В одно сердце

№ 2007 / 30, 23.02.2015

Этим книгам уже два с лишним года. Эка, скажут, спохватился! Уже отшумело море иных книг – нынче они долго не живут. Да только я не о новости хочу сказать. И не с анонсом выступить. Читайте, де. Тем более что и захотите – не прочитаете. Книги вышли во Владивостоке и тираж каждой вполне нынешний – триста экземпляров. Так что книги и есть, и их нет.
Этим книгам уже два с лишним года. Эка, скажут, спохватился! Уже отшумело море иных книг – нынче они долго не живут. Да только я не о новости хочу сказать. И не с анонсом выступить. Читайте, де. Тем более что и захотите – не прочитаете. Книги вышли во Владивостоке и тираж каждой вполне нынешний – триста экземпляров. Так что книги и есть, и их нет.
Но я теперь только увереннее думаю, что правильно прожитое чувство (простите за темноту оборота), как искренняя молитва, уже никуда не уходит из мира, а становится дыханием жизни, частью общего ответа Богу, что мы поняли Его призыв, вложенное Им в наше сердце.
Меня поразил диалог этих книг, их горячий разговор друг с другом, словно авторы не могли разнять рук и хотели продлиться друг в друге.
Пора и назвать книги. Это сборник великой Эмили Дикинсон («Разговор» на языке души» в переводах Вячеслава Протасова) и книга самого Протасова «Вишнёвая косточка», вышедшие с разницей в четыре месяца 2004 года. Я благодарю автора проекта, владивостокского поэта и прозаика Владимира Тыцких за то, что он прислал их вместе (всё реже поэты радуются книгам своих товарищей, как своим). Приди они порознь, я, может, и не увидел бы диалога.
Пушкинская современница, никогда не оставлявшая своего маленького американского городка, напечатавшая при жизни только восемь стихотворений (и те анонимно), и поэт, чья жизнь протянулась от германского города Гера до Владивостока. Общего-то что? А вот не разнять…
Переводчик всегда немного тот, кого он переводит, иначе он только чиновник художественной таможни. И то, что они влияют друг на друга, естественно. И что ещё какое-то время «оглядываются», расходясь с общего пути, – тоже в порядке вещей.
А всё-таки вот этот случай кажется мне редким. Ни двумя, ни десятком примеров ничего не докажешь – тут надо слушать целое. Но я всё-таки выпишу в строку (жалко места, а хочется, чтобы читатель хоть на минуту примкнул к трёмстам избранникам тиража), несколько стихотворений Эмили и Вячеслава, а потом мы ещё поговорим.
Душа бессмертна – снова ты
поймёшь в тот миг, когда
нагрянет, словно с высоты, нежданная беда.
Как будто молнии зигзаг
внезапно озарит
ограду и притихший сад,
и мокрый холод плит.
В наследство не прощальных слов,
не тёмный тайный знак,
оставили вы мне Любовь –
Господь такой не знал
– и Боль, что мраморной
не скрыть – испить до дна!
Меж вечностью и дней тщетой владею всем – одна.
Истерлась тоненькая нить.
Где явь? Где морок снов?
Стежок к стежку – соединить
пытаюсь память вновь.
Воспоминанья, мысли, дни –
но делу нет конца –
беззвучно катятся они,
как бусинки с крыльца…
И пчёлы, и бабочки, и муравьи –
лесной невеликий народ –
мне тотчас откроют все тайны свои –
так радует их мой приход!
Я тоже им рада – ручей свой рассказ
затеет, подхватят ветра…
Зачем же опять и опять возле глаз
туман, словно из серебра?Эмили ДИКИНСОН
О чём там с тобой сейчас говорят
на давнем лесном языке
две солнечных капельки янтаря,
качнувшись, скользнув по щеке?
И что отвечаешь ты им в далеке
своём – на излёте руки,
на светлом и чистом лесном языке,
невольно коснувшись щеки?
Ничего не осталось, лишь даты рожденья и смерти,
остальное, хоть это обидно весьма –
только адрес обратный на смятом конверте,
где страдал и любил отправитель письма.
