АЛЬТЕРНАТИВА ЕРАЛАШУ

№ 2007 / 30, 23.02.2015


Подчас авторы, пишущие для взрослого читателя, недооценивают детскую литературу. В их глазах литература для детей – это донельзя упрощённый вариант взрослой, едва ли не униженное литературное слово, примитивизм идей, сюжетов, образов. Кто может заниматься детской литературой, считают они, как не одни писатели-неудачники, писатели второго сорта, неспособные постичь секреты «кучерявого», поэтического, многомерного «взрослого» слова и такого же стиля. Иную точку зрения на детскую литературу имеет Ирина Репьева (Лангуева), председатель Товарищества детских и юношеских писателей России…
Подчас авторы, пишущие для взрослого читателя, недооценивают детскую литературу. В их глазах литература для детей – это донельзя упрощённый вариант взрослой, едва ли не униженное литературное слово, примитивизм идей, сюжетов, образов. Кто может заниматься детской литературой, считают они, как не одни писатели-неудачники, писатели второго сорта, неспособные постичь секреты «кучерявого», поэтического, многомерного «взрослого» слова и такого же стиля. Иную точку зрения на детскую литературу имеет Ирина Репьева (Лангуева), председатель Товарищества детских и юношеских писателей России, вот уже третий год существующего при СП России, организатор конкурса детской и юношеской художественной и научно-популярной литературы имени А.Н. Толстого.

– Сразу могу сказать, что детская литература – это не литература второго сорта, а совсем иная, «другая» русская литература. «Другая» ровно настолько, насколько язык, ум и чувства ребёнка отличаются от мировоззрения взрослого человека. Детский писатель, когда пишет, как правило, раздваивается. Он должен видеть свой текст глазами и сердцем ребёнка – читателя, и в то же время оценивать его как взрослый, как родитель, как педагог, как психолог. У взрослого автора необходимости раздвоения нет. Он как думает, чувствует, так и пишет. Поэтому в определённой степени ему проще.

– Но ведь существует точка зрения, что хорошая детская литература читаема взрослыми и детьми. Взять хотя бы ту русскую классику, которую изучают в школе…

– Это так и не так. Лев Толстой – великий русский писатель. Вы, конечно, согласны с этим. Но многие ли современные нам школьники читают его «Детство», «Отрочество», «Юность»? Даже учащиеся старших классов подчас не способны оценить в полной мере великолепие прозы Гоголя, его юмор, его богатый язык, религиозную нравственность его духовных оценок. Для детей Гоголь – скука страшная, чтение его произведений – божье наказание. Другое дело – «Приключения Буратино» Алексея Толстого, которые и взрослые с наслаждением читают своим детям, а потом и внукам, «Чёрная курица» Погорельского.
Смею заметить, что тот цветистый, благоухающий ароматами слог, которым писали и Гоголь, и даже Лев Толстой (трилогию о трёх порах жизни человека), чрезвычайно труден для восприятия ребёнка. Любой современный нам «взрослый» писатель гордился бы этим пышноцветием, но он вряд ли сможет усадить за него даже собственных детей. Одно дело устраивать семейное чтение этой литературы вслух и объяснять ребятам все непонятные выражения, уточнять многозначие русского слова, шутку, философию. И совсем другое – мучить сложностью языка и смыслов: мол, сиди, читай сам, и пока не прочтёшь десять страниц, на улицу не выпущу. Обратите внимание, что когда Лев Толстой решил писать специально для крестьянских детей, его слог заметно упростился.

– Но вы же сами только что возражали против того, что детская литература примитивнее литературы взрослой!

