МИРУ НУЖНЫ ПЕССИМИСТЫ…

№ 2007 / 24, 23.02.2015

Первая же повесть Елены Сазанович – «Прекрасная мельничиха», опубликованная в знаменитой «Юности» в 1990 г., принесла ей не только отличную прессу и мешки читательских писем, но и литературную премию им. Бориса Полевого.
Первая же повесть Елены Сазанович – «Прекрасная мельничиха», опубликованная в знаменитой «Юности» в 1990 г., принесла ей не только отличную прессу и мешки читательских писем, но и литературную премию им. Бориса Полевого. Эта же повесть через четыре года вышла в переводе на английский в международном литературном ревю «TRAFIKA» (Прага – Нью-Йорк) и тоже стала лауреатом ежегодной премии журнала… Впоследствии в «Юности», «Роман-газете» и других известных изданиях вышли около трёх десятков её произведений. В 1995 г. повесть «Циркачка или Страна жёлтых одуванчиков», опубликованная рижской «Даугавой», была в числе номинантов на международную премию «Букер». За последние десять лет свет увидели шесть её книг, в частности, сборники повестей и романов «Улица вечерних услад» и «Предпоследний день грусти», а также психологические детективные романы «Смертоносная чаша» и «Город призраков». В 1999 году она вступила в Союз писателей России. Тогда же немецкое издательство Еrnst Klett Verlag выпустило отдельной книгой повесть «Я слушаю, Лина…» в серии, предназначенной для обучающихся русскому языку в колледжах Германии, Австрии и Швейцарии. А в 2004 и 2005 годах по этой повести были сняты два художественных фильма: «Неуправляемый занос» (реж. Г.Шенгелия, Москва) и «Пока я с тобой» (реж. В.Ковалёв, Одесса). В прошлом году наряду с другими известными писателями и деятелями культуры Елена Сазанович включена в альбом-ежегодник «Женщины Москвы – 2006». Тогда же альманах «Подвиг» опубликовал роман «Перевёрнутый мир» («ЛР» № 11, 16.03.2007).

– Ваш последний роман «Перевёрнутый мир» – об извращённости богемного отечественного кинематографа. Однако разве только здесь наблюдается «перевёрнутость»? Отчего именно кино?
– Наверное, всё просто. Я закончила ВГИК, и перевёрнутый мир кино коснулся и меня лично, и моих ровесников. (Мы занимались в мастерской замечательных педагогов – Леонида Николаевича Нехорошева и Валерии Александровны Антоновой, научивших нас главному – профессионализму и ответственности за слово. Но тогда не могли знать, что ничего этого не нужно). Мы пришли в институт, живущий по одним законам кинематографа, а вышли, когда в кино уже писались совсем другие законы… Да и не только в кино – во всех сферах жизни, агрессивно и небезуспешно внедряясь в человеческое сознание. Не каждый смог адаптироваться к перевёрнутому миру, не каждый научился ходить вверх ногами. Я, например, до сих пор так и не научилась. Но этот роман не только о кино. Он – о любом человеке, которому очень, очень и очень тяжело даётся сегодняшняя жизнь. Условно говоря, мой герой попадает из идеального мира природы, гармонии и доброты в мир зависти, злобы и хаоса. И – культа самовыживания. А разве не так случилось с нами? Только ещё сложнее и ещё страшнее.
Мы пришли из эпохи, где добро считалось нормой, когда существовал кодекс морали. Да, не все его соблюдали, не все принимали, не все хотели жить по нему. Но он был! Вспомните, как нас воспитывали: долг, справедливость, доброта, скромность, уважение к старшим, жалость к обиженным и обездоленным, стремление, чтобы всем жилось одинаково хорошо. Всё это – дурно? Всё это – неправильно? Нет. Именно благодаря этим желаниям и чувствам развивается человечество, именно к ним взывали величайшие умы, гении всех эпох. Вот и мы пытались жить по таким идеальным законам, когда человек человеку – друг. Не получилось. Человек оказался слишком слаб, несовершенен, недостоин даже мечты о прекрасном обществе. А потому в один прекрасный день мы проснулись, и нам зачитали кодекс аморали. Где всё, абсолютно всё было с точностью до наоборот. Это как будто после долгого и тяжелого пути в рай нам указали, как можно быстрее и легче попасть в ад. Туда, где властвуют жестокость, хамство, невежество и деньги. Некоторые приняли эти законы с удовольствием и быстро пошли вверх. Кто не смог – остался прозябать на дне, в нищете, в депрессиях и отчаянии. Словно над нашей страной провели чудовищный эксперимент, который, похоже, почти удался. Старое поколение вымирает, а приличных людей остается всё меньше. Причём эти люди, считайте, вычеркнуты из общества. И подобному обществу уже своим идеализмом не грозят…
Вообще, сегодняшняя жизнь кажется нереальной, потому что реальность осталась в прошлом. Это какой-то фантастический роман о мире, в котором выживают только очень плохие люди. И пишет его умный, хитрый автор… Интересно, чем закончится «произведение»? Когда на земле останутся только «они», что станет с миром, который к тому времени даже не будет называться «перевёрнутым»? Когда нормой станет зло, бездушие и бездуховность.
