ЭХО ОТШУМЕВШИХ ТРАГЕДИЙ

№ 2007 / 8, 23.02.2015

В «Дневниках» Игоря Дедкова, выпущенных в 2005 году издательством «Прогресс-Плеяда», есть запись за 7 октября 1993 года: «Когда я был в больнице, застрелился В.Л. Кондратьев. Анфиногенов, разговаривая со мной по телефону, осудил его (В.Л. был пьяный). Обстоятельства жизни – не в счёт». Запись горькая. Не только потому, что она сделана в больнице и автору оставался для жизни небольшой отрезок. Не только потому, что речь в отрывке об уходе одного из интересных авторов военной темы в литературе. Как видно из записи Игоря Дедкова, прежние друзья умершего Вячеслава Кондратьева приписали паскудную причину его самоубийства. Между тем дело обстояло некоторым образом иначе. Чуткое сердце Дедкова это почувствовало, и его диагноз более точен. В декабре 2006 года я была в Германии, где навещала свою подругу, немецкую славистку и переводчицу Зигрид Фишер. Цель поездки была самая деловая: я забрала её архив – переписку с советскими писателями за сорок лет дружеских связей. Среди груды писем были и письма Кондратьева. В своё время я рекомендовала Зигрид рассказы Вячеслава Леонидовича для перевода на немецкий. (Повесть «Сашка» была схвачена «акулами» перевода с «колёс»). Сам Кондратьев высоко ценил работу Фишер. И между ними установились тёплые отношения до конца жизни писателя. За десять дней до его кончины произошёл телефонный разговор и у меня с ним, в котором Кондратьев резко отзывался о реформах либерал-реформаторов, очень отрицательно о Егоре Гайдаре и его непрофессиональной команде. Да и было отчего «иметь зуб» на всю компанию. Кондратьев в одночасье, как и все мы, стал нищим. Но обнищать в семьдесят лет намного хуже, чем людям помоложе, у которых ещё есть запас сил и времени. По поводу причин ухода Кондратьева из жизни шли бурные дебаты. О позиции его «друзей» я упомянула. Град обвинений, посыпавшихся на журналиста В.Кожемяко, который попытался пойти поперёк узкого «общественного» мнения, зафиксирован прессой. Мы много беседовали с Кожемяко на эту тему. Но тогда у меня на руках не было писем Кондратьева. В горле стояла горечь от последнего разговора с ним. Остро была нужна поддержка от друзей Вячеслава Леонидовича, бывших у него на дне рождения, но я не знала их телефонных номеров… Прошло шестнадцать лет. И вот этой осенью я получила письма В.Л. Кондратьева. Одно из них датировано 31 декабря 1990 года. «Дорогая Зигрид! Попалось мне сегодня на глаза Ваше письмо от 25 июля, а я не помню, ответил ли я, во всяком случае, копии ответа в этом Вашем письме не было. Видимо, не ответил. Я в этот месяц был в Малеевке и когда вернулся, наверно, была очень большая почта, и я не на все письма успел ответить. Если так, то простите за такую задержку. Письмо Ваше грустное. Я понимаю, вроде, радость – объединение страны, и в то же время все эти перемены ломают устоявшуюся за 45 лет жизнь, какая бы она ни была. Тем более что она была в ГДР лучше, чем в других восточноевропейских странах. Ну и возраст наш таков, что перемены воспринимаются непросто и нелегко. Сужу об этом по себе. Литераторы наши в панике, издательские планы сокращаются, договора аннулируются, редакции сокращаются. Раньше мало пишущие и мало публикуемые писатели жили на внутренние рецензии, на выступления по линии пропаганды, сейчас эти статьи дохода ликвидированы, а печатать неизвестных писателей вообще не будут. Кто будет покупать за 10 – 12 руб. книгу неизвестного автора? Вот даже у меня судьба двухтомника в изд-ве «Худ. литература» под сомнением, а по недавней договорённости в декабре я должен был уже сдать расклейку книги. В очень тяжёлом положении очутятся литературоведы и критики, их вообще не будут печатать. Мне-то, думаю, на мой оставшийся век хватит сбережений на прожитьё, а у кого их нет, станет просто плохо совсем… В мае месяце мне предстоит поездка в Берлин на несколько дней. Постараюсь навестить Вас. Хочется посмотреть Лейпциг и другие небольшие города Германии…». Как видим, участник войны не случайно хотел быть в Германии именно в мае месяце. Он, победитель и представитель победившей страны, с чувством заметной гордости собирался пройтись по земле бывшего врага. И прошёл. Успел пройти. В последний раз. Спустя год грянули злодейские «реформы», и сам Кондратьев встал в ряды тех, кого жалел в своём письме фрау Фишер. Сберкнижка его, на которой, по-видимому, была неплохая сумма (мне он горделиво сообщил, что положил на счёт жены сто тысяч рублей «на булавки»), превратилась в мусор. Вот этого удара «по своим» сердце старого солдата не вынесло. В октябрьском аду 1993 года, когда шёл обстрел здания правительства, в день выхода печально знаменитого приказа № 1400, раздался выстрел Кондратьева. Это не могло быть случайностью. Просто кончились аргументы у старого писателя, бывшего храброго солдата, так же обманутого «высоколобыми», как и все мы. В очередной раз с Россией был произведён чудовищный эксперимент, не известный мировой исторической практике: государственная власть залезла в карман каждого гражданина и изъяла оттуда всю наличность. И с самоуверенностью назвала бесчинства «реформами». …Хоронили защитника Ржева на деньги Булата Окуджавы. Попутно заметим, что он счастливо избежал пауперизации, что наводит на некоторые догадки. И Кондратьев, и Дедков вышли из одного лагеря либералов. Один – бывший воин – сломался, пав жертвой обмана. Второй – честный, проницательный интеллигент, будучи очень больным, в сущности, обречённым, непостижимо быстро сумел разобраться в авантюре, заявить об этом и проклясть насильников своей Родины.

 

Генриетта ХОМЯКОВА
г. ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ, Московская обл.