– Не путайте святую простоту языка и его примитивность. Я недавно перечитывала «Путешествие Нильса с дикими гусями». Помнится, в третьем классе с трудом продиралась сквозь длинные абзацы, а сейчас увидела, что эта замечательная сказка написана самым простым, ясным и точным языком. Понимаете, далеко не каждый ребёнок поймёт сложную метафору. А если они встречаются в каждом предложении? Длинный метафорический ряд похож на длинное алгебраическое уравнение. Ребёнок может с ним не справиться и надолго, если не навсегда отступиться от русской литературы. Когда ребёнок берётся за книгу, он постигает сложность мира не столько со стороны языка, сколько со стороны психологии, поведения, нравственной природы главных героев. Вот на это и должен обращать внимание в первую очередь детский писатель. Доступными средствами вводить ребёнка в мир достаточно сложных понятий. И при этом сам чётко представлять разницу между добром и злом, не смешивая их, как это делает, например, автор «Дневного дозора» г-н Лукьяненко.
Писатель должен жить в религиозной традиции своего народа. Тогда он будет ему понятен. Сейчас эта традиция вспоминается, возрождается. Если мы окунёмся в русские народные сказки, мы увидим, что даже в прошлом народ, подчас малообразованный, хорошо разбирался в нравственных оттенках и христианских идеалах. Знаменитая фраза Достоевского, величайшего религиозного писателя России, что красота спасёт мир, идёт из глубины русской народной сказки. Помните в ней образ девицы Ненаглядной Красоты, на которую благоговейно взирают и звери, и люди? Причём эта Красота всегда поступала нравственно выверенно. То есть прежде всего это красота душевная, духовная, умная. Только она и способна изменить человечество к лучшему. Детский писатель должен показать ребёнку жизненно важные пути, ведущие к добру, к спасению. Если не всего общества, то по крайней мере его ближайшего окружения: его самого, семьи, друзей.

– А должен ли писатель показывать облик зла?

– Зло нужно делать узнаваемым. Можно показать суть зла, принципы, по которым оно живёт, те тайные пружины, которые позволяют ему присутствовать в жизни. Но нужно действовать осторожно. Сердце ребёнка ранимее сердца взрослого читателя. Поэтому иногда нужно явить лишь самые общие, но приметные, запоминающиеся черты зла, чтобы у ребёнка появилось к нему отвращение. Но детская литература не должна быть слишком тяжёлой, мучительной. Я помню, как плакала в третьем классе, когда читала повесть Любови Воронцовой «Девочка из города». Для меня не было разницы между главной героиней, маленькой девочкой-сиротой военного времени, и мной. Я верила, что читаю о себе. Своих страданиях и потерях.
А моя пятнадцатилетняя дочь, большая поклонница Гоголя, не может одолеть «Оливера Твиста». Душой одолеть. Мы даже принимались читать это произведение вдвоём, вслух. И я поняла, что оно и для меня мучительно – слишком много чёрной краски, слишком много незаслуженного несчастья, слишком много злых, беспощадных людей. Да ведь и понятно почему – Диккенс, любимый писатель Достоевского, писал о страданиях ребёнка, обращаясь к взрослым и власть имущим. Он специально воздействовал на их чувства, взывал к их милосердию.

– Вы не советуете детям читать «Оливера Твиста» сегодня?

– Все дети разные, во-первых. А во-вторых, современные дети видят столько несчастливых человеческих судеб, так многие из них живут судьбой Оливера, или близко к ней, так многие впадают сегодня в эмоциональное истощение, что лучше давать им «Большие надежды» того же Диккенса. В этом романе больше оптимизма, юмора, веры в будущее.
Когда я написала сказочный роман «Мальчик Новый Год», о ребёнке, который волшебным образом появился на свет как одни сплошные недостатки своей матери, в прошлом Снегурочки, а ныне фарфоровой Свиньи-копилки, я, честно говоря, думала, что это произведение для подростков. В нём мальчик Новый Год мечется между желанием отомстить матери, которая его бросила, и великодушным решением простить её, недостойную, подняться над местью. Но вот я прихожу в московскую школу. В одну, в другую. К второклассникам, к третьеклассникам, к пятиклассникам – и вижу у всех детей, когда рассказ заходит об этом мальчике-сироте, одинаковое выражение глаз: и понимаю, что они все прошли через это страдание, эту брошенность, отверженность родной матерью или отцом. И учителя мне потом рассказывали, что в иных классах практически нет уже полных семей. А если мать одна тащит на своих плечах семью, то, считай, сегодня ребёнок её не видит. Воспитывают его одни учителя. И то, если захотят воспитывать. Значит, 90 процентов детей ныне в положении мальчика-полусироты при живой матери. И у каждого вопрос в глазах: стоит ли она того, чтобы он её любил? И у каждого свои претензии к матери. Даёт ли она ему то, в чём он больше всего нуждается – её время, сам смысл её жизни? И знает ли она, что делать с ним, если он «непрошено» на свет появился?

