ПОЧЕМУ КАЗАНСКАЯ КОНСЕРВАТОРИЯ ПРЕПЯТСТВУЕТ ПОПУЛЯРИЗАЦИИ ТАТАРСКОЙ НАРОДНОЙ МУЗЫКИ? Участница шоу «Голос» Луиза Имангулова представляет свой новый этно-джазовый проект

№ 2017 / 22, 16.06.2017

Те, кто следит за ток-шоу «Голос» на Первом канале, наверняка согласятся, что одной из жемчужин последнего (пятого) сезона стала русско-татарская певица из Самарской области Луиза Имангулова, заворожившая и зрителей, и жюри своим пронзительным фольклорным вокалом. Луиза, которая не только замечательно поёт, но ещё и играет на гуслях, калимбе, калюке и других экзотических инструментах, уже несколько лет выступает в составе дуэта «Живые Ворота» вместе с известным барабанщиком, перкуссионистом, мастером этнических инструментов Марио Калдарару. После участия в «Голосе» музыканты решили расширить состав до полноценного этно-джазового ансамбля, пригласив басиста, гитариста и саксофониста. Коллектив получил загадочное название «Якруна». Нам удалось попасть на одну из репетиций «Якруны» перед их первым большим сольным концертом, который совсем скоро состоится в Москве.

 

– Луиза, почему всё-таки ты занялась именно народным вокалом?

– Мне всегда задают этот вопрос. И пора бы уже, наверное, придумать на него хороший ответ (смеётся). Ответа нет. Просто мурашки по коже от песен, которые я прослушивала. Сейчас очень много есть информации в интернете, очень много фольклорного материала из разных областей страны.

– А какая область тебе ближе в этом плане?

– Есть у меня любимая область – это Белгород. А ещё казаки-некрасовцы. Потому что там присутствует, так скажем, некий восточный лад. Они жили очень долго с турками, и у них это отразилось и в музыке, и в костюмах. Потом – Смоленская область…

– Насколько я помню, из Смоленской области как раз та песня, с которой ты прошла слепое прослушивание на «Голосе», когда ты сидела с закрытыми глазами, подыгрывая себе на гуслях, и жюри было настолько очаровано, что лишь в последний момент опомнилась Полина Гагарина и успела нажать на кнопку…

– Да. «Колечушко» – это как раз Смоленск. Я, к сожалению, не слышала её в оригинале. Остались только ноты, слова и имя исполнительницы, от которой эта песня была зафиксирована в каком-то сборнике. Хотя иногда это, наоборот, помогает спеть по-своему, потому что ты не привязываешься к оригиналу…

– А вообще, насколько ты позволяешь себе отдаляться от оригинала при исполнении аутентичных народных песен?

– Я считаю так. Если ты слышал песню в аутентичном исполнении бабушек (знаешь, какой было песня в оригинале), то ты имеешь право перепеть по-своему, потому что это – продолжение, и песня будет жить новой жизнью. Самое главное, чтобы это было вкусно. Чтобы это не было попсово, так вот: «ллюли, люли» (изображает ложную манерность). От такого сразу становится грустно…

– А положительные примеры перепевания можешь привести – кто нравится?

– Я слушала очень много Старостина Сергея Николаевича. У них с Марио был прекрасный альбом «Проще простого», и я его заслушала до дыр.

У Инны Желанной очень интересные аранжировки. Правда, мне больше нравится её раннее творчество, когда была группа «Farlanders».

– Да, мне в своё время казалось, что это вообще была лучшая в России группа. Кстати, судя по репетиции, которую я сегодня услышал, музыка, аранжировки, звучание вашей «Якруны» как раз довольно близки к тем самым «Farlanders», что меня несказанно обрадовало. Расскажи, как ты познакомилась с Марио?

– Когда я переехала в Москву, то искала знакомств, чтобы с кем-нибудь сотрудничать. Я написала Марио сообщение «ВКонтакте»: пожаловалась, что я в Москве одна-одинёшенька, очень хочу коллектив, хочу расти, учиться… И он мне по-доброму очень ответил, после чего мы стали общаться.

– Марио, а ты что нашёл в Луизе? Почему согласился с ней работать?

Марио Калдарару: – Я просто хотел работать, творить. А она пришла ко мне с горящими глазами. Ведь есть огромное количество людей, которые что-то услышав или посетив концерт, говорят, что надо этим заниматься, это замечательно и т.д. Ты говоришь: «Ок. Приходите! Будем репетировать». Но в итоге никто не приходит. На этом всё заканчивается. У меня куева хуча таких учеников… А Луиза действительно начала усердно работать.

