт? Заводик свечной, фабричку по плетению лаптей, ремесло затеял иль издательство спроворил, приносящее верный доход литературной братии, из которого можно процент прибрать и себе. Да ровным счётом – ничего: лишь продавал безнадзорное имение, что лежит под сонным унылым писательским оком. Переверзин – обыкновенный хитрый маклак, забравшийся в чужой амбар, когда никто ему не указ, ибо Ганичев с Куняевым – непробиваемая крыша. Десять лет трясёт Союз из-за дружной троицы. И невольно возникает вопрос – для чего вся эта возня, с какой целью вся эта распустиха и неткеиха, когда вор кричит: «Держи вора!»? Сколько времени и нервов выплеснуто на бесконечные пересуды. Ложь, фарисейство, прикрываемое красивой фразой, молитвенным взором и церковной свечою, полная погибель нравов, казнокрадство, унижения, вопли о справедливости и правде. Лет шесть назад, крепко повздоривши, Феликс Феодосьевич Кузнецов, тогда заслуженный в литературе старикан, уже в летах, много доброго сделавший для русских писателей, доведённый Переверзиным до нервного срыва, воскликнул: «Я тебя, Переверзин, посажу. Твоё место в тюрьме». На что подчинённый Переверзин холодно ответил: «А я тебя закопаю».
Вся эта публика нынче заболела денежной болезнью. Чувство ориентации в культурном пространстве, самооценка утрачены полностью. И у Куняева душа замутилась, чувство реальности притупилось. Бедный апостол патриотизма, умелый интриган и учитель нравственности, и воин чести, когда-то спасший Аллу Гербер от великана-насильника, он прыгнул тому на шею, аки лев, сронил его на колени и едва не загрыз Голиафа (кто бы теперь возглавлял «Холокост»?). И Переверзина спасёт от всех невзгод, потрат и злоключений, втащит на Олимп вместо стареющего Ганичева, славословя со всех перекрёстков. Ну, Гуцериев ещё ладно, тот хоть обладает хваткой хозяйственника, предпринимателя, заработал свои миллионы и миллиарды. Бог ему судья. Но тут встаёт рядом фигура Переверзина. Это, конечно, блоха на теле медведя, в сравнении с Гуцериевым, если принять во внимание финансовое могущество. Но ведь блоха тоже может укусить! И мышь может слона убить.
Переверзин-то хитёр и коварен, раз самого Куняева замутил, в грех ввёл и помешательство. И это тоже денежная болезнь – ведь этот бывший тракторист помогал «Нашему современнику» материально несколько лет. Где он взял такие деньги – другой вопрос. Не будем копаться в этом… Но вдруг он стал пописывать стихи. Стишки весьма посредственные. Тут смущение ума началось у Куняева. Он утверждал, что это уровень Лермонтова, Рубцова, ну, в крайнем случае – Тютчева. Это уж сознание сбитое, перевёрнутое. Болезненный юмор какой-то! Ну, даёт деньги человек – напечатай его, скажи ему спасибо за благое дело, что он помогает журналу. Но зачем говорить-то, что он замечательный поэт?
И вот сам Переверзин вообразил себя великим поэтом, и даже великим устроителем земли Российской, волшебником слова и звука. На самом же деле – это ловкий, мелкий человек, нравом сутяга, пролезший в своё время в Союз писателей с помощью Ганичева. Вот такая это ловкая мыша. В сусек пролезла, прикрылась крышкой. Грызёт и грызёт. Только и слышит писательский народ – кто-то хрустит в закромах: хыр– хыр.
– Сама собою параллель напрашивается… Так что же делать? Будет съезд. Кто-то называет его очередным, но многие понимают, что это будет чрезвычайный съезд, а быть может, даже революционный. Как вы сказали однажды – «тело требует покоя, а душа жаждет перемен». Так давайте всем миром подумаем, как избавить писательское сообщество от обмана и тлена?
– Всё что случилось с писателями – это следствие того, что случилось со страной. Многие порядки, установленные в Советском Союзе, были разрушены, а новые – где они, какие они? Вот и в отношении Союза писателей то же самое видим. Делегаты ведь раньше съезжались со всей страны, около 500 человек. Теперь же, объясняя это нехваткой денег, приезжают на съезд только выборщики, чаще всего председатели местных писательских организаций или представители литфонда, которым зарплату тот же Переверзин выплачивал. Это прикормленные люди.
Бедные провинциалы думают, что сражаются за правду, но их ведут по кривому пути, облыжному. Кругом фальшь, обман и ложь. И как эту кривду преодолеть? Какие решительные действия предпринять, в ум не возьму.
