ИПАТЬЕВСКАЯ МИСТИКА

№ 2007 / 20, 23.02.2015

ИПАТЬЕВСКАЯ МИСТИКА

      
     В октябре прошлого года я приехала в Екатеринбург. Первое (да и последущие) впечатление: город с претензиями на столичность в понимании денежных магнатов. Архитектура уровня «бизнес-класс» в стиле «глобализации» – безликие, надменные громады. Власть имущие весело и легко сметают с улиц последнюю старину – остатки уютных ансамблей деревянного зодчества. 
     Давно нет дома Николая Николаевича Ипатьева – дворянина, инженера, отмеченного колотым памятным жетоном за строительства железной дороги Пермь – Кунгур – Екатеринбург. Многие годы советская пресса (да и сейчас) пренебрежительно именовала его «купцом». 
     В 1975 году приговор Дому вынес и подписал председатель Комитета госбезопасности Юрий Андропов, якобы за нездоровый интерес иностранцев к месту расстрела Романовых. А «интерес» действительно был, за рубежом вышла книга Гиббса «Дом специального назначения». Ориентиры в ней – монархические. В самом Свердловске в день трагедии 17 июля кто-то инкогнито возлагал к дому «красные цветы», и это были знаки первого, робкого, почти прилюдного покаяния. 
     Скорбную летопись Ипатьевского Дома зафиксировал «фотографист» (фотограф-историк) Евгений Михайлович Бирюков, научный сотрудник екатеринбургского фотомузея «Дом Метенкова». Книга уникальна не только скрупулёзно собранным документальным материалом. Сам стиль изложения, скупой, как протокол судебного заседания, суров и беспощаден в подаче фактов. Никуда ведь не спрячешься от того, например, как один за другим поскользнувшись на теме цареубийства, предавали себя и Россию значительные и признанные в Царской России мастера искусств. 
     С.Меркуров в 1930 году (цитирую книгу Е.Бирюкова), будучи во главе московской комиссии, выдвинул идею создания на площади «Народной мести» (напротив Дома Ипатьева) «огромной фигуры Ленина, такой, чтобы видно было из любой точки города. Пространство вокруг (идола) на сто тысяч человек. Колонны демонстрантов могут шагать между ног исполина… Церковь Вознесения, конечно, подлежала сносу». Абсурдную кумирню предлагал создать – автор мудрой, пластически совершенной скульптуры «Мысль» и не превзойдённого пока никем памятника Ф.M. Достоевскому, что и сейчас стоит в Марьиной Роще, напротив отчего дома писателя. 
     Скульптор Иван Шадр тоже норовил лобызнуть лысого идола в своём проекте. А ещё раньше, в 20-м году, отличился Эрьзя, имевший к тому времени богатый опыт общения с персонажами «Лысой горы». На царском постаменте, – рассказывает В.Бирюков, – 1 мая была поставлена шестиметровая фигура обнажённого «пролетария», изготовленного по эскизу Эрьзи. Титан-пролетарий, прозванный в народе «Ванькой голым», пять лет претендовал на роль символа города. Потом трудящимся стало невмоготу терпеть «Освобождённый (от фигового листа) труд», и пролетария свергли с формулировкой «за оскорбление общественной морали». 
     В наши дни хрестоматийным стало утверждение об «исторической рифме»: первый Романов – Михаил – венчался на царство в Ипатьевском монастыре в Костроме; последний! Романов – Николай II с семьёй – расстреляны в доме Ипатьева. Есть здесь мистическая связь в судьбе Российского Самодержавия. «Да и город обречён…», – скажет о Екатеринбурге в своей книге Евгений Бирюков. 
     В конце XIX века это чувствовал или предчувствовал Антон Павлович Чехов. В 1890 году, проездом на Сахалин, он ненадолго останавливался в Екатеринбурге, в гостинице «Американские номера». Неприятие им городской атмосферы выразилось в слове «азиатчина». «На улице снег, и я нарочно опустил занавеску на окне, чтобы не видеть этой азиатчины. Всю ночь здесь бьют в чугунные доски на всех углах. Надо иметь чугунные головы, чтобы не сойти с ума от этих неумолкающих курантов». 
     Изживётся ли проклятие цареубийства, нависшее над городом и окрестностями, где были преданы неслыханному поруганию тела убиенных? 
     В конце 70-х чекистами из КГБ, но и горожанами Екатеринбурга (тогда Свердловска) было замечено, что на праздники Николы-зимнего и Николы-летнего, на Пасху и на 16-е июля кто-то возлагал свечки на боковом крыльце в ту пору ещё стоявшего Дома Ипатьева. Уверена, что покаяние теплилось в душах многих людей. И это «тайное» понемногу становилось «явным». Пытались спасти от сноса Дом, в котором совершилась трагедия, писали во все, в той числе и высшие инстанции. Отстоять не удалось. Однако некоторые группы екатеринбуржцев не просто заявляли, но открыто отстаивали свои позиции. 
     Летопись города стала верстаться по-новому. Веха, которую следовало бы занести в скрижали истории Государства Российского, пока отмечена лишь в книге Бирюкова. 
     «16 июля 1989 года инициативная группа горожан (журналист Юрий Липатников и другие) при сильном противодействии милиции (разгон, арест, суд) провела первую покаянную панихиду (с портретами и свечами) и поставила на «Ипатьевском» месте большой деревянный крест. Ночью его срубили. Поставили железный! Объявился добровольный постовой (Анатолий Гомзиков). Потом – казачья застава. И народ потянулся. Осмелели и священнослужители. Начались молебны. Подъезжали свадьбы: цветы к кресту». 
     Игнорировать эти настроения, грозившие вылиться в нестроения, было уже нельзя. И после распада советской империи, которая в 1917 году отреклась от своего Государя, на месте Ипатьевского Дома стали возводить Храм-на-крови во имя Царственных Мучеников. В знак покаяния. Построили за три года. Грандиозный, он стал центром духовного притяжения, словно виден со всех концов Державы Российской. Семикупольный – в память о семи убиенных Романовых, древней богоизбранной династии. Александр Сергеевич Пушкин, исследуя свою родословную, гордился тем, что «водились Пушкины с царями». 
     