– Роман о брошенном ребёнке можно было бы написать как сугубо реалистическое произведение, в духе Диккенса или того, как пишет Владислав Крапивин, как создаёт остросоциальные повести о школьниках Екатерина Мурашова, психолог по образованию. Как Наталья Соломко в повести «Небесные разведчики». А вы создаёте сказку. Почему?

– Обращу ваше внимание на то, что Екатерина Мурашова, как правило, использует элементы фантастики. Использует этот приём и Владислав Крапивин. Я думаю, что они прибегает к ним по той же причине, почему я использую сказочные мотивы. Понимаете, хорошая сказка никогда не оторвана от жизни, от злобы дня. В этом смысле она тоже реалистическое произведение. Должна им быть. Но она прибегает к иной образной системе. Можно, например, долго и подробно рассказывать о каком-нибудь добром старике Иване Ивановиче. А можно те же человеческие качества обозначить короче, через знакомый и приятный образ дедушки Мороза. Это удаляет из произведения лишние слова, обстоятельства, делает его менее нудным, скучным.
В то, что есть очень добрый старик Иван Иванович, которого не засушила, не испортила жизнь, ребёнок может ещё и не поверить. А то, что есть положительный во всех отношениях дед Мороз, он воспримет с верой. Доброе произведение для детей религиозно потому, что показывает Преображение души человека. В сказке такое Преображение показать проще. Надо лишь не забывать, что с помощью волшебства, чуда, дарованного свыше, должно меняться к лучшему только то, что изменить другими путями, волей самого человека, невозможно – слишком погрязло в грехе. Так, заколдованную матушку мальчика Нового Года расколдовало волшебство Деда – Всем Должника. Это такой добрый человек, который считает себя должным всем людям, которые ему встречаются. А вот наказывать ли мать или простить её, чтобы не брать на душу грех, должен решить сам мальчик. Нравственный выбор – за ним.
Честно говоря, мне скучно писать произведения для взрослых. Сегодня так много интереснейшей публицистики, так много книг по философии, православию, истории! Даже чудес. О чём же эдаком, принципиально новом писатель может поведать читателю? Трудный вопрос. Может быть, поэтому в нашей современной литературе пока нет нового религиозного мыслителя уровня Достоевского. Нет и школы Льва Толстого, сила которого в изображении людей душевно чистых, но подчас заблуждающихся, ещё находящихся в нравственно-религиозном поиске. А вот ребёнок не знает очень многого. И потому, познавая мир и людей через книгу, всё ещё способен удивляться и делать открытия. Поэтому мне кажется, что создание произведений для детей и юношества – дело благодарное. Дети к книге, к писателю доверчивы. По крайней мере, в возрасте до двенадцати-четырнадцати лет. И поэтому к ним надо приходить с чистыми помыслами. Я бы даже сказала, после молитвы. С желанием добра. Если детская книга не отвратит ребёнка от чтения, он потом будет читать всю жизнь. И никакой Интернет не будет помехой. Для всего найдётся время и место.

– Но ведь сегодня детская литература вытесняется из жизни ребёнка Интернет-общением, Интернет-информацией.