– Почему после серии остросюжетных повестей и романов о любви, вошедших в двухтомник, выпущенный в середине 90-х «ЭКСМО Пресс», вы обратились к серьёзному исследованию вечных вопросов: «кто виноват» и «что делать»?
– Настоящее искусство, в частности литература, всегда призывала к добру. Потому что как бы мы ни усложняли жизнь (и искусство), всё гораздо проще, куда ни крути. Мир всегда поделён на добро и зло. Я говорю о людях (а не об исторических ситуациях и несправедливых обществах), которые оставались людьми в самых нечеловеческих условиях, верили в доброе и боролись за него. Но сейчас, возможно впервые за нашу историю, добро – как шагреневая кожа. Сегодня наблюдается губительная и страшная тенденция: мир разделяется не на плохих и хороших, а на плохих и менее плохих, на злых и менее злых. Менее плохие всегда способны на компромисс, и поэтому грань между добром и злом легче стирается… И что в таких условиях делать художнику? Как пробуждать чувства добрые? Остаётся разве что развести руками и спросить: кто виноват?
– Значит, считаете, сегодня большинству просто не нужно, чтобы у него кто-то чувства добрые лирой пробуждал?
– А во имя чего? А если они уже никому не нужны? Если все уже привыкли к дурному – и в жизни, и в искусстве. И постоянно живут на фоне этой привычки, когда и сравнивать не с чем. Чтобы восторжествовало зло, нужно уничтожить добро – как не страшен этот девиз, но, похоже, он побеждает. Чтобы восторжествовала убогость и серость, нужно уничтожить искусство. Очень чудовищно, но очень просто.
– Так уж сложилось, что в нашей стране огромную роль всегда играла интеллигенция, и не только, например, писатели, поэты, публицисты, но и учёные, инженеры, учителя. Именно такие люди и являются главными героями ваших последних произведений. Однако сейчас эти «герои» почти всегда обязательно в кавычках. Почему, на ваш взгляд, произошли такие метаморфозы с «совестью» нации?
– Потому же, почему они произошли и со многими другими людьми. Человек, к сожалению, всё больше оправдывает дарвиновский закон. Но сегодня, проделав огромный эволюционный путь, он вновь возвращается к своему началу. И внешне, и внутренне. Его всё легче и легче дрессировать – как обезьяну. Правда, на ином качественном уровне, с использованием высоких технологий.
И, как ни прискорбно, самой способной к дрессировке оказалась именно интеллигенция. Она первой подняла руки вверх и первая согласилась с тем, с чем в нормальном обществе согласиться нельзя. Разве много сегодня действительно интеллигентных людей в кино, литературе, искусстве? Стоит только сравнить с интеллигенцией прошлых веков. Они и внешне другие, и внутренне, да и «творят» по-другому… Вот почему прошлое так яростно вычёркивается из памяти и подменяется. Уж очень мешают творцы прошлого. И если бы их вообще не было, сегодняшним было бы гораздо легче. А так… Но, куда ни крути, гамбургский счет существует. И судить всегда будут именно по нему. Русская интеллигенция веками шла «против течения», а сегодняшняя мирно вписалась в мейнстрим. С этой дрессировки и началось духовное падение общества, а сегодня уже интеллигенция – никто и звать её никак. Она исчезла как класс. Равно как класс рабочих и крестьян. Искусство же превратилось в шоу-бизнес, да и не только искусство – вся наша жизнь, наши чувства, где царствуют лишь шоу и бизнес. И если раньше можно было с гордостью сказать, я – писатель, художник, режиссёр, актёр, потому что эти профессии ассоциировались с самыми талантливыми и достойными гражданами нашей страны, то сегодня лучше помалкивать. Можно представить, какие ассоциации сегодня вызывают эти профессии.
