УРАГАН НА ВСЕХ ПУТЯХ

№ 2007 / 13, 23.02.2015

В последние годы многих не покидает ощущение того, что жизнь меняется. Меняется быстро и неумолимо. Мало того, колесо перемен ускоряет свой бег. Однако существует всё-таки что-то, составляющее перекличку эпох и скрещение исторических судеб. Максимилиан Волошин как-то написал:

Что менялось? Знаки и возглавья.

Тот же ураган на всех путях:

В комиссарах – дурь самодержавья,

Взрывы революции в царях.

Поэт-мыслитель прав, усматривая за сменой вывесок неменяющуюся суть. Хорошо ли это или плохо – другой вопрос, но неизменный стержень составляет основу истории российской цивилизации. Россию часто именуют империей, считая её недобрым началом в истории. Вспомните ленинское «тюрьма народов» или рейгановское «империя зла». Недавно неизвестный автор одной газетёнки, выпускаемой в Саранске, написал: «Россия же, которая десятилетия ратовала за разрыв колониальных цепей, продолжает оставаться типичной колониальной державой. Она грабит не только материальные, но и духовные богатства подвластных ей нерусских народов». Татарский писатель Айдар Халим, обратите внимание, он не скрывает своего имени, называет Россию зверем, которому следует вспороть брюхо и выпустить его зловонные внутренности. Подобным примерам «несть числа», но, к счастью, это не является мнением большинства. На земле нет народов, которые бы не гордились своим имперским прошлым и настоящим. Есть в империи черты завораживающие. Наверное, это характерно в первую очередь для России и народов, в ней живущих. Не случайно выдающийся русский историк и политолог Иван Ильин писал: «Россия велика, многолюдна и многоплеменна, многоверна и многопространственна. В ней текут многие воды и струятся разные ручьи. Она никогда не была единосоставным, простым народным массивом и не будет им. И она была и будет ИМПЕРИЕЙ, единством во множестве, государством пространственной и бытовой дифференциации и, в то же время, – органического и духовного единения. Она и впредь будет строиться не страхом, а любовью, не классовым произволом, а правом и справедливостью, не тоталитарностью, а свободой». И вот тут встаёт проблема имперского народа. Имперский тип этноса складывается исторически, на протяжении веков. Подобные черты отмечали у русских, украинцев, татар. Большинство же народов представлялось ведомыми. Николай Данилевский писал, что они составляют фон исторического развития. Распространялся этот тезис и на мордву, которая принадлежит к числу автохтонных жителей центра России. Осмелюсь не согласиться с мыслителем XIX века и привести ряд соображений по этому поводу, которые можно рассматривать как выводы уже изложенного материала и одновременно как тезисы к осмыслению последующего. Вторая половина XVI – XVII столетий характеризуется экономическим освоением земель и включением мордовского края в политическую и социальную структуру русской сословно-представительной монархии. В это время идёт имперское «поглощение» земель путём создания унифицированных структур (административно-территориальное деление, специализированная институциональная организация различных уровней управления и суда и т.п.), интенсивной земледельческой и промышленной колонизации, экономической и социокультурной модернизации. В результате мордовский край оказался полностью интегрированным в территориальную структуру будущего имперского центра, и к нему стала применяться такая же политика, как и к другим провинциям метрополии. Поэтому в строгом смысле слова отношение центра к мордве нельзя назвать имперским. Сравнительно безболезненный процесс включения мордвы в состав Российского государства и хронологически сравнительно ранний определили участие этноса в генезисе империи как таковой, отсутствие резкого противостояния между этническим и общегосударственным самосознанием. Первоначально строительство империи было тождественно процессу поглощения окраинных земель и их колонизации, в которые мордовские крестьяне включились в силу целого ряда причин (аграрное перенаселение, бегство от устанавливающихся феодальных порядков, русской помещичьей колонизации, христианизации и т.