«ТОЛСТОЕ» ОБСТОЯТЕЛЬСТВО И НАСТОЯТЕЛЬСТВО ПРИ ЦАРЕ ВЛАДИМИРЕ

№ 2015 / 1, 16.01.2015, автор: Дмитрий ЧЁРНЫЙ

В канун нового года стали известны имена лауреатов Премии правительства Российской Федерации в области культуры. Но ряд награждённых литераторов, не просто малоизвестных в тех номинациях, по которым были награждены, а зачастую и впервые звучащих, – вызывает ряд вопросов и даже сразу серию нерадостных воспоминаний. Вспомнились худшие «наградные» тенденции («Значкист!» – заключал коротко отец, глядя на экранного Брежнева во время очередного вручения), которые и привели СССР к бюрократическому реваншу и контрреволюции.

Премия Ленинского комсомола, приравнивавшаяся к государственной в литературной среде, например, опекалась главным редактором журнала «Молодая гвардия», автором «Вечного зова» Анатолием Степановичем Ивановым. Заслуженный деятель, действительно в прошлом проявивший себя эпическим прозаиком, был вполне подвержен брежневским «слабостям сердца» – значкизму на писательском уровне. Он тщательно следил за тем, чтобы комсомольская премия доставалась его коллегам по работе, а вовсе не молодым талантам, которых по идее должна была носить на руках и выдвигать вперёд вся Комсомолия… Старшие комсомольские наши товарищи до сих пор помнят эту его «принципиальность»: именно по этой схеме был награждён, например, Сергей Лыкошин, которого никто до премирования не знал ни как писателя, ни как критика. Зато он был хорошо известен как сотрудник журнала «Молодая гвардия» и как автор ряда статей о таланте Анатолия Иванова. Поэты Сергей Бобков и Виктор Кирюшин, неизвестные поныне, тоже были награждены «именем ВЛКСМ» по такой непритязательной схеме.

И ведь вроде бы хорошие всё ребята – Брежнев да Иванов, – заслуженные, достойные, умные и деятельные. Но сумели задать такую тенденцию, которая напрочь закупорила систему обновления кадров, причём как в государственном, так и в литературном масштабе. Пресловутое и во многом справедливо заруганное постмодернистами засилье соцреализма (по этой же пристрастной схеме отбираемого к публикациям и тиражности) возникло именно по причине «зависания» этого генеральского поколения во власти: причём, если б отбор производился в пользу социалистической идейности! Увы, идейное тут отходило на второй план…

Так из системы высокой и креативной партийности, которая прежде давала Союзу талантливые кадры и прорывные их судьбы – людей, которые горели на работе, – СССР получил поколение своих гробовщиков, исправно вручающих ордена друг другу (хотя, справедливости ради отметим, что в других областях было за что).

Да-да, поколение новых управленцев, пришедших уже под триколором в старые советские кабинеты – говорило эти же слова. Критика брежневского кумовства и байства была справедлива, хотя по сравнению с будущим откровенным феодализмом – и ничтожна по сути, и банально корыстна при сравнении с критикой большевистской в адрес царизма, например. Ведь доказывать, что Ельцин лучше Брежнева, а капитализм честнее социализма надо было всей его команде младореформаторов, кадры снова решали всё – кадры, поднимавшиеся из низов всё по тому же комсомольскому принципу. И настало время реализации комсомольского принципа «критикуешь – предлагай, предлагаешь – делай».

Девяностые были шансом чиновничеству доказать, что оно нужно стране, а его уже узаконенная буржуазная классовость и уже не вызывающие вопросов по линии социалистического равенства привилегии – неизбежная дань за эффективность…

Некоторое время морально обанкротившиеся премии вообще не вручались, стыдились своей прошлого – тут мы вспомним историю переименований премий, их «прятки» имён. Государственная премия ведь прежде была Сталинской (вручавшейся как раз весьма демократично, поэтапно, коллегиально – читаем у Всеволода Кочетова в «Журбиных»), но таков был покаянный дух времени, до премий ли…