Когда-то самая интеллигентная интеллигенция сегодня превратилась в самую неинтеллигентную. И она, выдрессированная, по-прежнему упрямо твердит о какой-то странной свободе. Но как недавно смеялись над постулатом о равенстве и братстве, так сейчас можно громко хохотать о свободе. Судя по тому, что происходит в мире, мир уже от этой свободы скоро задохнётся и пойдет ко дну. Бескультурная революция свершилась.
– Почему, по вашему мнению, именно сейчас многие критики вспомнили вашу первую повесть «Прекрасная мельничиха»?
– Наверное, потому, что там есть одна фраза (это в продолжение разговора о свободе): «Только сумасшедший может быть истинно свободным». Она прозвучала в начале 90-х, когда все ещё думали, что это ирония и что не только сумасшедший может быть свободным. Сегодня так уже не думают, соглашаясь с героиней повести… А если серьёзно, это довольно своеобразная, спорная, даже вызывающая повесть, причём в стиле театра абсурда. В стиле, который всплывает именно на изломе эпох. Когда хаос в голове, в душе, в жизни. Когда протестуешь против хаоса. И протестуешь тем же хаосом. В моём случае – таким алогичным, взрывным, сознательно дерзким произведением. Оно было написано в самом конце 80-х, по-хулигански, нарочито нелепо, с вызовом, и во многом положило начало моим следующим произведениям о мире – таком нарочито нелепом и перевёрнутом. Только написанным уже совсем другим языком.
– А может, «Мельничиха» просто обогнала своё время? Может, это притча не о конце 80-х прошлого века, а о начале века нынешнего, о новой России, где возможны любые парадоксы и фантасмагории?
– Но и конец 80-х для кого-то оказался временем глубоких разочарований, для кого-то – надежд, для кого-то – рухнувших надежд, для кого-то – сильным потрясением. Но для всех нас – испытанием. Вот и появилась «Мельничиха». Потом исчезла. И сегодня вновь почему-то всплыла (в электронных Интернет-библиотеках и в статьях критиков). Возможно, потому, что испытание продолжается? Или потому, что мир стал в тысячу раз абсурдней? Не знаю.
У этой повести есть ярые сторонники и ярые противники. Если честно, себя причисляю к последним. Я склоняюсь к классике. Наверное потому, что, как и многие, устала от абсурда и хаоса. Устала от сумасшедшей свободы, от сумасшедших, но зато свободных людей, и от сумасшедшего, но зато свободного искусства. Впрочем, допускаю, что абсурдной стране нужна именно абсурдная литература. Классика же уместна в государстве, живущем по классическим законам. Наша жизнь от классики далека… И если тогда «Мельничиха» появилась, да ещё с таким успехом, значит, это было нужно. Значит, в обществе витал тот же дух, что и в повести. Возможно, он витает у нас и теперь? Но, как сказал Хачатурян о своём знаменитом «Танце с саблями», «если бы я знал, что это произведение растолкает локтями мои другие вещи, то вообще бы его не писал». То же самое я могу сказать и о «Прекрасной мельничихе». Хотя думаю, всё же не эта повесть растолкала мои другие вещи. А шоу-бизнес и его слуги…
Это было время моей юности и время прекрасного журнала «Юность», гремевшего на всю страну. И я была безмерно счастлива, что меня там напечатали, что редактор Эмилия Алексеевна Проскурнина заметила эту повесть и в дальнейшем всегда меня поддерживала, как и ставший главным редактором Виктор Сергеевич Липатов. Они поверили в меня, и потому почти каждый год на протяжении десятилетия я была постоянным автором «Юности».
– В те годы чуть ли не вся страна (молодёжь, во всяком случае) жила с песней Виктора Цоя на устах: «Мы ждём перемен!..» И вот перемены наступили, причём – кардинальные, со сменой строя и потерей страны. Что вы чувствовали тогда?
– А то, что человек отличался от всех живых существ ещё и тем, что всегда думает о будущем. Прекрасно зная, что в конечном итоге никакого будущего для каждого из нас, во всяком случае, на этой земле нет. Результат – для всех один. И тем не менее думает, мечтает, строит планы – для своей страны, семьи, для своих потомков, людей, которые придут после нас. Возможно, в этом и есть (была?) сила человека, его благородство.