– Это потому, что Интернет ещё не приелся, он в моде, он кажется чудом. А, кроме того, виноваты писатели с издателями. Сколько скучной и пустой жвачки наиздавали! К иному ребёнку пришло разочарование от прочитанных книг. Наше Товарищество в этом году во второй раз проводит конкурс имени А.Н. Толстого. И я вижу, что далеко не каждый писатель способен обратиться к ребёнку с серьёзной темой, с серьёзным, жизненно важным разговором. Литература скатывается на уровень сюжета для «Ералаша». Ведь он жив, курилка! А серьёзное, лирическое детское кино практически ушло с экранов. Вот некоторые писатели обслуживают «Ералаш», сводя литературу к анекдоту. И не стесняются этого.
И мне радостно думать, что наш конкурс, наряду с Екатериной Мурашовой, отметил сибирского прозаика, директора таёжной школы Сергея Козлова. По его повести «Мальчик без шпаги, или Пуговица царевича Алексея» сейчас в Сибири снимается кинофильм для подростков. Он о том, как память о невинно загубленном, святом царевиче Алексее Романове отразилась на жизни современного нам мальчишки, преобразила и его судьбу, и душу. Это реальная история, взятая из жизни, с элементами православной мистики.
Но очень бы хотелось, чтобы кинорежиссёры обратили внимание и на педагогические повести Екатерины Мурашовой, где на преображение души ребенка, современного школьника, воздействует иная мистика. Она не имеет четкой религиозной окраски, но мне кажется, что Екатерина Мурашова бессознательно православна. Ведь совесть присутствует в каждом нормальном человеке. А совесть – это глас Божий. Екатерина же Вадимовна выстраивает занимательнейшую интригу своих произведений, разрешает судьбы мальчишек и девчонок строго по совести. И она почти ничего не придумывает, берёт материал из гущи детской жизни. Вчитываешься в её книги и удивляешься: «Вот какие интересные наши современные детишки, оказывается!» А когда читаешь литературу для взрослых, этого открытия зачастую не наступает. Может быть потому, что ребёнок каждодневно творит свою жизнь, он растёт, меняется каждый год. Он способен к Преображению. Он – Творец своей жизни. Взрослые так быстро не меняются. Да и не все писатели способны, наверное, замечать в них свершающиеся, внутренние перемены.

– Вы уже говорили, что нет «на нас» таких внимательных и умных наблюдателей жизни, какими были классики русской литературы…

– Умных авторов не хватает и детской литературе. Читаешь на конкурсе иную рукопись и видишь, что писателю нечего тебе поведать. Чувства свои, даже простейшие убеждения, вроде того, что красть грешно, он в советское время научился предавать бумаге. Это, так сказать, мысли короткие и не очень оригинальные. А вот думать самостоятельно, длинно, свежо, замечая то, что другим заметить не довелось, иметь собственные рассуждения – привилегия не каждого. И детской литературе, и взрослой сегодня не хватает именно думателей, философов, умных авторов. Которые не только русскую классическую литературу переварили, но и русскую православную философию: Хомякова, Ильина, Фроловского, Лосева, Бердяева… А ведь именно много знающий человек, ставящий во главе жизни Бога, и способен к пророческим предвидениям. Только он способен увидеть в невзрачной малости – немногочисленной секте какого-нибудь Нечаева «бесов» будущей революции. Политики не в состоянии ответить на вопрос, куда идёт Россия и что она сегодня из себя представляет. Попытки заглянуть в будущее делают авторы, которых можно пересчитать по пальцам: Василий Дворцов, Вера Галактионова, Александр Проханов… А ведь настоящая слава придёт именно к мудрой книге, способной предугадать наши ошибки и потому не допустить их. Даже – преобразить духовно общество. Хотя, конечно, в своём отечестве «пророков не бывает».Беседу вела Екатерина ВАСИЛЬЕВА

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.