ЗНАКОМЬТЕСЬ – БЕЛКА В КЕДАХ

№ 2017 / 46, 28.12.2017

Международная Академия Бизнеса и Управления (МАБИУ) на днях принимала в своём литературном клубе трио поэтов в лице Олега Бабинова, Анны Маркиной и Евгении Джен Барановой, объединившихся в арт-группу #БЕЛКАВКЕДАХ. Белкам, то есть поэтам, досталось трудное время – у студентов идут зачёты, экзамены, казалось бы, не до лирики. Но выступающие зацепили ребят, заинтересовали, так что они выбегали со встречи на зачёт, и снова возвращались в зал, а после выступления задавали вопросы и фотографировались с поэтами. Собственно, литературный клуб МАБИУ и задумывался как клуб живого общения, в котором студенты, что называется, наощупь могут узнать современную поэзию, такую же яркую, многообразную, живую, как и они сами, именно со-временную, совпадающую с ними во времени и вот теперь в пространстве здания академии. В планах литературного клуба МАБИУ регулярные встречи с поэтами, обсуждения новых книг и литературных премий.

Во времена, когда профессиональная литература замкнулась сама в себе и практически не выходит к широкому читателю (это в меньшей степени касается прозы), любое соприкосновение литератора с непредвзятой новой аудиторией само по себе ценно. Отвечая на вопрос студентов о названии арт-группы и подаче материала, выступающие говорили о «срединном пути поэта». Это способ организации текстов и выступлений, который ориентирован на человека культурного, творческого, любопытного, однако, необязательно глубоко погружённого в контекст современной литературы. То есть, на промежуточное звено между филологом, всё на свете перечитавшим и часто предпочитающим формальный поиск живому чувству, и вовсе неподготовленным зрителем, держащим под подушкой томик Асадова и захлёбывающимся сетевой поэзией низкого уровня.

Слева направо: Анна МАРКИНА, Олег БАБИНОВ, Евгения ДЖЕН БАРАНОВА

 

Причём каждый поэт из трио, придерживаясь общего направления, прокладывает собственную дорогу. Стихи Олега Бабинова прошиты многочисленными культурными аллюзиями, они подпитываются глубоким знанием мировой истории, искусства, философии… Однако, сложные темы прячутся за бодрыми и разнообразными ритмами и внешней шутливостью. Его стихи напоминают искристую и шумную цирковую арену – все знают, что гимнаст только что разбился, но представление продолжается. Поэзия Анны Маркиной разнообразна – детские стихи, лирика, страшные истории в духе Олега Григорьева, сюжетные поэмы… Её тексты устроены достаточно прямым образом, высказывание детально и конкретно, метафоры осязаемы. Но если каждую строку в отдельности можно трактовать вполне однозначно, то текст в целом – колодец: за чистой водой дна невидно. В целом её уютный, грустный и формально приятный для входящего мир напоминает анимационные фильмы Шомэ – иллюзионист рано или поздно отпускает кролика и продаёт старьёвщику последнюю шляпу. Стихи Евгении Джен Барановой можно охарактеризовать её же строчкой «поэзия есть плен непойманного слова». В них всё в движении: ускользающе, сбивчиво, цепляется одно за другое – смыслами, созвучиями, подтекстами, вырастает от частной бытовой жизни с походами за чипсами в магазин и прогулок с собакой до общего смятения перед жизнью, крика о помощи, протеста перед несправедливостью устройства мира и государства и повседневностью как таковой. Технически эти тексты можно назвать деструктивизмом – своеобразный танцующий дом.

 

Юлия БЕЛОХВОСТОВА

 

---

 

Олег БАБИНОВ

 

ПЕТЕРБУРГУ

 

Кому-то он не то, чтоб не его – не свой.

Мне тоже не близки ни серп его, ни молот.

Но я люблю, когда засыпан он листвой,

люблю на языке его торфяный солод.

 

Я думал, что знаком с ним пару сотен лет,

но, Авель, ты опять – переодетый Каин.

Я прячусь от тебя, как бывший пистолет,

засвеченный в тебе от центра до окраин.

