ТРЁП ОТ БАЛДЫ Современная поэзия и рынок

№ 2006 / 36, 23.02.2015


Без конца повторяется: нашему времени противопоказана поэзия. Иногда слышишь: поэтов нет, значит, не требует народ… Но пушкинские книги, упорно издаваемые князем П.Вяземским, тоже не раскупались при тиражах 1 – 2 тысяч экземпляров. Значит, не в поэзии дело, а в той нравственной идее, которая способна отозваться в народе. Перекладывая со своей больной головы на здоровую, народную, некоторые нынешние поэты порой отказываются совсем (или лишены) нравственного духа, штампуя с помощью наработанных клише вирши самообольщения. О Пушкине известно суждение Достоевского: это русский человек через 150 лет… Стал ли русский человек ближе к поэту, дорос ли? Редактор журнала «Поэзия» Л.Котюков, ничтоже сумняшеся, выметает проблему как таковую:

Глухо глаза свои пряча,
Мимо облезлых путан,
Мимо судьбы и удачи,
Шествует русский талант.

Вспомнив на миг о харизме,
Что-то бормочет, смеясь,
И, оторвавшись от жизни,
Падает в русскую грязь.

Кто там злорадно смеётся,
Пялясь в ночное окно?!
Всё это жизнью зовётся,
Всё это Богом дано!

(«Талант» из кн. «Ангелы любви»)

Всевозможные «глухо… пряча» и «русская грязь» и прочие антитезы призваны утвердить извечную национальную вину, будто нет «немецкой» или какой-то ещё грязи на белом свете. Увы, Котюков, не следуя за Пушкиным с Достоевским, отрёкся от цивилизационных основ русскости. Чем привлечь читателя? В каждом тексте один мотив: водка, базарная грубость, версификация лагерного быта:

Налейте ему водки! Он выпьет и уйдёт.
А не уйдёт – ещё ему налейте.
Он – выкидыш несбывшихся идей, –
И надо разобраться с ним по-русски…
Отдайте ему славу и бл..ей,
И смерть ему отдайте без закуски.

Это о русском народе. Такова предлагаемая поэтом нравственная идея. Непонятно, почему он решил, что русский народ должен покупать книги Котюкова, а не Пушкина. Поэта – «выкидыша несбывшихся идей» с какой стати брать в «други своя»?
Представлялось, что рынок образумит поэтов, однако административный ресурс способен побороть рынок. Пушкин не руководил литобъединениями «Красная Пресня», «Газпром» и десятком других по Московской области, не хватал званий профессоров как Л.Котюков, хотя тоже бился в денежных силках, пытаясь перепродать скульптуру императрицы, доставшуюся от тёщи («Медную бабушку»). Открыв журнал «Современник», Пушкин не приставлял нож к горлу авторов (Жуковскому, Тютчеву, Кукольнику и др.), требуя «бабки» за публикацию стихов. Понять классика можно: у него были крепостные крестьяне, которые, между прочим, не обзывали его «выкидышем», книг не читали. На какой же тогда почве взошла их взаимная приязнь? Не ставя этих вопросов, можно ли руководить литературным журналом в условиях рынка, а также поэтическим товариществом? Судите, какие плоды приносят ученики:

И не время морали читать.
Мне б от хамства отвыкнуть немного.
Мне бы Моську в бетон закатать,
Да боюсь испоганить дорогу.

(С.Соколовский, сб. «Волшебное зерно»)

Крыловский персонаж Моська. Мораль баснописца: ай, Моська, знать, она сильна… Соколовский – слон так уязвлён лаем Моськи, что готов устранить её (товарищей по перу), прибегнув к приёмам мафиозных разборок, закатывая в бетон. Одно останавливает неутолимую злобу: боюсь! Какова скрытая ненависть! И всё к безобидной Моське. Следуя за наставником, Соколовский стремится навязать ядовитую злобу покупателю, издавая в год по две книжки в роскошном оформлении, с указанием несуществующих редсоветов аж до С.В. Михалкова и почившего С.А. Лыкошина. Заметим, Пушкину показался бы сказочным такой размах. Посмотришь на книжки Л.Котюкова, С.Соколовского и сонма соглашателей со стороны, и озадачишься: кто этот читатель, пожелавший купить их, чтоб соприкоснуться с душой столь злой и жалкой?
Очевидно, читателей таковых нет, потому авторов журнала «Поэзия» Котюков обязывает покупать книжки Соколовского, как и собственные. Иначе – забудь про журнал «Поэзия», созерцая его из облаков. О журнале надо сказать: ни в какие библиотеки он не поступает, объявленный тираж (1000 экз.) – пыль в глаза, на самом деле – 500 экземпляров. Распространять его призван всё тот же С.Соколовский. Какова метода? Брать за горло автора: купи побольше! Гонорара нет – не страшно, купи! Иных авторов обязывает выкупать по 3 – 4 пачки, то есть почти треть тиража. Отсюда следует: ты можешь быть графоманом, но напечатаем всё равно, если купишь… Формируется базарная кампашка, клан.
От унижаемых поэтов какое слово может ждать читатель? Оно подменяется, бывает, склокой Котюкова с Соколовским, одновременно ещё и шофёром главного редактора, за что присудившем ему три литературные премии: им. Н.Рубцова, А.Твардовского, Ф.Тютчева.
Недаром Соколовский однажды взял эпиграф у мэтра, поняв, куда тот клонит:

И всё ж любить тебя не трудно,
Но и не трудно разлюбить.