Сегодня же думать об абстрактном будущем какого-то абстрактного государства и сомнительных потомках – слишком большая роскошь и пустая трата времени. Нам остаётся думать лишь о настоящем. Мы заковываем себя в оковы этого настоящего. Наша страна теперь поделена на каждого из нас, у каждого – своя страна, которая умещается в рамки квартиры, машины, дачи (если они есть). Можно сказать, что каждый из нас сегодня живёт в отдельном обществе, где всё общество – это он сам. Личные пристрастия и взгляды, личные экономические и культурные отношения. Живёт в отдельном мирке, а общего мира не имеет. И за эти рамки никто выйти не хочет. Кто боится, кто устал, кому плевать, а кому просто лень. Мы живы лишь сегодняшним днём, прекрасно осознавая, что всё равно умрём. И не желаем думать, что за рамками каждого отдельного мирка существует целый мир, вселенная и будущее. И оставляем на произвол судьбы и весь мир, и будущее наших детей. В итоге же, похоже, теряем и настоящее. Прошлое уже потеряли давно. На будущее плевать… Каким может быть настоящее?
– То есть получается, что сегодня не нужна и Литература – именно с большой буквы, воспитывающая высокие чувства и высоких людей?
– Сегодня мы переживаем самые трудные времена. Нет, не только по масштабу войн, трагедий, катастроф, политических катаклизмов, но – самого человека. Такого падения духа и отсутствия души, пожалуй, ещё никогда не было. Такой маленькой культуры. Ведь вначале стала маленькой, ничтожной, бездарной именно культура, а потом уже маленьким стал человек с его маленькими мыслями, маленькими мечтами, маленькими идеями и идеалами. Словно из страны великанов мы попали в страну лилипутов. Где всё мизерное и мелкое оказалось нормой. Где личности постепенно вырождаются. А если они и есть, то вряд ли им дадут слово. Сегодня вместо культуры царствует «некультура», диктующая человеку и дух, и мысли. Навязывающая их. Агрессивно вдалбливающая в голову. Благо средств для этого предостаточно…
Конечно, очень, очень нужна Литература с большой буквы. Может, только она ещё способна спасти и нас, и наш мир, и наши души. В нашей большой стране всегда были, есть и будут личности, таланты, гении. Но дело в другом. Нужны ли они уже сегодня? Тем, которые исключительно от обезьяны? Наверное, нужны, хотя многие, возможно, сами об этом не подозревают. И чтобы культура вновь стала культурной, нужно невероятное – чтобы мир вновь перевернулся. Вновь встал с головы на ноги. И гордо поднял голову. Но разве такое сегодня возможно?
– А вы пессимист…
– Считаю, что в сегодняшних реалиях пессимист – это самый большой оптимист. И наоборот. Оптимист с радостью принимает то, что ему подают к завтраку, обеду и ужину. Значит, он со всем согласен. Значит, он не верит в изменение мира. В его улучшение, совершенствование. И даже не думает об этом. Пессимист же критически и трезво смотрит на мир. Значит, он не согласен с ним, а потому у мира ещё есть шанс. Советский Союз был слишком оптимистичен. Где он теперь? Сомнение – это движение. Вообще не сомневаются ни в чём или глупцы, или оптимисты. Пессимисты двигают мир вперед. Оптимисты продвигаются сами, а в итоге – топчутся на месте, особенно сегодня, этакие энергичные, словоохотливые, деятельные люди, готовые ради себя на всё, а на всё остальное им, по большому счету, наплевать. Сегодня миру нужны пессимисты.
– И традиционный вопрос: что на рабочем столе?
– Закончила новый роман. Не думаю, что его ждёт лёгкая издательская судьба, как, впрочем, и все последние мои вещи… Теперь легко только тем, кто легко думает. Этакое горе от ума. Умная литература, заставляющая думать, сопереживать, мечтать о более достойной жизни, чем сегодняшняя, не востребована и издаётся с трудом. Она не востребована, как не востребованы высокие чувства и высокие люди. Хотя в нашей стране очень много талантливых людей. И если бы мир вновь встал с головы на ноги, то ситуацию безнадёжности, бездарности, бездуховности можно разрешить очень быстро.
Моим произведениям сегодня тоже тяжело. Они слишком серьёзны и слишком серьёзно говорят о том, о чём давно уже так говорить не принято. «Прекрасной мельничихе» в этом мире живётся гораздо легче. Потому что она, как и этот мир, сумасшедшая. А вот «Перевёрнутый мир» так и не нашёл своего издателя. Потому что издатели тоже живут в перевёрнутом мире, делают его ещё более перевёрнутым и получают за это приличные дивиденды. И я очень благодарна Алексею Дмитриевичу Шевелёву, главному редактору альманаха «Подвиг», где вышел журнальный вариант романа. Этот журнал всегда оправдывал своё замечательное название… Впрочем, я – пессимист, значит, и у меня есть шанс, что всё получится.Александр МИРОНОВ