 

Что там за Рим горит? – Нерон, да то щека

неверная моя, невинная, вторая –

тот узкий коридор, завхозами че-ка

покрашенный теперь казённой охрой рая.

 

 

ФЛОТ

 

Когда нас вызовет на суд

прокрастинатор-крот

и скажет: «Там, и сям, и тут

вы виноваты вот и вот»,

нас четвертуют и запрут,

и наши имена сотрут

и с воздусей, и с вод –

тогда на выручку придёт

из жарких нулевых широт

волшебный русский флот.

 

Босой ногой, как зимний дым,

ощупывая лёд,

ощерясь Пушкиным седым,

в темницу он войдёт,

и нам, за Мезенской губой

непозванным к столу,

нам с нашей чувственной губой,

раскатанной к теплу,

он протрубит: «Проснись и пой,

и пой «Прощай, Лулу!»

 

То не Вертинский нам поёт –

то вертится великий Пётр,

предательский наш дух.

Он виноват, он признаёт.

Он отнесёт наш Питербурх

на юх, на юх, на юх.

 

Там наши почва и судьба

под тёплою волной

голы до дна, вот стыдоба,

развяжутся с войной,

и мы, как птицы кораблей,

стрекозы субмарин,

наевшись соли и соплей,

над миром воспарим.

 

---

 

Анна МАРКИНА

 

* * *

Не то, чтоб вечер вышел неприятным,

он просто был немного бестолков.

Ладони облаков держали воздух,

сквозь лесопарк просвечивали пятна

компаний, группирующихся возле,

как водится, реки и шашлыков.

 

И Малый Лев выглядывал задорно.

Продетая сквозь шорохи, как нить,

река несла волнение и тайну.

Моя рука жила в чужой ладони.

Как дрели, в небо целились каштаны,

как будто можно что-то починить.

 

По берегу, заснув, лунатил ветер,

им был костёр нечаянно задет.

Ресницы сосен к полночи слипались.

Всё было для того, чтоб ты приметил

внутри себя непроходящий свет

развёрнутый над сердцем, словно парус.

 

 

* * *

Он сидит-рычит, похмельный,

сам с собою, третий лишний:

– Маша, не лежи в постели.

– Маша, искупай детишек.

 

Вымыв засветло берлогу,

Маша утром до обеда

сочиняет некрологи

для портала «смерть медведям».

 

Он приходит после смены

и орёт:

– Давай потише!

– Маша, хватит жрать пельмени,

ты в кровать не поместишься.

 

Не стерпев, она сбегает

к матушке (через дорогу).

Он приходит с пирогами

возвращать её в берлогу.

 

Говорит, что не погасло,

не потух огонь зажжённый.

– Веришь, Маша? Будет сказка.

– Как не верить, медвежонок.

 

---

 

Евгения ДЖЕН БАРАНОВА

 

* * *

Рыба к рыбе, тело к телу,

подбородок к тишине.

Я иду по лицам прелым,

оборачиваясь не.

 

Я иду – по серой коже.

Я иду – по белой лжи.

Дождик-ветер, мы похожи,

почему тогда дрожишь?

 

Почему тогда мигает,

от метро осатанев,

ледяная, злая стая

автопринцев, автодев.

 

Почему играют губы

мёрзлый гимн воротника?

Потому что небу любо.

Потому что нам никак.

 

Потому что город сделан

из бакланов и болот.

Рыба к рыбе, тело к телу.

Ешь, пока не загниёт.

 

 

РАЙ

 

Когда умирала, то стало еды полно.

Приносили пирог с курятиной,

лук с редисом.

Огурков, капусты, вина было мне дано.

Огурцы, конечно, пропали, вино прокисло.

Свояк приходил наутро, молился вслух,

Зирку продашь, – спрашивал, – долго ждали.

Зимняя шаль, свернувшись, спала в углу,

и от кровати пахло студёной шалью.

Март расходился, ветер пригнал гусей,

гуси галдели, пачкали, бились в двери.

Раньше старух поминали Степан, Овсей,

теперь поминают Аркадий, Кирилл, Валерий.

Продали б хибару – кому-нибудь повезло б.

А что мне теперь – солонка, щипцы, половник?

Когда умирала, то стало совсем светло.

Свет вытекал из рая на подоконник.