Луиза: – Я приехала к нему на студию. Он выдал мне кипу дисков, которые надо послушать. В том числе, как сейчас помню, Dead Can Dance.

– Почему Dead Can Dance?

Марио: – У них очень выраженный вокал. Вообще, я ей дал послушать те проекты, которые считаю маяком в данном стиле. Это, например, совместный проект Пола Уинтера и ансамбля Покровского, которые в 1986 году записали совершенно потрясающий винил «Курский фанк». Самое поразительное, что с того времени никто это не повторил хотя бы приблизительно!

– А вы пытаетесь это повторить?

Марио: – Нет, мы не пытаемся повторить, но мы пытаемся по-своему поймать тот же самый кайф, который был у них. Повторяться не имеет смысла. Но важно найти эти краешки, возможности. Я вот, например, не знаю сейчас больше никого, кто делает такие вещи, как наша группа – русские песни на восточный, восточно-африканский мотив. Есть ведь такой подход (довольно распространённый в фольклорной работе): петь только так, как поётся в том или ином регионе, без каких-либо малейших даже отклонений. Эдакий – фольклор наглухо. И бывает, что там люди доходят до очень серьёзных заблуждений. Вплоть до того, что молодых девочек заставляют петь так, как поют бабушки 70–80-летние. Но любой человек, который хоть немного разбирается в анатомии, скажет, что у бабушек связки голосовые по-другому устроены, и когда бабушка была молодая, она пела совсем иначе.

Луиза: – У меня был такой конфликт. Я пришла на курсы вокала в один ансамбль. Прекрасные люди, прекрасные музыканты, делают очень важное дело, много аутентики поют – низкий им поклон. И вот я встала с ними в круг, и руководитель ансамбля начал меня просить спеть две строчки из песни вот таким вот (изображает старушечий голос) образом. Идёт очередь по кругу, доходит до меня – а я нахмурилась, набычилась и твёрдо решила: я не буду так петь! Почему я должна так петь? Я не бабушка! Да ведь эта бабушка сама, когда была девушкой, пела как девушка. Просто у нас так вышло, что на записях песни сохранились только в исполнении бабушек и дедушек, которые стали хранителями традиции. Но мы же не слышали, как эти песни пели девушки! Понятно, что есть определённая манера (в Белгороде одна, в Смоленске другая), но звук всё-таки не должен быть умышленно старческий.

Марио: – Удивительно ещё то, что сейчас пользуются самое большее только пятнадцатью процентами того фольклорного материала, который был записан в экспедициях. Никто не хочет этот материал отдавать. Заинтересованных людей просто-напросто не пускают в архивы! Нужно обить очень много порогов, чтобы что-то послушать из этих научных, институтских архивов.

Луиза: – Да, такая проблема есть, например, с фольклором Самарской области. Песни надо поднимать, чтобы они жили. Потому что песенная традиция в Самаре была в записях, но её до последнего времени никто не пел. А ведь у нас (Луиза закончила Самарскую Академию искусств. – Ред.) у каждого фольклориста последняя дипломная работа была – сдача сборника из 35 песен, собранных в экспедиции по Самарской области. Мы их записали, педагоги нам эти песни помогли расшифровать. Каждый год выпускается по десять студентов-фольклористов и соответственно по десять таких сборников. Представляете, сколько материала в институте?! Но это всё, к сожалению, закрыто, не выпускается в жизнь. И людям, которые хотят с этими песнями работать, зачастую приходится добывать их с большим трудом, какими-то окольными путями…

– А в какой момент в твоей карьере появился «Голос»?

– К тому моменту мы уже несколько лет играли с Марио в дуэте. А вообще, я ведь ходила на кастинг ещё к третьему сезону. Но меня тогда не взяли. Может быть, психологически я ещё была не готова. Тогда я всё пела акапелльно (один голос), а когда пошла на кастинг к пятому сезону, то попросила мне подыграть нашего гитариста Сашу. Там поются две песни – одна на русском и одна на каком-нибудь иностранном. Я спела «Колечушко» и испанскую песню «Me voy», которую потом пела в эфире на самом проекте. Потом пришёл Юрий Аксюта (главный продюсер телепроекта «Голос». – Ред.) и попросил спеть ещё одну песню. Мы спели «Колыбельную» группы «Цветы» («Какую песню спеть тебе, родная…»), сделали её совсем по-своему, интересно. И меня взяли.

