Владимир ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ. ЖИЗНЬ КАК БРИЛЛИАНТ, или СВЕТЛЫЕ ГРАНИ ДЕКАДАНСА

Рубрика в газете: Бархатное подполье, № 2018 / 16, 27.04.2018, автор: Владимир ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ

…Жизнь можно принять как камень – и пронести как тяжёлую ношу. Можно разглядеть в ней алмаз и радоваться скрытому в ней чуду. 

Но истинный эстет будет беспощадно и самозабвенно высекать в бесформенном алмазе сверкающие грани и однажды в его руках окажется безупречный бриллиант… Именно так и заповедует истинный декаданс. Тайной алхимического перерождения мрачного латинского «Decadentia» в утонченное и светлое английское: «Aestheticism» поделился Владимир Преображенский:

– инициатор и арт-директор фестиваля «Бархатное подполье», собравшего музыкантов, художников, модельеров, танцоров, унаследовавших традиции эстетизма, дендизма и декаданса,

– лидер группы «Бостонское чаепитие»,

– просто настоящий денди.

---

– Жизнь как бриллиант, да, – причём,– русской огранки!

– Это показатель качества?

– Высочайшего качества! Русская огранка – это эталон ювелирного искусства. Вот представьте себе алмаз размером с кулак – его обтачивают – получается камень размером с грецкий орех – и он стоит дороже исходного алмаза. Но он ещё не идеален – поскольку алмаз – всё-таки натуральная субстанция – там могут быть всякие прожилки, неровности… И вот ювелир шлифует, убирает лишнее и получается камень с вишенку… На этом можно бы и остановится – бриллиант прекрасен и только самый придирчивый взгляд подметит какую-то одну неидеальную грань или едва заметное пятнышко внутри. Так вот русская огранка, это когда ювелир пойдёт до конца – и ни одного изъяна не останется даже ценой того, что из алмаза размером с кулак получится бриллиант с горошинку, или вовсе – с пшённое зёрнышко. Качество огранки – всегда в ущерб весу и цене. Поэтому в мире существует несколько подходов к обработке драгоценного камня: скажем, израильская огранка она понятно какая: «надо продать подороже!» – соответственно, максимально сохранить вес. А русская огранка – это знаменитый ГОСТ СССР, феномен которого заключался в том, что о цене никто не думал. Был план – добыть столько-то кг алмазов и дальше – выдать бриллианты с безупречной огранкой. В результате наш ГОСТ стал эталоном и всемирно известные ювелирные брэнды, включая Тиффани – для своих лучших коллекций покупают бриллианты в Смоленске – там они точно знают, что купят бриллиант высочайшего качества.

– И как же декадент может прийти к такому филигранно выточенному, сверкающему безупречными гранями восприятию жизни? Или это какой-то неодекаданс, отличающийся от того прекрасного, но мрачного, времён прерафаэлитов?

– Никакого «современного» декаданса нет. Речь идёт о явлении, периодически повторяющемся и неизбежном в жизни. Конечно, если буквально, декаданс – упадок. Но в моём понимании, это понятие не замкнуто и даёт возможность возрождения через раскрепощение. Творя эстетику декаданса, можно позволить себе более смело и прихотливо ворваться в какие-то области, которые более традиционное искусство замалчивает, избегает. Искусство декаданса – капризное, неоднозначное, спорное – та область, где в противоречие могут войти, например, эстетика и этика. Традиционная культура любого общества этого не приемлет. Почему? Потому что она всегда строится на религии. А религия – это обязательно моральные устои. К тому же и музыка, и живопись, и театр возникли из ритуального искусства, это общеизвестный факт. Культура декаданса возникла в Европе, когда традиционное искусство настолько далеко ушло от своего религиозного источника, что практически потеряло с ним связь. В результате европейское сознание стало запутанным, им овладели идеи Ницше, ощущение потери Бога и оторванности от источника. И здесь на сцену вышло искусство декаданса, которое, собственно, всегда выходит на неё на том этапе, когда утрачивают актуальность какие-то ценности целой эпохи, а на смену им не приходит ничего нового. В такие периоды возникают вопросы: «как так произошло?», «кто виноват?» и «что делать?». Человек начинает копаться в самом себе и в происходящем вокруг. А что ему ещё остаётся делать? Он пытается найти хоть какую-то точку опоры, и в этом поиске возникают те вопросы и ответы, которые не возникают тогда, когда очень хорошо понятно, как жить – 
в традиционном обществе, где сильна религия, мораль и стабильно социальное устройство. Когда же один базис уходит, а другой не приходит, человек оказывается в вакууме – мягко говоря, некомфортном для существования.

