Михаил Фёдоров. Лох
№ 2007 / 5, 23.02.2015
Сашка Соловьёв влип. Его поймали на проходной с мотком проволоки.
И не то что было много проволоки, всего несколько витков, но кое-кому этого показалось достаточным, чтобы он теперь подпирал плечами стену длинного узкого коридора бывших райкомовских хором, в которых с недавних пор разместился суд. Рядом разговаривала с перекладывающим из руки в руку портфель сутуловатым адвокатом Сашкина тётка в дублёнке с капюшоном, а на деревянной лавке ужалась в себя его тихоня-жена.
– Бомж – он, бомж – она, все бомжи. – Тётка показывала пальцем с перламутровым ноготком на племянника и тихоню.
Адвокат поддакивал, бегал взглядом по сторонам, примечая то дедка, нырнувшего в туалетную дверь напротив, оттуда потянуло запашком – сморщился; то конвоира-милиционера, проталкивавшего перед собой паренька в наручниках – прижался к стене, пропуская; то расфуфыренную кралю, пробежавшую в кабинет судьи, которого он и Соловьёв дожидались; то громыхавшую ведром уборщицу.
Он знал, что Сашка провкалывал на заводе двадцать лет, и вот теперь его вышвыривали; знал, что уже два года ему не выплачивали зарплату и заводской долг вырос до внушительной суммы; знал, что проволока не что иное, как отходы, оценённые всего в несколько рублей, и нёс он её не себе, а корешку по смене… Многое знал, но всё это не очень волновало адвоката. Его донимало, словно подсасывая при пустом желудке, другое: думают ли ему платить за его адвокатский труд или надеются проскочить на халяву?
Но, как он к этому ни старался подвести тётку – с Сашкой и его тихоней вообще не имело смысла разговаривать о деньгах, их не хватало им и на хлеб, – та сразу уводила в сторону, а потом ещё и выдала:
– Может, вам поесть принести?
Адвокат представил себе, как он с миской в руках хлебает в судейском коридоре щи, и его чуть не стошнило.
Гневно зыркнул на родственницу подсудимого.
Обещай плата быть приличной, он бы с напором взялся за дело – обжаловал бы решение прокурора о направлении этой мелочёвки в суд, накатал бы жалобу на следователя, который из пальца высасывает факты, устроил бы скандал директору завода, который желает упечь того, кому завод должен, и непременно намекнул при этом, что знает и кое-что деликатное (он специально «нанюхал», что директор подарил любовнице квартиру, достраивает коттедж сыну и заказал себе иномарку). Многое бы вывернул и, вне всякого сомнения, Сашку оправдали бы… Но всё это только при определённом условии.
– Последние деньги внучку на репетитора потратила, – сказала, как ужалила, тётка.
«На репетитора деньги есть, а на меня – шиш с маслом!» – заштормило внутри адвоката и, не появись в этот момент в коридоре грудастый судья в шляпе с огромными полями, он бы бранно выругался.
Судья перепрыгнул через ведро уборщицы, мывшей мраморные ступеньки, проследовал в свой кабинет.
– Сейчас посадят, – запричитала со скамьи тихоня.
– Ты меня запарила! – выдавил муж.
– Статья плохая… – протянул адвокат.
Разговор у судьи был недолгим. Он явно куда-то спешил. Даже прибежавшая прокурорша выступала дольше Сашки, а адвокат только развёл руками…
– Ну, как? – кинулась к вышедшим Сашке и его защитнику тётка.
Жена на скамье боялась снять с лица ладони.
– Судья думает… – прогундосил тот.
Тётка умоляюще посмотрела на адвоката.
– Могут и закрыть! – многозначительно глянул тот на комнату напротив кабинета судьи, где шумели наручниками милиционеры.
– Ой! Мы отблагодарим вас… Вот ему завод деньги отдаст… И вам половину… Да нет, какую половину, все…
«Заливайте, заливайте», – думал ещё надеющийся на что-то адвокат.
Соловьёв снова прижался спиной к стене, запрокинул голову назад и смотрел в низкий, облупившийся потолок. Адвокат выжидающе скрёб пальцем ручку портфеля, наблюдая за елозившей по полу тряпкой уборщицей, которая вовсю ругалась:
– Кыгда здесь райком был, то усё люди культурные… Соринки не сыщешь… А теперь свиньи чумазые… Засрали усё…
– Объявляется решение! – раздалось из судейской комнаты.
Как не живой шагнул туда Сашка; за ним, самодовольно улыбаясь, адвокат.
Тётка и жена-тихоня замерли на лавке.
Повисла тишина, которую прерывали хлюпающие звуки тряпки.
Через минуту Соловьёв выскочил:
– Свобода!
– Репетиторам меньше бы платили, мог бы и без судимости остаться… Лох! – зло бросил адвокат вслед Сашке, за которым сорвались со скамьи родственницы и, задев звякнувшее ведро ногой, опрокинули его на пол.
– Сам ты лох! – не разобрав, кто виноват, замахнулась тряпкой уборщица на первого, попавшегося под руку.
Ботинки адвоката накрыла волна из ведра. Щёку исчиркало грязными полосами. Закрываясь портфелем, он ещё мгновение решал, не погнаться ли ему за Сашкой и его роднёй и не стребовать ли с них хоть какие-то деньги, но боевая позиция уборщицы, струйки с виска, мокрые ботинки, едкое «лох» не позволили ему сделать и шага.
Михаил ФЁДОРОВ
г. ВОРОНЕЖ
Добавить комментарий