– И что, никак их нельзя остановить или что-то им противопоставить? Я знаю многих писателей, кто внутренне поддерживает идею, высказанную в опубликованном письме «Спасём наш союз». Люди готовы бороться.
– Думаю, надо срочно собрать оргкомитет по подготовке съезда и всё решить сообща. Ведь нынешний Союз писателей исчез, его нет вовсе. Есть почётный старец Куняев. Есть мёртвое кладбище под названием Союз писателей. Когда заходишь туда, на Комсомольский, 13, там тленом отдаёт. Там нет давно ничего духовного. Там и свечкой церковной не пахнет. Мыши, запустенье, пыль, тлен, паутина, старческие из углов вздохи. Я же тогда ещё, на прошлом съезде говорил Ганичеву: «Уйди, пожалуйста». Ради дела нужно жить. Не ради собственного блага. Ездить по стране, жать руки губернаторам. Сидеть в президиумах, на фуршетах. А дела-то нет. За двадцать лет ни одному писателю не помогли – ни с жильём, ни с изданием книг, ни с чем. Занимались неизвестно чем, что-то вроде детского литературного кружка у них было…
– Вот Вы говорите – мертвецы, еле ходят и т.д. Но съезд всё равно может состояться, все дружно и послушно проголосуют. И снова-здорово.
– Я думаю, всё в наших руках. Надо крепко подумать. Ведь хитрый принцип выборщиков, который эти «ловчилы» – Куняев, Переверзин и Ганичев – изобрели, позволяет им удержаться на месте. У них свои «гренадеры», «гардемарины» и т.д., которые нарисуют того деятеля, какого скажут.
Тот же самый Ганичев в своё время много для русского дела старался. Я уважал его. А потом какое-то помутнее нашло на него. Ну, что же, бывает. Значит, пора уйти. Что здесь такого?
В любом случае, обновлением Союза должны заниматься молодые. Ведь когда государство бросило писателей на произвол судьбы, тогда тем более надо объединяться, помогать друг другу, помогать молодым, начинающим. Надо стучаться в каждую дверь. А мы надеемся на каких-то приспособленцев, которые думают только о своём кармане.
– Мне кажется, государство потому поддерживает либеральных писателей, что боится их, хочет задобрить.
– Ничего подобного. Власть боится именно русских писателей. Чиновным мошенникам хочется унизить их, придавить, чтобы они растеклись, стали беспомощной лужицей и высохли под солнцем – финансовым, капиталистическим солнцем. Чтобы их не видно, не слышно было. Либералов-то, писателей, они как раз любят. Они ведь и сами все либералы, близки им по крови, по духу, по сознанию, по воспитанию, по мировоззрению, по отношению к русскому народу, матери-сырой земле.
А мы-то им противники. Мы совсем другие люди. И никогда либеральные «верхи» не будут поддерживать национальные «низы». Никогда. Шоумен вроде Хазанова награждается орденом «За заслуги перед Отечеством». Он близок чиновным людям. Они могут его на вечеринку пригласить. Посмеяться вместе. А с русским писателем что делать? Какой от него прок? Только вред для них.
– Вот, к примеру, Солженицын, юбилей которого собираются нынче так пышно праздновать… Что такого нового «открыл» он в русском народе? Почему юбилеи других русских писателей мы отмечаем гораздо скромнее?
– Ну, это и понятно. Он ведь явился символом разрушения СССР. И чествуют его больше не как литератора, а как политика. Продолжают дудеть в дуду о том, как отвратительно было жить в советской стране. Нас буквально избивают кувалдой лжи. Бьют, пока мы не разобьёмся. И Солженицын тут им в руку, конечно. Как только не издеваются над Брежневским периодом. А в это время в народе, в деревне говорят: «Думали, при коммунизме не живать, а всё-таки немножко коммунизма хватили», имея в виду как раз житьё при Брежневе. И Армию огромную держали, и заводы строили. Другое дело, что бесхозяйственность, конечно, встречалась. Как раз там, где «рулили» всё те же люди, которые впоследствии перекрасились в либералов.
А что касается литературы, показателен такой пример. Император Николай Первый Пушкина любил. Сталин – Шолохова. Брежнев – Маркова. А вот Ельцин – Жванецкого. Чувствуете, какова деградация? Это ведь и духовное падение, это ужасно!