– Почему же у нас не появился декаданс в 90-е годы?

– Потому что тогда было не до культуры вообще. Рок? В нём было больше социального. Поэтому, если и возникали такие эстетские и декадентские группы, как, например, «АукцЫон», «Вежливый отказ» – они были очень несвоевременны. А вот в 2000-м они уже пришлись ко времени, кстати. И сейчас, думаю, есть потребность в группах такого формата.

– Сейчас – время для декаданса?

– В самом светлом смысле этого слова. Пока общество живёт по законам традиционной культуры – существует вектор жизни и одновременно некие ограничения: «выполняй правила – и увидишь, как хорошо тебе будет», а «этого делать нельзя – иначе будет плохо». Когда же происходит переворот формации – всё перемешивается – примерно как у нас последние четверть века: что было хорошим – стало вдруг плохим, что было позорным – стало вдруг хорошим. Например, само слово «карьеризм» было ругательным, а сейчас карьеризм – более чем похвально; ну а кем раньше считались нынешние олигархи – и вспоминать не стоит. Когда всё настолько переворачивается – человек осознаёт, что у него больше нет гарантии какой-либо надёжной мировоззренческой системы. У меня в раннем творчестве был такой образ – ребёнок, стреляющий в мир, который не дал ему тепла. Собственно, примерно в таком состоянии и оказывается человек: нет никакой гарантии, что если я буду себя хорошо вести, мир меня обогреет. «Ах, так?! Ну, тогда я вам сейчас устрою»! Декадент направляет это своё ощущение в искусство – и внутри него пребывает в состоянии колоссальной растерянности, обиды и с ощущением, что мир его предал. В этом смысле декаденты открыли небывалую какую-то искренность – и в жизни, и в искусстве: они никогда не боялись признаться прежде всего себе, а после и миру в каких–то чудовищных метаниях и веяниях в своей душе. Помните у Бодлера знаменитое стихотворение в прозе «Негодный стекольщик»? Признаться себе в таких ощущениях, описать их – конечно, это было революцией. Декаденты ополчились на традиционную мораль, которая к тому моменту уже показала свою несостоятельность.

– Просто какие-то ангелы апокалипсиса…

– Да не совсем. Декаденты изначально не имеют никаких гуманных целей – они выясняют свои личные отношения с действительностью, но в результате это оказывается нужным многим другим. Здесь возникает с одной стороны искренность, а с другой – эстетская поза, которая становится смехом сквозь слёзы, попыткой скрыть внутренний разлад. И что для меня во всём этом важно: не то, какой жизнью декаденты живут, а то, какие произведения искусства у них при этом получаются. Что было без них? Какие-то там метания души, накачался наркотиками и помер. Жаль. И что? А так – мы имеем Бодлера, Бёрдслея…. И неважно, кто там что употреблял. И не каждый употребляющий наркотики может стать Джимом Моррисоном! Не в них сила таланта, скорее наоборот.

– Весь свет декаданса – в созданных им шедеврах?