(Л.Котюков)

Ответ ученика:

Я твоей душой обескуражен,
Ты меня решила оскорбить,
Как жена с невозмутимым ражем,
Всю посуду в доме перебить.

Милые бранятся – только тешатся. Как тут не вспомнишь Пушкина и Натали? Красота, естество, чувства. И, наоборот: грязь, извращение… графомания, вроде последних строк в отповеди хозяину:

И пахнуло йогуртом из лёгких,
Как «тройным» в былые времена.

Поэзия под пером увлекаемых в базар (отнюдь не рынок) поэтов не тянет даже на попсовость. Она превратилась в шлюшку с ленцой, мол, кому надо, купит. Но утратились образность, ориентиры нравственности, и она навязывает себя в наигранных манерах «голубых», лесбийской чувственности (О.Дьякова) или криминальной пошлятины. Всё под копирку немедля в печать (см. рубрика «Мастер-класс», альманах «Наша Пресня», № 2). Котюков и Соколовский дружно озадачились местом для себя в потустороннем мире.

В небе рая, в бездне ада
Нашим душам не пропасть.

(Л.Котюков)

На полпути до вечности
Мы души сберегли.
Во имя человечества,
Поверженной Земли.

>/i>(С.Соколовский)

Вспомним «Тёркина на том свете» А.Твардовского, его духовные ценности сего мира, конкретность образа, фабулу? Может не нравиться поэма, зато для мастер-класса, без трёпа от Балды, что называется.
Штамповка базарно-завлекательной продукции идёт полным ходом в котюковских журналах и альманахах. Остановишься – не присудишь себе новых премий. У Л.Котюкова их семь штук: им. А.Фета, А.Платонова, М.Лермонтова, Ф.Тютчева, Л.Гумилёва, даже М.В.Ломоносова… С какой стати? За что? Своя рука – владыка. В каком очередном ореоле явится перед публикой завтра?
Областная писательская организация – аппендикс московской городской. От её имени учреждается «Всероссийская премия им. Н.Рубцова», назначаются лауреаты, арендуется музей В.Маяковского, где и назначенцам, и кому попадя по случаю вручается желанная грамотка. О денежном эквиваленте забудьте. Дифирамб пополам с фимиамом воскурял от лица награждённых поэт А.Капустин, прочитав свежеиспечённую оду о деяниях Л.Котюкова. Смешные люди – маскарадные премии. Заметим, Пушкин за труды на поэтической ниве получил один диплом от властей предержащих, и то как пролог к гибели. Множество лауреатских дипломов – вовсе не рекламный ход на поэтическом базаре, а ступень к падению личности поэта. Впереди идущие по этому пути Л.Котюков и С.Соколовский хорошо отдают себе отчёт в происходящем:

За дьявольской этой погоней
Упорно следит сатана,
Срубая поэтов под корень,
Сбивая Россию с ума.

(С.Соколовский)

С ума – сводят, а не сбивают. Но дело в том, что Соколовский при всём при том считает себя поэтом, гибнущим от «безумной своры» ищеек. Деградация личности – внутренний процесс, требующий истинной веры в светлое начало Жизни, без каких-либо заигрываний с тёмными силами.
Не нравственное чувство, а продажа души золотому тельцу определили облик нарочитой, надуманной в угоду рынку версификации бытия. А как хочется побыть «умом России»! Но человек, написавший «Пожалей себя, Иуда, Обними меня, как брат», вряд ли будет принят русским читателем. Каким бесам не уступишь, в какого Иуду не вырядишься, приветствуя изменника Богу?! В предисловии к сборнику «Волшебное зерно» критик отметил: «Соколовский по большому счёту настоящий эмигрант, эмигрант внутренний… Он велик в своём одиночестве… все его строки, буквы, запятые просто несутся в вечность…» В вечность небытия, надо пояснить, в вечность античеловечности, криминальной пошлости, противной основам отечественной поэтики.
Нечистоплотность как «эмигрантство» в сатанинское начало в такой степени опустила планку нравственного, поэтически-возвышенного слова в журнале «Поэзия», что наводит на мысль о падении в пропасть самой поэзии. При этом списывается всё на рынок, на коммерцию, реализацию… На всё, что угодно. Разговор о читателе, избегающем воспевания антигуманизма и берегущем душу, неизбежно возвращает нас к ценностям пушкинской духовной традиции. От нападок и сплетен Пушкин отбивался эпиграммами, не переступая поведенческие нормы дворянского круга. Вы не встретите у него укоризну против владения крепостными. Не обсуждался вопрос о доходах. Нынешнее поэтическое сообщество – «крепостные мужики и бабы» Л.Котюкова. Логическое завершение избранного пути в рынок?.. Пошли в рынок, а пришли в никуда: как владетель, он выдвинул лозунг: «Я не должен ничего народу». Есть у него такая забойная строка. Но, может быть, тогда народ должен этому поэту? Вряд ли, ибо:

В душах – родина ада,
Ни начал, ни концов.

(Л. Котюков)

Если сказано о самом себе, то по логике вещей надо биться лбом о землю и каяться. В ином случае, поэт погиб не на дуэли, а обуянный рынком. И ни газовая труба, ни литобъединения Московии не вернут утраченного чувства поэтического. Общественная ценность подлинного искусства не нуждается в доказательствах.
Анатолий АПОСТОЛОВ,
член-корреспондент Международной Кирилло-Мефодиевской академии славянского просвещения

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.