п.). Однако, несмотря на их преимущественно субъективный характер, объективно мордовские переселенцы совместно с русскими способствовали складыванию имперской системы и поглощению окраинных земель. Они активно участвовали в жизни российского «фронтира», внося свой вклад в конструктивные аспекты российской колонизации (рождение новой социальной идентичности, этнических отношений, новых ландшафтов, регионального хозяйства и материальной культуры). Во второй половине XVII – первой половине XVIII столетий мордва заселила Пензенско-Саратовский край. А затем она продвинулась и в более южные края. Миграции привели к образованию этнически смешанных структур расселения мордвы как на этнической территории, так и вне её. Мордовские селения часто располагались по соседству с русскими, а в некоторых местах с татарскими, чувашскими, башкирскими. Нередко они имели смешанное население. Так, мордва Самарской губернии в 1860-е годы проживала в 278 селениях, из которых 144 считались чисто мордовскими, 108 имели мордовско-русское население, а оставшиеся 26 были заселены наряду с мордвой татарами, башкирами, русскими, чувашами в различной пропорции. В Казанской губернии в конце XIX века на территории трёх уездов (Спасский, Тетюшский, Чистопольский) мордва проживала в 23 деревнях, только 9 из них были чисто мордовскими. Дисперсность и этнически смешанный характер расселения мордвы позволяет характеризовать её как российский народ с геополитической точки зрения. Тем более что в Сибири, на Дальнем Востоке, особенно в Средней Азии и Казахстане, мордовские переселенцы воспринимались местным населением как выходцы из центра России, как этнически русские, как проводники политики центральных властей, что порождало соответствующую обратную реакцию в виде элементов имперского сознания. Мордовский народ постепенно и без большого ущерба адаптировался к первоначально непривычным социально-экономическим и политико-идеологическим реалиям, создавая для себя условия более или менее комфортного существования в рамках империи. Свидетельством комфортности и весьма благоприятных условий существования может выступать быстрый численный рост мордовского этноса в имперский период, можно говорить о демографическом «взрыве». В начале XVIII века (1719 год) в империи проживало 107,4 тысячи человек мордвы, что составляло 0,7 процента от общего числа проживающих в стране. А уже в 1914 – 1917 годы цифра достигла 1187,9 тысячи человек. Иными словами, за два столетия существования в рамках империи численность мордовского этноса увеличилась в одиннадцать раз. Среднегодовой прирост на протяжении всего XIX века не уступал русским и другим народам империи. Благоприятные условия существования и быстрый численный рост позволили окончательно оформиться этнической структуре мордовского этноса, которая определяется профессором Николаем Мокшиным как бинарная, то есть двойственная, включающая в себя два субэтноса – мокшу и эрзю. Каждый субэтнос, считая себя мордвой, в то же время обладал присущими только ему самосознанием и самоназванием (субэтнонимом). Констатация деления мордвы на субэтносы утвердилась в российской научной и общественной практике еще в XVIII веке. Уже Пётр Рычков писал в 1762 году: «…Мордва именует себя Мокши… Некоторые же из них есть, кои называются Эрзя и в языке с мокшами несколько имеют разности». Следом на это указали руководители экспедиции Российской АН 1768 – 1774 годов Иван Лепёхин и Пётр Симон Паллас. Но, в конце концов, важен не факт, а то, что они отразили ещё одну важнейшую тенденцию – тенденцию субэтносов к развёртыванию. Как нам представляется, мордву стоит характеризовать как пульсирующий этнос. Дело в том, что на протяжении истории внешние и внутренние условия существования мордвы неоднократно менялись, и это приводило к тому, что временами субэтносы (мокша и эрзя) начинали развиваться относительно самостоятельно. Они получали толчок к разворачиванию своих внутренних сил и ресурсов, и возникала тенденция перерастания субэтносов в этносы, вполне самобытные, хотя и родственные. Временами же, наоборот, субэтносы оказывались в условиях, требующих объединения усилий, сплочения перед лицом опасности. В этом случае проявлялась тенденция свертывания субэтносов и их консолидации в единый этнос – мордву. Внутренние устремления и амбиции приносились в жертву общим интересам. Таким образом сложилась ситуация пульсирующей этнической системы, которая то раскрывается, то свёртывается. В имперский период