Однако заматеревший и оплывший похуже Брежнева Ельцин всё же начал вручать премии через некоторое время, на втором сроке – например, моему научному руководителю в аспирантстве, Борису Данииловичу Эльконину. И премия эта в области образования была, безусловно заслуженной: система развивающего обучения Эльконина-Давыдова, отца лауреата и нашего вузовского преподавателя, в девяностых заполнила образовательные пустоты тысяч школ научным, марксистским, уточнённым в области образования психологом Л.С. Выготским подходом, а не мистическо-шарлатанской дрянью, всё же «присевшей» на некоторые юные мозги через «альтернативные системы образования».Значит, список номинантов верстался не по кумовскому или кулуарному принципу – но это, напомню, госпремия, ей полагается быть таковой. И даже присутствие на тот момент в правительстве Ельцина такого близкого по цеху либерально-ангажированного деятеля, как А.Асмолов, не бросает тень на получение премии Борисом Элькониным (а в его лице награждался и отец-теоретик, и вся команда практических разработчиков системы развивающего обучения).

Какие вполне ожидаемые и объяснимые, то есть одобряемые обществом (или уже – литературным сообществом) награждения мы вспомним за 90-е? Да практически никаких. Разве что пародиста Александра Иванова Ельцин наградил – помним этот кадр. Благо воспроизводим он в пародии: ростом они были почти одинаковы… «Синяк», вздутый уже обанкротившимися надеждами народными, пожимает руку тощему, напоминающему вопросительный знак пародисту, как бы последнюю его жизненную силу забирая. Награда эта стала гробовой, то есть ею как бы Ельцин «в гроб сходить благословил» человека, давно уже вымершего на телеэкранах, но прежде действительно способствовавшего косвенно торжеству демократии и письмена мастеров искусств подписывавшего всякие антисоветские по духу и делу. Но по крайней мере было ясно – кого и за что награждают. Увы, Иванов не состоялся как автор, как поэт – все знали его как талантливого, въедливого пародиста, и скорее не как литературного, а телевизионного деятеля с его «Вокруг смеха». Своё-то авторское слово он всё откладывал на потом, да вот так и дооткладывался, литературно незавидная судьба… Хотя вполне по советским меркам состоявшийся быт, концертный чёс, квартира в «сталинке», модные обои, свои же афиши на них, изячные пепельницы, жена-балерина – и вот, предсмертною наградой «рукопожатие каменной его десницы»… Хорошо хоть до выступлений на корпоративах не дожил.

В нулевых возникли совершенно иные литературные премии – например, Нацбест. Хоть и оная была учреждена в сугубо прагматических целях уже откровенною буржуазией (в частности братком и акулой этого бизнеса Тублиным) – для увеличения продаж в сверхприбыльном тогда секторе, – поначалу она всё же походила на справедливую. Во-первых, публикация шорт-листа как бы привлекала общественность к дискуссии. Начинались вопросы интеллигенции друг другу – знаем ли мы таких, и вообще хотим ли мы таких знать. Да, формировалась новая знать, ещё себя таковой не осознавшая, но выполняющая прежние функции ненавистных ей парткомов и худсоветов. Формировалась явочным порядком, самозахватом, как велели либеральные скрижали. Невидимая рука рынка шарила не только в кошельках, но уже отчасти и в мозгах дорогих россиян, от счастья вседоступности на книжных развалах ещё не отошедших.

Вскоре опомнились и госструктуры разного ранга, понимая, что внимание читателя, а значит и общества куда-то уходит, а оправдывать своё существование и распил бюджета как-то надо – почему бы не отстёгивать и по этой линии на паблик релэйшнз? Но вот тут-то старые инстинкты номенклатуры и дали знать о себе в умах новой знати. Вспомним премию правительства Москвы: литераторам на протяжении полутора десятилетий её вручали строго по «спискам Литинститута». Комиссию возглавлял тогдашний ректор Литинститута Сергей Есин (кстати, тоже вопросов о собственной даровитости не оставляющий – мне его публицистические этюды о Ленине и Троцком очень нравились, когда выходили первым тиражом). Но отсюда и лауреаты: Владимир Орлов, Владимир Гусев, Сергей Толкачёв. Есин выступил этаким толкачём для друзей – а ведь все как на подбор были из искренних врагов брежневских пороков общества!..