– В шедеврах – его главная ценность для искусства вообще. А для социума возрождающая сила декаданса не только в этом. В какие бы времена он ни повторялся – он всегда давал выход из вакуума и деградации. Вы спрашивали про 90-е… Так вот, по моим субъективным ощущениям, тогда всё было вообще беспросветно, причём 98-й стал практически апогеем этой беспросветности. Вот у тебя есть последние две тысячи рублей или двадцать – не имеет значения – пойди и потрать их. Вот это декаданс. Помню ощущение: пошли с другом в магазин: и вот вчера бутылка фанты стоила двадцать рублей, а сегодня двести, а написали бы, что две тысячи – ты бы удивился ничуть не больше, потому что для тебя это одинаково абсурдно. Абсурд погружает в ощущение сна, нереальности происходящего. Последние лет двадцать российская действительность преподносит такие глюки, которые не снились ни одному опиушнику – поэтому современному российскому декаденту никакие наркотики глотать не нужно! Вот он – настоящий декаданс. Но! В таком состоянии человек сначала отдаётся страданию по полной, исповедуется, размышляет, спорит с собой и с миром, а потом начинает искать живительные источники. И здесь как раз появляется эстетизм. Эта следующая стадия алхимического процесса возрождения. Как есть нигредо, рубедо и альбедо: в нигредо царствует полная тьма, в рубедо всё залито красным, а в некой точке кипения все антагонистические вещества образуют новый сплав, новое качество и появляется белый свет альбедо.

– И чем этот новый сплав – эстетизм – отличается от декаданса на его начальной стадии?

– Это мировосприятие уже очищено от всякой грязи, от скверны: прорвались какие-то нарывы, стало легче, человек приходит к какому-то идеалу – к которому он прорывался в своём декадентском мироощущении. Потому что каждый человек – если он вменяем – хочет, чтобы ему было хорошо. Это заложено природой. Не лучше всех, а именно хорошо и конкретно ему самому. А далее начинается этика: хорошо ли другим от это твоего «хорошо»? Но первостепенное стремление к комфортному существованию заложено на уровне инстинкта самосохранения. А если не заложено – а такие люди есть – то это уже отклонение. Эстет прекрасно понимает, что ему хорошо. Вообще эстетизм – это наслаждение красотой и умение наслаждаться красотой, умение видеть её и культивировать. А этому есть, у кого учиться – у азиатской культуры, например. Или у детей.

– Эстеты учатся у детей?

– Трёхлетний ребёнок гораздо лучше способен воспринимать красоту, чем зрелый человек. Он может сидеть и с наслаждением рассматривать, как ползёт паучок, как колышется травинка… Эстетизм – необычайная жизненная сила. Представьте себе, что человек – эстет – помещён в условия жизни, когда перед его глазами одна лишь паутина. Так вот, обладая даром восприятия красоты, он в любой паутине, плесени увидит красоту, которую другие, конечно, не увидят. И это не извращение: просто у него нет альтернативы. Есть лишь та самая потребность, чтобы ему просто было хорошо. Красота способна дать это ощущение – если уметь её видеть. И здесь возникает вопрос: за счёт чего реализуется это стремление к красоте, чем человек готов пожертвовать ради этого? Малейшие нюансы могут обратить возрождение в новое падение.

– Хотелось бы ещё немного остановиться на исходной точке декаданса: когда человек констатирует, что всё вокруг плохо. Далее следует полный уход из социума в искусство, или всё же декадент может позволить себе социальную активность, гражданскую позицию?

– Формально – да: La tour d’ivoire – происходит уход в «башню из слоновой кости», как у Шарля Сент-Бёва… Социальное и асоциальное? Здесь как с этикой и эстетикой. Вспомним нашего «вождя и учителя» Оскара Уайльда: человек, который в своих философско-культурных трактатах и эссе утверждал примат эстетики над этикой, нарушал все возможные нормы, – этот же самый человек написал потрясающие сказки, которые насквозь этичны! Они о добре, они о милосердии, помните: «Счастливый принц», «Соловей и роза»?!… То есть человек говорил одно, а воплощал совсем иное: всем своим человеческим он жаждал торжества справедливости, этики, морали. Точно так же и с пресловутой гражданской позицией. Художник сколь угодно может отрицать всяческую свою причастность к происходящему вокруг – но это тоже позиция! Помните притчу об императоре Диоклетиане и капусте? Когда он неожиданно исчез из политики и бывшие помощники обнаружили его предавшимся радостям сельского хозяйства. На их призыв вернуться к политическим делам он ответил: «Какая политика?! Вы только посмотрите, как удалась у меня в этом году капуста!» Что это, если не самая что ни на есть гражданская позиция? Вот эстет поступает в социальном плане именно так. Его «башня из слоновой кости» – это его ответ на вопрос: «где ваш идеал?» – и это означает, что вот в этой «башне» нет того, что он считает неприемлемым в мире.

