СУЩЕСТВУЕТ ЛИ СЕГОДНЯ РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ?

№ 2007 / 2, 23.02.2015

Михаил ЭПШТЕЙН

– Что вы думаете о постсоветской русской философии? Возможна ли у нас новая качественная философия – вне идеологических запретов?
– Ещё в 1992 году я начал писать книгу на английском языке о русской философии второй половины XX века – «Феникс философии». Я замыслил эту книгу в ответ на то, что русскую философию обычно заканчивают на Н.А. Бердяеве, как будто дальше ничего не было. Написано 600 – 700 страниц. Я выделяю семь основных направлений позднесоветской и постсоветской русской мысли, среди которых марксизм, рационализм (включая структурализм), персонализм, религиозная философия, философия национального духа, философия культуры, постструктурализм. Книга до сих пор не опубликована, да и не отделана. Кое-какие главы печатались в журналах. Отдельная статья вышла в «Континенте» («Третье философское пробуждение»). Переводить себя на русский нет смысла. Я писал её для американского читателя. Работал два-три года. Много в неё вложил. Теперь нужно найти силы и время завершить работу.

Елена ПЕТРОВСКАЯ

– Не переживает ли современная русская философия «бронзовый век»?
– В смысле первобытных народов, когда они занимались собирательством?
– И в таком смысле тоже – собирательством чужого (американского, английского, немецкого, французского)…
– Нет, с таким определением не соглашусь. То, что делается в России, вторичным не является. Всему виной – наш политический невроз. Когда-то мы были в центре – одним из двух мировых полюсов, – а сейчас оказались на геополитической периферии…
– Но, по-моему, в отношении философии Россия всегда была на периферии. Нас как не знали, не знают, так и не хотят знать. Наших философов мало переводят на иностранные языки, мало цитируют.
– Есть точка зрения, согласно которой именно наша эмигрантская философия сыграла положительную роль в пропаганде русской мысли. Эта философия по-прежнему недооценена, но уже нами самими. Конечно, многие из тех философов находились под сильным воздействием западной философии, и тем не менее им – этим культуртрегерам поневоле – удалось многое сделать. Сначала, как вы знаете, был советологический интерес к русской философии и культуре. Теперь же мы скатились до уровня так называемой славистики (её подчас конъюнктурно объединяют с германистикой и прочими локальными дисциплинами), – это факультеты именно что славистики, не философии. Наши философы практически не интегрированы в мировой философский контекст, и в этом их драма. Как недавно заметила Н.В. Мотрошилова, наша проблема – в местной культурной политике, которая не воспринимает русскую философию как национальный приоритет. Для сравнения упомяну программу французского Министерства иностранных дел (у нас она называется «Пушкин»), имеющей целью распространять культурное влияние Франции по всему миру. Это гранты, совершенно целенаправленно выделяемые Министерством иностранных дел – заметьте, не Министерством культуры – на поддержку культурных инициатив по продвижению французских достижений за границей.

Вадим РУДНЕВ

– Кого вы можете назвать современным русским философом?
– Александра Иосифовича Сосланда («Фундаментальная структура психотерапевтического метода»). Традиционно считается, что в России беда с интеллектом, в том числе и с философским. Скорее всего, у нас есть одна полноценная философская традиция – отсутствие всякой философской традиции.
– Почему в России невозможно организовать философскую традицию?
– Честно говоря, я считаю, что сейчас приключается кризис гуманитарного знания во всём мире. Парадоксальным образом ничего не происходит. Нет никаких новых идей. Идеи, которые носятся в воздухе, не нужно специально отслеживать. Они сами себя заявляют.

Дмитрий ГАЛКОВСКИЙ

– Следите ли вы за современной русской философией? Если да, то кого из современных русских философов могли бы назвать?
– Не слежу, и, кажется, не за чем следить.
– Почему русская философия проигрывает русской литературе, учитывая мнение философа М.К. Рыклина о том, что русский писатель – по преимуществу не интеллектуал?
– К стыду своему не знаю, кто такой Рыклин. Можете считать это проявлением антиинтеллектуализма.
– Каково, на ваш взгляд, будущее у русской философии?
– С точки зрения метафизической – безумный вопрос. С точки зрения социальной – я в своё время высказался исчерпывающе: закрыть философские факультеты по всей стране. Оставить один-два факультета или отделения. Ну и конечно штук сто на национальных окраинах, в виде светских медресе для байских сынков. Чем бы дитя ни тешилось…

Карен СВАСЬЯН

– Вы следите за развитием современной русской философии?
– Я должен понять вопрос «Что такое современная русская философия?». Я очень ответственно подхожу к выбору книг. Обычно это происходит так – я беру книгу, читаю несколько строк и тут же решаю, философская она или нефилософская. Из последних прочёл «Бесконечный тупик» Д.Е. Галковского. Галковский – это не философ. В России возникновение философии в строгом смысле связано с именем Г.Г. Шпета, который был ярым противником различных околесиц, настаивая на том, что философии нужно учиться. А не так – что придёт на ум, то и записывать. В «Бесконечном тупике» много интересных вещей, но это не философия.