Впрочем, то московские масштабы, скажете вы – и будете правы. Государство в государстве, да ещё и в период благополучия имеет право на кумовство?.. Кстати, оное же демонстрировал всей своей кадровой политикой главный «питерский «тогда, но сейчас не о нём… Чуть позже правительства Москвы опомнилось федеральное ну, «питерское». Когда в середине нулевых годов было принято решение о создании премии Правительства РФ – готовы были подвинуться и Нацбесты. Казалось, вот сейчас-то и восторжествует справедливость и страна, уже справившаяся с либеральными недугами и очнувшаяся от самокопания и антисоветизма – наконец-то вернёт свои высоты в области литературы и достойные наград произведения узнает весь свет благодаря такому поощрению…

Однако и тут всё, после некоторых всё же открытий по линии нового реализма (что, скорее, почётно правительству, нежели награждённым и привечаемым по банкетной линии), вернулось на круги своя. Читаем свежий список лауреатов: Владислав Отрошенко, Павел Басинский, Юрий Ростовцев… Двое из трёх входят в ядро Яснополянского кружка (по меткому выражению поэта Григория Шувалова – нет, не родственника правительственного Шувалова). Кружок сей ещё в 90-х собрался вокруг Владимира Толстого, и если первые двое лауреатов ещё как-то известны в узких кругах по литературной линии, а Басинского считают чуть ли не Иоанном-крестителем нового реализма, то вот Ростовцев… Увы, тут только «брежневский ключик» подходит: он много лет, как главред «Студенческого меридиана», где начинал свою карьеру нынешний советник президента Владимир Толстой. Видите,как ларчик просто открывался? Ну, и чем капиталистическое кумовство лучше «застойного»? Да и как это фамильносозвучно, словно из раньших времён-с, до адских большевиков Расеюшку вскармливавших духовно… Кажется, что фамилию Ростовцев выдумал всё тот же бесхитростный Лев Николаевич, наподобие Балконских…

Отметим: в своё время, несколько лет назад, литературная общественность приветствовала поход Толстого во власть, так сказать. Не силовой, мирный приход, всё по тем же номенклатурным коридорам, но без партийных препон. Были иллюзии, что вместе с Толстым и моральным авторитетом фамилии в области культуры теперь появится объективность, высокий спрос, но и высокое же поощрение. Звучали в ещё не возвысившееся ухо советы дружественным шепотком: выйти на новый уровень, не заниматься кружковством, решать общегосударственные задачи, вытеснять правительственную идеологическую пустоту. Кстати, на этих же надеждах тогда, в серёдке нулевых, как на восходящих токах воздуха утверждался и сам Путин. Но если с выводами относительно Путина народ в кризисной ситуации временит – и слышен уже в прохановские «иерихонские» трубы всё тот же ранний призыв «бороться за Путина», «бороться за Новороссию», – то «по» Толстому выводы вырисовываются куда яснее.

В «год литературы» предстоит окончательно покинуть этот уютный «русский мир» ряду литературных изданий. Сложно пока прогнозировать, как эту «модернизацию» подадут близкие к Старой площади пиар-повара, но задачка их гробовщицкая не из приятных. Секвестр ведь постиг не одно здравоохранение и образование: нефтебюджет недокармливает даже саму Роснефть и Газпром, вынужденные отказаться от разработок новых месторождений на Севере и Юге СССР (это не опечатка, мы сверяемся по той карте, где Таджикистан – наш, советский, а не только газпромовский). И спокойно глядя на «естественное» в рыночных условиях вымирание советских изданий, Толстой носится только со своей фамильной премией «Ясная Поляна». Впрочем, почему бы советнику Путина не назвать её конкретнее? Ну, есть же там личные штандарты и премии прочих сильных мира сего… Однако будучи чиновником всё же высшей категории, Толстой не должен бы смешивать «личную шерсть с государственной».

Однако премиальный фонд «Ясной Поляны», наполняемый транснациональной корпорацией «Самсунг», – не оставляет иных толкований в данном случае. И этот неправительственный Фонд, возглавляемый Толстым по всем правилам должен быть оформлен как «иностранный агент» в этом наиконкретнейшем случае. Но крыша тут – столь высока, что повыше рекламы южнокорейского «Самсунга», простиравшейся до недавнего времени над Библиотекой имени Ленина, и куда выше крыши соседнего Дома Пашкова, по которой прогуливался Воланд. Это была единственная реклама, которую видело всё кремлёвское население, обращённое в сторону Калининского проспекта окнами (кто её пролоббировал на том месте, кстати?). Да, некоторых обитателей просторных кабинетов на Старой площади испортил уже не квартирный, а кумовской вопрос – болезнь, передающаяся только кремлёвским путём.