тенденция разворачивания субэтносов, по всей видимости, преобладала, о чём свидетельствовало и расселение мордвы, и её численный рост. Мордовский этнос был втянут в орбиту Российского государства в период, когда религия являлась одним из основополагающих национально-государственных критериев, а христианизация – государственной политикой. Центральная власть создала чёткую законодательную основу деятельности православной церкви и положения других верований. Российское законодательство предусматривало признание первенства и господства православия. Вместе с тем признавался принцип свободы вероисповедания для представителей иных конфессий, в том числе язычников. Законодательством были определены порядок присоединения к господствующей церкви, система льгот для новокрещёных, меры пресечения «отпадения» от православия. Принципами присоединения иноверцев официально были признаны «увещевания», «кротость», «добрые примеры», а не насилие. Обязанности по привлечению к православной церкви в основном лежали на приходских священниках, которые «в особо нужных случаях» должны были «входить в соглашение с гражданским начальством». Принятие мордвой православия явилось своеобразным идеологическим обоснованием и реализацией её существования в составе Российского государства. При посредстве религии мордва окончательно вошла в систему, стягивающую этносы в рамках единого пространственно-временного континуума, степень её комфортности существенно повысилась. Кроме того, этнос приобщился к великой традиции, которая отобрала среди всего многообразия ценностей самые приоритетные. Существование мордовского этноса в рамках Российской империи сопровождалось ассимиляционными процессами, начавшимися ещё в XVIII веке. Эти процессы подкреплялись имперской политикой русификации, ставившей своей целью, по официальным заявлениям, интеграцию мордвы в российское сообщество и превращение в полнокровных российских граждан. Министр народного просвещения граф Д.А. Толстой указывал: «Конечной целью образования всех инородцев, живущих в пределах нашего отечества, бесспорно, должно быть обрусение». Аналогичную позицию занимал и Николай Ильминский, который писал: «Мы берём русского человека в идеал и этот идеал стараемся усвоить инородцам. Русский идеал есть по преимуществу – православие: вот почему на православии-то мы так и настаиваем. Православие – основной, коренной, самый капитальный элемент русской народности. Коль скоро инородец усвоил себе православие сознательно и убеждённо, умом и сердцем, – он уже обрусел». Однако арсенал средств, которым правительство пользовалось при проведении политики русификации, практически сводился только к школе. Он был ограничен из-за общей отсталости страны, неэффективности административной системы и запаздывания модернизационных процессов. Таким образом, оформилось своеобразное переплетение естественных демографических процессов ассимиляции и имперской политики христианизации и русификации. Однако надо иметь в виду и то, что при этом действовали и иные факторы. Например, в своём взаимодействии мордва и русские никогда не были один на один. Помимо русской культуры воздействовала татарская культура, в ряде случаев выступавшая конкурентом и альтернативным образцом для подражания. Это привело к возникновению особой этнографической группы мордовского этноса – каратаев. Первым об их существовании сообщил Иван Лепёхин, передавший один из разговоров с мордовскими крестьянами: «Они ещё сказывали нам о… роде мордвы, которых каратаями называют и которых только три деревни в Казанском уезде находится». Исследования XIX века показали, что каратаи сформировались в результате существенного татарского влияния, фактической аккультурации. Но, кажется, настало время подвести итоги, тем более что сухой стиль изложения уже изрядно утомил заинтересованного читателя. Как мир меняется! И как я сам меняюсь! Лишь именем одним я называюсь, – На самом деле то, что именуют мной, – Не я один. Нас много. Я – живой. Чтоб кровь моя остынуть не успела; Я умирал не раз. О, сколько мёртвых тел Я отделил от собственного тела. Эти строки Николая Заболоцкого точно передают ситуацию, хотя и написаны совсем по другому поводу и в другом контексте. Мордва изменилась вместе с миром, вместе с Империей. Мордва превратилась в народ имперский.