Только штемпель с каким-то незначащим годом,
да в альбоме, где рядом слоны и киты,
треугольная марка с красивым большим пароходом,
с чуть дрожащей полоской почти бирюзовой воды.
– Скажи, это правда – от Бога?
– Конечно, о чём говорить!
А также от Баха и Блока
фонарик волшебный горит.
От тех, чьи леем уроки,
кто с нами не спит в этот час,
от близких и очень далёких,
любимых и любящих нас.
Остаётся ни мало? ни много –
порадеть о спасенье души,
завести подходящего бога,
чтоб, покаявшись снова грешить.
В тишине, после шумного бала,
в чистом шелесте тихих ракит
остаётся ни много, ни мало –
написать две приличных строки…Вячеслав ПРОТАСОВ
Разве дело в темах? Откуда им быть общими при разности времён и стран в полтора столетия? И разве только в том, что это в обоих случаях восьмистишия? Нет, тут та близость духа, которая мало зависит от времени и которая даёт возможность нам равно слышать Овидия и Петрарку, Пушкина и Вордстворта, Гельдерлина и Анненского. Время идёт или летит, меняя одежды, политические системы, языки и народы, а душа про себя знает, что времени нет и окликает другую душу в родной для обеих вечности.
Может быть, лучшее-то доказательство существования вечности и Бога и есть – вот это узнавание сердца и сердца через столетия и языки, словно они дети одного дня и мира. Я так и вижу, как «разогнавшись» на переводах Дикинсон, войдя в её сосредоточенность, Протасов её глазами доглядывает то, что не видела Эмили, и, оказывается, что этими старомодными глазами нынешний, любящий свою «сложность» век, постижим так же полно. Есть в его «Вишнёвой косточке» раздел «Человек, такой же, как и я». Он тоже состоит из восьмистиший, рождённых на полях поэтической мысли В.Геррика, П.Ронсара, Э.Лира, Г.Гейне, У.Стивенса, К.Галчинского, и читатель не может не улыбнуться чудной близости этих поэтов в парафразах переводчика, потому что они тоже увидены глазами Дикинсон, уроднены друг другу небесным источником.
Протасов перевёл нерифмованную Дикинсон рифмами, потому что так слышит её русское сердце, извлёк из-под оболочки чужой формы общее молчание, целомудренный взгляд на мир, когда поэт записывает только то, что ясно услышал, и не грешит своеволием. Помните, набоковский учитель в «Даре», потаённый Ходасевич говорит герою, что мы часто, услышав полслова, непременно норовим добавить свой кончик, развить Господню «подсказку», и тут терпим поражение. У Дикинсон и Протасова душа сразу внимательна, слух готов к встрече, и потому услышанное сразу ясно и полно. И потому остаётся чудесное ощущение, что это и не словами сказано (так они просты), а самим молчанием, взглядом, словно мы сами услышали. Ведь это в словах мы различны, а в чувствах – все одинаковые дети Божьи. И если слова не мешают, если автор не ищет своего, то мы сразу узнаём правду именно по корневой тайне, по общему происхождению из одного Господня сада, где на молчаливом языке первооригинала наименования чувств и явлений одинаковы для всякого сердца.
В долгом диалоге поэтов Протасов дарит Эмили для выражения её чувств русское сердце и слово, а она ему – свою напряжённую сосредоточенность, своё словесное иночество.
Книга Эмили Дикинсон вышла в серии «Вместе», в которой предполагается во Владивостоке выход и других книг параллельных текстов оригинала и переводов. Вышедшая следом «Вишнёвая косточка» весело сказала, что это было подлинно вместе. Что время и разные языки в настоящей поэзии не имеют власти, что поэты – все братья. И пока их «разговор на языке души» длится и не изменяет этому языку, мир ещё постоит, а слово не забудет, что оно дитя Слова и, значит, всё помнит начало и Бога, который есть любовь.

Валентин КУРБАТОВ
г. ПСКОВ