Когда Романовых на царство       Звал в грамоте своей народ,       Мы к оной руку приложили…

     По меньшем мере три последних поколения россиян вряд ли задумывались над словами «Богоизбранный», «Помазанник Божий». В Успенском соборе Московского Кремля династического преемника трона венчали на царство, обручали самодержца с Россией. Обряд вершился в алтаре, святая святых храма, где правящий иерарх помазовал Богоизбранную персону священным миро. Каждый из нас удостаивался миропомазования при крещении, когда священник крестообразно наносил благовонный состав на наше чело, ланиты, грудь… чтобы мы в течение жизни сохранили в себе Образ Божий. Будущего монарха во время его восшествия на престол помазовали вторично. И в этом был знак особенного благословения Божьего Миропомазаннику. Поэтому страшен грех цареубийства, ибо расторгается связь между Богом и народом, ради которой и был призван на царство Богоизбранный Самодержец. 
     …Двадцать три ступени нисходят к подножию Екатеринбургского собора – по числу тех, что вели из верхних покоев в подвал Дома Ипатьева. Горестная память и в том, что как бы на месте расстрельной комнаты в храме обустроена молельня. 
     Тяжёлое недоумение вызывает только скульптурная группа. Автор её – местный скульптор К.В. Грюнберг. Возле высокого креста, установленного на символической лестнице, кто лицом к храму, кто спиной к нему, стоят фигуры семьи Романовых. Да они ли это, далёкие от портретного сходства, и какого малыша держит на руках император, тогда как царевичу Алексею в год убиения было почти четырнадцать лет. Но самое печальное в том, что автор не смог передать высочайшую, трагическую жертвенность беззащитных людей, стоящих перед убийцами. Вместо этого – получилась жалкая спекуляция «на тему», которую непозволительно убивать пошлостью. 
     …А между тем – житейские волны плещут вокруг храма. Как водится на Руси, к светлому, святому месту тянутся люди и в горе, и в радости. Холодным, ниже нуля, был конец октября на Урале. Но – пара за парой подъезжали к собору молодожёны. Невесты – в подвенечных лёгких платьях, нарядные и строгие, женихи, машины, дружки с широкой лентой через плечо, шампанское, «Горько!». Кружатся в радостном хороводе, поют, целуются, бегают в притвор – погреться, снимают «любви прекрасные моменты» на свои «мобильники»… 
     И пусть у гробового входа 
     Младая будет жизнь играть… 
     На площади перед собором – островки другой жизни. Вот женщина – в поношенном интеллигентного покроя пальто просит подаяние «на лекарства больному сыну». Вот лошадка, запряжённая в тележку на рессорах, вместе с «извозчиком» ждёт седока. Рядом с ней оседланный для верховой езды – пони. Тоже безропотно ждёт. Но любителей проехаться с ветерком на ледяном ветру пока нет. 
     