– На прямой манифест декаденты не пойдут?

– Как люди гордые – напрямую признаваться в своих недовольствах они не станут – отсюда и возникает уход. Но как только появляется какая-то новая идейная платформа, в том числе, социальная, многие эстеты становятся её ярыми приверженцами. Как с восторгом приняли революцию многие футуристы, как в Италии иные эстеты приняли фашизм… Это очень тонкая грань. Почему Маяковский – человек с абсолютно панковским сознанием вначале – в результате на ура принимает революцию? Потому что он видит в ней новое мировоззрение, в котором можно жить внутри и чувствовать себя хорошо. То же самое и с религией. Возьмём одного из главных декадентов, написавшего манифест эскапизма – Жориса Карла Гюисманса с его гениальным романом «Наоборот». Этот роман – бегство от жизни, от мира, следующий – «Там внизу», или «Бездна» (разные переводы) – ещё более мрачен, наполнен идеями сатанизма – демонстрирует самое дно декадентского мироощущения. Но что видим в последующем творчестве? Роман «Собор» – абсолютно католический сюжет, ровный, выдержанный, строгий. То есть, в зрелости Гюисманс нашёл себя в благостности веры. Очень закономерно: кто больше всех бунтует – тот приходил к наиболее спокойному мировоззрению.

– Вы упомянули Азию, как один из живительных источников для декадента… Это какое-то современное явление?

– А чем всю жизнь эстеты, декаденты подпитывались?! Посмотрите гравюры Бёрдслея: эти линии… Не очевидно ли влияние китайской или японской каллиграфии? А Оскар Уайльд, например, собирал китайские вазы… Тяга к Азии у декадентов – это не только желание подпитаться свежей струёй, а стремление к неким более живительным традициям – и в бытовом, и в ментальном, и в социальном плане. Там есть нюансы, давно попранные европейской цивилизацией. Вот, скажем, в тайской культуре есть такое понятие – сабай. Потрясающая совершенно вещь! Самоуглублённость человека в какое-то своё состояние. Понять это можно только на контрасте: представьте супермаркет, ряды, люди с покупками; и вот кто-то идёт медленно с этой своей тележкой – вроде бы всем мешает – но в Тайланде его никто не станет подгонять: люди либо будут спокойно плестись за ним, либо просто обходить в другом ряду. Почему? Потому что «у него сабай»: ему в этом состоянии хорошо, у него свой темп и вмешиваться в это нельзя. Как это тонко!

– Увы, чем плотнее социум – тем меньшей свободой состояний обладает человек. Да и вообще, цена построения любой системы, как известно, – масса несвобод. Даже мода – лимитирует, диктует, навязывает шаблоны. Привязанность настоящего денди к законам стиля и веяньям моды – не отягощает, не мешает творческому самовыражению?

– А никакой такой привязанности нет! Истинный эстет сам создаёт стиль – идя исключительно за своим ощущением красоты, своей внутренней потребностью. Он будет надевать то, что считает красивым сам, окружать себя вещами, отвечающими его личным представлениям о гармонии, и есть то, что по вкусу отвечает именно его желанию в настоящий момент: вот хочет он гречневую кашу – и будет есть гречневую кашу. И в этом главное отличие настоящего эстета от псевдо-эстэта, который сначала заглянет в модный журнал и узнает, что нынче модно носить, а что модно есть. Нет, истинные декаденты, эстеты, настоящие денди прежде всего заботятся о личном ощущении гармонии. Они свободны и именно они, сами над тем не задумываясь, творят моду и стиль и создают на руинах прежних идеалов новую культуру.

– Фестиваль «Бархатное подполье», собравший всех декадентов современной России, как-то отражает алхимическое превращение декаданса в эстетизм?

– О, безусловно! И это символично отразилось даже на названии: декадентское «Бархатное подполье» превращается в эстетскую «Бархатную мансарду»! Это уже не душные кулуары, – это интересно, свежо и окрыляюще!

 

Беседу вела

Екатерина МИНОРСКАЯ