– Расскажи, пожалуйста, что-нибудь о внутренней кухне «Голоса». Что не вошло в кадр. Запомнились ли тебе, скажем, какие-то советы наставников – Полины Гагариной или Григория Лепса, у которых ты была в команде? Удалось ли чему-то у них научиться?

– Они замечательные. Но, честно говоря, наставники «Голоса» – люди настолько занятые своими гастролями и прочими делами, что им просто некогда особенно кого-то в проекте учить. В основном с нами работали их помощники. Например, у Гагариной есть замечательный аранжировщик Андрей Тимонин, который делает ей песни. Так что советов от наставников я не могу припомнить. Но я, безусловно, получила колоссальный опыт работы перед десятью камерами и в окружении крутейших профессионалов. Очень добрые люди в «Голосе» работают за кадром. Там было два редактора, Татьяна и Марина, и когда подходил ко мне ведущий Нагиев брать у меня интервью, они его настраивали: «Луиза – хорошая девочка. Ничего плохого ей не говори! Никаких каверзных вопросов не задавай!» (смеётся).

– В одном из твоих интервью я прочитал, что тебя часто просят исполнять татарские народные песни (да и сама ты уже давно хотела бы это попробовать), но что-то тебе пока мешает…

– Меня, кстати, недавно позвали на фестиваль татарской музыки в Казань, но опять не срослось. Может, не судьба пока… Пока, наверное, я внутренне не готова к татарской музыке, я её не чувствую так, как русскую. Возможно, душа моя в прошлой жизни была в русском человеке. Хотя я сейчас много работаю над мелизматикой татарской. Даже ходила к педагогу по татарскому вокалу. Безусловно, это нужно.

– А есть ли у тебя какие-то любимые татарские песни?

– Например, (в переводе на русский) «Подснежник». Это очень красивая, традиционная татарская народная песня…

Кстати, возвращаясь к теме закрытых фольклорных архивов… Татары тоже очень «бережливые». Когда ещё у нас с Марио был дуэт, я хотела использовать татарские песни. Я начала искать традиционную татарскую музыку, и обратилась к педагогу в Казанскую консерваторию. Но она мне отказала… Сначала я думала, что человек сомневается во мне как в вокалистке: мол, я плохо пою и испорчу песню. Я ей скинула свои записи. Она сказала, что всё хорошо. Но, тем не менее, на этом всё закончилось. Материал мне так и не дали. В итоге мне студенты консерватории тайком прислали несколько песен (смеётся).

– Это было уже после твоего участия в «Голосе»?

– Нет, до того.

– Ну, теперь-то тебе точно должны дать всё. Это же тревожный сигнал для культурных властей Татарстана, что по сути известной теперь уже певице татарского происхождения препятствуют в пропаганде татарской же народной культуры! Хотя и то, что материал не давали до этого – тоже абсурд. А расскажи, пожалуйста, немного про свои корни.

– Свои татарские корни я знаю до пятого колена. Знаю, что прадеды были переселенцы из Пензенской области в Самарскую, где сейчас у меня живут родители. Там образовалась татарская деревня Сукаевка («Су» – это «вода»; там очень много родников). Хотя сейчас, конечно, многие поумирали; молодёжь бежит оттуда… Музыкальные, так сказать, корни у меня со стороны отца. Он музыкант-самоучка, играет на гитаре и на гармошке, поёт. До сих пор, когда я его слушаю, уже как профессионал, у меня нет к нему никаких замечаний даже. Очень хорошо поёт. И я всегда переживаю за то, что он не стал профессиональным музыкантом, у него бы это здОрово получилось. Бабушка играла на мандолине и пела как раз татарские песни. В Сукаевке я бываю примерно два раза в год…

 

Группа “ЯКРУНА” (крайние слева – Марио Калдарару и Луиза Имангулова)

 

– А когда вы решили создать полноценную группу?

– После «Голоса». Мы с Марио решили, что звучим очень акустично, а если выходить на какие-то большие площадки, то нужно всё-таки полноценное электрическое звучание.

– Что означает название вашей группы – «Якруна»?

– Его предложил Марио. Оно позаимствовано из колумбийского кинофильма «Объятия змея». Это фильм об утерянной связи человека с природой. Якруна – по легенде, священное растение некоего амазонского племени, обладающее чудодейственными свойствами, которым индейцы в какой-то момент начали злоупотреблять, и шаман этого племени уничтожил его, оставив одно единственное дерево с одним единственным цветком. И его все ищут. Нам показалось, что это символичное название для нас. И оно резонирует со звучанием и концепцией ансамбля.

 

Беседовал Евгений БОГАЧКОВ