     Смеркается. Соборный колокол сзывает прихожан на всенощную службу. В маленьком окошке деревянной часовни, что стоит рядом с собором, вспыхивают живые куполки свечей. Говорят, что вот часовня-то, воздвигнутая в честь преподобномученицы Елизаветы, стоит на «ипатьевском месте». Сруб часовни потемнел – от времени? – её поставили в 1993 году. Скорее – от поджогов. Кому-то мозолила глаза. Да и как не мозолить, если город не остыл от своего пролетарского прошлого, и область по-прежнему именуется «Свердловской» – в честь инициатора расстрела Царской семьи. И Краеведческий музей – раз областной, значит, «Свердловский», и медицинский институт. А пресловутый призрак – Карл Либкнехт вместе с товарищем по партии Розой Люксембург уж сколько десятилетий шествуют по оккупированным ими улицам. И – парадокс! – «Зал памяти Романовых», что на пятом этаже нового Краеведческого музея, располагается конечно же на «проспекте Ленина» – главном в географическом пространстве Екатеринбурга. 
     Вот в этих-то – привычных, типичных для ВСЕХ российских городов – топонимах – утверждение тоталитарного прошлого как неизбежного будущего. И чёрные идолы величиной с «Ваньку Голого», перстом указующие в ад, – тоже повсеградно. Но Екатеринбургу-то уж первому пристало избавиться от равнодушного окликания сатанинских имён. Да, видно, в городе-гиганте не нашлось смельчака, который бы мэру Екатеринбурга или губернатору области процитировал А.С. Пушкина: 
     

Тятя, тятя, наши сети       Притащили мертвеца.

     Человек в здравом уме вряд ли будет денно и нощно поминать нечистого. Здесь же тысячи человек непрестанно вызывают из преисподней «аггелов его». Не открытие, что сказанное слово имеет свойство материализоваться, и это уличное окликание вовсе не безопасно для души человека.
     Не к этому ли случаю вспомнилось стихотворение А.С. Пушкина «Утопленник», если усмотреть в нём не просто бытовую картину, а заключённый в ней мистический смысл. 
     

Безобразно труп ужасный       Посинел и весь распух…

     Но негде спрятаться от него «несчастному мужику». «Говорят, что каждый год… 
     

Уж с утра погода злится,       Ночью буря настаёт,       И утопленник стучится       Под окном и у ворот.

     Дотоле и стучаться будет, пока не предадут его земле и забвенью. 
     Думаю, что всероссийское покаяние о расторжении народом союза с Богом должно выразиться и в возвращении прежних, благодатных наименований репрессированным названиям всех без исключения улиц, городов, областей российских. Ведь до сих пор Ульяновск, а не Симбирск, и до сих пор Ставрополь-на-Волге прозывается Тольятти, Горьковской – область с центром в Нижнем Новгороде. В районном городке Ветлуге, где всего-то десять тысяч жителей, по советскому образцу переименованы были ВСЕ улицы, кроме одной, изначально нейтральной – «Ветлужской». Типичная, повсеместная картина. Не пора ли, кстати, и железной дороге Санкт-Петербург – Москва вернуть первоначальное, исторически оправданное название «Николаевская». А иначе и получается, что вся Россия и поныне живёт «на улице Ленина». 
     Научные сотрудники скромного «Зала памяти Романовых» совершенно убеждены, что останки, найденные в захоронении на старой Коптяковской дороге, принадлежат членам семьи Романовых. И не одни они. Упоминаю служителей зала-музея потому, что видела размещённую в нём экспозицию, освещённую их скорбью и любовью, основанную на глубоком изучении документов. 
     Конечно, вокруг Царственных останков взыграли политические страсти, спорили и о месте их погребения. Е.Бирюков датирует речь губернатора Свердловской области Э.Э. Росселя от 27 февраля 1998 года. «Николай II во время расстрела не был уже императором. Он сам отрёкся от престола… и хоронить его в императорской усыпальнице в Петербурге не обязательно». Запоздало, но отвечу: не Николай II отрёкся от престола (и «отречение» это, кстати, не было юридически оформлено по всем правилам законодательства), а Россия отреклась от своего Помазанника Божьего. Но как бы ни старались земные чиновники унизить убиенного императора, судьбоносные силы Свыше распорядились иначе. 
     Семью Царственных Мучеников отпевали в Вознесенском соборе Екатеринбурга, который стоит почти напротив бывшего Ипатьевского Дома. Свидетель этого события А.Н. Авдонин рассказывает: «Как только первый гроб – гроб императора, покрытый ярко-жёлтым с чёрным штандартом, показался на крыльце храма и раздался первый звук медного колокола, произошло чудо: молния озарила небо, с половины чёрного неба обрушился проливной дождь, хотя вторая половина неба была чистой и залита солнечным светом, небо плакало…» Императору и его семье воздали воинские почести: оркестр, рота почётного караула, солдаты вышагивали к машинам, в которые были перенесены гробы. Чудное зрелище». 
     Последние Романовы, теперь – святые Царственные Мученики – обрели последнее место упокоения возле своих державных предков в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга. Недавно к ним присоединён был прах императрицы Марии Фёдоровны, до смертного своего часа не верившей в гибель сына, внуков, невестки. Да и могут ли погибнуть те, чьи души «во святых почивают».

 

Алина ЧАДАЕВА