Для писателя важно сохранить родовое, памятное, национальное. А мы начинаем склоки на пустом месте. Казалось бы – что тут сложного. Взяли и переизбрали председателя. Нет, надо бороться, воевать…
– Когда-то Михаила Шолохова критиковали за диалект и всякие народные словечки в его произведениях, так же и в ваш адрес звучали подобные упрёки. Теперь стало понятно, что эта речь – именно та, которой должны были говорить герои народных романов, речь, которую ничем не заменишь, никаким языковым новоделом. «С переменою народной памяти непременно потускнела сердечность к нашей национальной культуре – в этом главная печаль» – пишете вы. Возможно ли преодолеть это увядание?
– Десять тысяч лет жил народ одним укладом. А с изменением этого уклада многое из прежних понятий за ненадобностью было утрачено. Новый уклад потянул за собой новый словесный свод. Тускнеет язык. Всё богатство языка теперь недоступно. Ведь, к примеру, помор сегодня практически не выходит в море. Ватажный промысел навсегда утрачен. Весь мир потускнел, переменился. Городской житель не знает, с какой стороны солнце всходит. Он редко смотрит на небо. Зачем это ему? Человек быстро забывает бытовые деревенские привычки и уклад, как только становится городским жителем. Случился конфликт изустной культуры и новой, не имеющей отношения к национальному, родовому нашему. Не только свод памяти народной всегда передавался от предков к потомкам по цепи незримой, но и обычаи, душевный настрой, национальные свойства.
Вся жизнь шла по природному календарю. Рано посеешь – замокнет, поздно – засохнет. А от этого всё благополучие семьи зависит. И красота языка была тоже тесно связана со всем кругом жизни крестьянина. Один только снег таил в себе сотню метафор. Земля – и того больше. Изменился уклад, и язык потерял свою плоть. Скукожился. Был такой масляный огромный ком, а стала сухая маленькая коврижка. Человеку теперь нужен язык сухой, короткооформленный. Ну, какие метафоры может найти офисный служащий? Речь его и скукоживается до этих лайков, мейков, фейков и прочего. Язык приобретает какой-то странный, «лающий» состав.
Хоть тысячи словарей разложи вокруг себя, этакую крепость словарную построй – не выудишь нужного слова, а если и выудишь – не запомнишь. Если нет его в душе, если не родится оно естественно, из сердца твоего, из памяти, то ничего и не выйдет.
Культура национальная сегодня не интересна для молодёжи из-за утраты уклада русского. Увы, город покорил деревню, подмял под себя. Пусть временно, но эта «лихоманка» завладела народом, гнетёт, иначит под себя. Ведь наша культура веками складывалась из работы на земле. Песня, сказание, былина, сказка, поговорка – всё это выросло на земле. В былые времена – если ты был ленив, не хотел, не мог трудиться, то или прошаком пойдёшь по деревне, или отправишься в город зарабатывать денежку в питейном заведении служкой.
Моря, реки, леса – это ведь тоже мать-сыра земля. А небо – прикров её. Всё что нас окружает, весь мир под властью Матери-земли. Нас всегда отличала уважливость по отношению к земле-кормилице, сердечность, любовность, поклончивость, как к матери-родительнице. Городской же человек признаёт лишь первичность письменной культуры. В то время как все наши великие русские писатели, художники, композиторы признавали главенство культуры народной… Мне кажется, проза некоторых современных писателей механистична, некий «кубик рубика», лишена духа национального, ощущения русского мира. Нет тёплого, любовного чувства, что ты среди живых. Характеры бескровные, картонные, бездушные.
Нет, национальное, коренное, чем народы отличаются друг от друга, никогда не исчезнет. Оно будет погружаться внутрь всё глубже и глубже. Будет лежать неисповедимо где, как клад. На будущее. Чтобы вернуться к себе. Ведь и сегодня мы не можем жить без земли-матери. Она нас поит и кормит. Безо всего остального – пожалуйста, живи хоть тыщи лет: без компьютеров, телевизоров, техники… Без этого соблазна. Когда-то это станет очевидным, схлынет, как наваждение. Неизбежно всё вернётся на круги своя. Никогда не говори: никогда. Ведь человечество проживает всё это по кругу, может в сотый иль тысячный раз всё повторяется. А нашему последнему кругу примерно десять тысяч лет, когда Бог прогнал наших родителей Адама и Еву из рая. Это же совсем рядом.
Беседовала Елена САПРЫКИНА
Очень интересно и, увы, правильно. Значит, не всё ещё потеряно, есть ещё умные, отважные люди, истинные патриоты России, а кроме “патриотов” богатства и вранья.
Не люблю сочетание Владимир Владимирович, Вы и Маяковский – исключение. Спасибо!
Спасибо и Елене Николаевна!