Александр ПЯТИГОРСКИЙ

– Как вы относитесь к современной русской философии? Какие имена из ныне живущих философов вы бы назвали?
– Решительно никого не хочу обижать, поскольку нахожусь в таком же трудном положении, как если бы меня спросили: «А кого бы вы назвали философами в США?».
– Так и не назовёте?..
– Могу назвать, но для этого нужно много думать.
– По сути дела в России всегда существовала философомания, но не было философии?
– Конечно, не было.
– И не будет?
– О, это, простите, уже ваше дело. Это вы уже будете сами решать.
– Что нужно сделать для того, чтобы в русской философии появилось понятие философской традиции?
– Для этого нужно расчистить смотровую площадку сегодняшнего дня. Только с неё можно будет говорить о традиции. Ещё раз подчеркну, что русской философской традиции пока нет. Её можно выдумать.

Давид ДУБРОВСКИЙ

– Каких современных русских философов вы можете назвать?
– Если брать близкие мне области философии, то я с большим уважением отношусь к таким своим коллегам, как В.А. Лекторский, И.Т. Касавин, В.С. Степин, В.Н. Порус, П.П. Гайденко, Н.В. Мотрошилова, Э.Ю. Соловьёв, А.П. Огурцов, А.М. Руткевич. Я мог бы легко продолжить этот перечень. Думаю, из ныне живущих можно назвать несколько десятков профессионалов высокого уровня, которые успели уже внести свой вклад в развитие российской философии. Кроме того, есть немало молодых людей, уже зарекомендовавших себя серьёзными мыслителями. Россия – велика. Несмотря ни на что она не устаёт рождать новые таланты. Важно их увидеть, вовремя поддержать.

Александр СОСЛАНД

– Как вы относитесь к современной русской философии?
– Я очень хорошо отношусь к кругу лаборатории аналитической антропологии ИФ РАН – Валерий Подорога, Олег Аронсон, Михаил Рыклин, Елена Петровская. Очень внимательно и с большим удовольствием читаю всё, что выходит из-под пера Вадима Руднева, после чего мы над всем этим с жаром спорим. Высоко ценю тексты Михаила Эпштейна. Из более молодых выделил бы Виталия Куренного. Ясная голова и отличное перо.

Дмитрий КРАЛЕЧКИН

– Можете ли вы как-то определить своё отношение к более общему контексту российской или русской философии, а также к теме традиции как таковой?
– Если же брать систему русской/российской философии, тут всё достаточно запутанно. Когда говорят, что в России философии не было, а была на её месте литература, эту мысль, как я показал, можно развить и довести до тезиса об интеллигенции, но в такой формуле, в какой она преподносится, она неверна – потому что берётся просто-напросто «содержание» литературы, а это содержание в философском смысле оказывается достаточно слабым – не зря же для экспликации «философии» Достоевского (номинированного чуть ли не в качестве главного нашего философа) понадобились усилия чуть ли не всех профессиональных философов, занимающих соответствующую социально-культурную нишу. Крен в сторону «аутентичной» русской философии, представляемой, например, славянофилами, также не проходит, поскольку опять же пытаются реанимировать просто содержание славянофилов и переводить его на какой-то современный язык. Поэтому в качестве принимаемой по умолчанию остаётся позиция банально «академической философии», но это уже никому неинтересно, кроме «философов», которые ничем не отличаются от других «служащих» государства Российского. Я считаю, что собственно русская философия может определяться не столько содержанием, сколько игрой на разных содержаниях, реализуемой в изобретаемых социальных связках. Та же интеллигенция – это такая «большая игра». Но в ней могли быть и микроигры, которые иногда давали уникальные образования, которые, правда, не получали культурной фиксации. В 1990-х было впечатление, что именно такие образования войдут в силу, составив контрпартию выдохшейся «доктринальной» философии, преподаваемой в системе высшего образования. Однако ничего такого не произошло – во многом именно потому, что многие из агентов подобных образований и групп просто не выдержали социального давления, которое им казалось «вратами великих возможностей».
Поэтому, как я думаю, нет ничего более противного философии, чем попытка вычертить её заранее по некоему культурному или тем более национальному императиву, поскольку такие попытки всегда руководствуются схемой «присвоения» и выделения «своих», которая сама является лишь фрагментом определённой философской работы. Дело не в том, что философ – всегда «чужой», скорее он то, что греки называли pharmacos – весьма важный для общества козёл отпущения, опасный уже и тем, что иногда может использовать свою цену рефлексивно и захватить власть. Это, конечно, не значит, что русская философия – то, что говорит от лица универсального, поскольку и универсальное нуждается в повторном изобретении, не существуя исходно.
Автор полосы Алексей НИЛОГОВ