БЕГСТВО ОТ ВЗРОСЛОСТИ

№ 2007 / 39, 23.02.2015

Прозы, посвящённой молодёжной культуре, которую принято называть контркультурой или субкультурой, с одной стороны, предостаточно. Что-то опубликовано, что-то осталось в тетрадях, что-то висит на многочисленных сайтах в интернете. Но фактом литературы произведений, рассказывающих, например, о жизни хиппи, металлистов, панков, байкеров, наркоманов всевозможных разновидностей, футбольных фанатов, скинхедов, не так уж много. Дело здесь в том, наверное, что широкому кругу читателей трудно понять (и принять) проблемы, какие в этих вещах поднимаются, понять язык, на каком они написаны.
Да и такой извечный закон природы мешает принять многим содержание, пафос такого рода литературы: повзрослев, человек, сам в юности бывший бунтарём, неприятелем общепринятых ценностей, участником какого-либо молодёжного движения, становится приверженцем традиционных ценностей, традиционного языка.
Новая молодёжь по-настоящему интересна, да и понятна, единицам.
Не копая глубоко (а хочется вспомнить и пушкинского «Евгения Онегина», и тургеневских «Отцов и детей»), определим рамки литературы о новой молодёжной культуре. Точнее, прозы, так как поэзия посредством музыки (рок, ритм-энд-блюз, техно, реп) всё-таки известна более широко. На Западе, по-моему, она берёт начало с романа Джека Керуака «В дороге» (1957 год), у нас же такой точки отсчёта нет, и до сих пор сложно назвать роман или повесть, или хотя бы рассказ, который стал самостоятельным литературным произведением, а не иллюстрацией к молодёжному течению, не биографией какого-либо яркого представителя этого течения. Интересно, что люди, пришедшие в большую литературу из субкультуры (например, Павел Крусанов) почти никак в прозе её не отобразили. Может быть, это невозможно в силу возрастных, эстетических изменений, а может, нужна гибель одного из этих течений, одной из субкультур, чтобы о ней написать настоящую прозу.

Роман писателя из Сургута Антона Кузнецова (Салтаноffа) «Дороги лета» (в названии – явная перекличка с романом Керуака?), опубликованный в альманахе «Литрос» № 6, 2005 год, сложно назвать произведением, исчерпывающе показавшим жизнь хиппи в нашей стране. И всё же это пример сближения субкультуры с прозой для массового читателя.
На первый взгляд нелогично, что перестройка с её гласностью и свободой стала временем заката практически всех молодёжных течений, гибелью андеграунда с его литературой, географией, эстетикой. Но вот отрывок из интервью лидера рок-группы «Зоопарк» Майка Науменко. Это ноябрь 1989 года: «Сейчас довольно странное время, и этот год сложно очертить. Мы работали то лучше, то хуже. У многих советских групп, на мой взгляд, сейчас довольно трудный период. Когда мы работали полуподпольно, были полные стадионы, а теперь настало некое пресыщение, вроде, всё можно, и дышать стало легче, но интерес несколько упал. Сейчас, когда можно петь почти обо всём, никто не понимает, о чём, собственно, петь». Речь здесь идёт о рок-музыке, но в общем-то это можно отнести ко всей субкультуре.
Герой романа «Дороги лета» – человек ещё молодой, на первый взгляд, благополучный. Своя квартира, неплохая работа, красивая подружка, надёжный будильник… Но с первых же строк мы чувствуем, что человек этот (имени его мы так и не узнаем – он так и останется «он») имеет прошлое, по которому против воли, тоскует. «Спокойные будни, без каких-либо потрясений и бурных событий. Спокойствие, спокойствие, спокойствие… Ему нравилось работать, получать деньги, приходить в дом, где его ждут, смотреть телевизор, сидя в обнимку с ней… Но что-то было не так. Это он чувствовал точно. Что-то было не так».
Вообще тоска присутствует в очень многих произведениях молодых писателей. Тоска зачастую даже не по прошлому их героев, а по чему-то несбыточному, не по этой жизни. Тоскует, например, герой романа «Рубашка» Евгения Гришковца, выдумывая разные истории, где он действительно герой, играя в хемингуэев с другом детства, разжигая в себе любовь к почти фантомной женщине; тоскует герой повести «Ура!» Сергея Шаргунова по погибшей ещё до его осознания в мире Атлантиде – эпохи социализма, следы которой он видит в помпезных домах на Фрунзенской набережной, в стариках…
У героя «Дорог лета», «молодого человека двадцати трёх лет», тоска вполне предметна – он тоскует по собственной юности, когда путешествовал по стране, хипповал, был свободным. Герой романа не любит вспоминать (сжёг фотографии, записные книжки с адресами, стихи), но воспоминания приходят против его воли – являются во сне или захлёстывают «его до такой степени, что он мог неподвижно просидеть в кресле несколько часов».
Здесь стоит сказать о конструкции романа. Это действительно роман, хотя объём его невелик, – повествование не линейное, а с постоянными временными сбивками, со сменой повествователей; внушительная часть «Дорог лета» написана в форме дневника, но этот избитый и даже архаичный приём в данном случае оправдан. Как я уже отмечал, герой не любит воспоминаний, и в основном о его прежней жизни мы узнаём из дневника, который обнаруживает его подруга. Она читает о поездках автостопом своего парня, о хипповской коммуне где-то под Ставрополем, о свободной любви, которая ему очень нравилась, и её отношение к нему меняется – появляется и ревность, и некоторая зависть. И как только представляется возможность, она, якобы того не желая, ему изменяет. Измена вскрывается, герой совсем не по-хипповски избивает соперника, уходит от подруги. Вроде бы спокойная, размеренная, до слащавости благостная жизнь в одно мгновение разрушается.
Теперь воспоминания завладевают героем полностью. Он увлекается изучением интернет-сайтов, находит адрес электронной почты своего друга Коляна, с которым несколько лет назад хипповал, но в итоге рассорился. Колян, живущий теперь в Москве, зовёт его к себе, но герой ещё пытается наладить жизнь в родном Сургуте. Здесь работа, жильё, и возраст уже не подростковый, чтобы куда-то бежать. Плюс усталость от былых приключений, от недавнего потрясения, да и, наверное, обыкновенная усталость взрослости на него давит. «Устал от этих бесконечных вписок, от автостопа, от товарных вагонов и ночёвок на голой земле или в подъездах».
На какое-то время герою удаётся восстановить душевное спокойствие. Он знакомится с девушкой Людой, снова появляется смысл ходить на работу, есть о ком заботиться. Правда, эта идиллия вскоре обрывается – придя домой к Люде, герой романа узнаёт в её брате того, с кем изменила его прошлая подруга. Брат Люды мстит за былое, и теперь сам пускает в ход кулаки. Связь с Людой теряется… А через несколько дней герой случайно встречается с прежней подругой и приводит её к себе в квартиру (в их бывший общий дом), туда же прибегает и Люда…
В этих встречах-пересечениях нет натяжки, литературности – в небольшом городе, каким является Сургут, это вполне может произойти.
В итоге герой остался один. У него депрессия, потом тяжёлая простуда. Через неделю он появился на работе, но там «его ждал неприятный сюрприз. На его месте сидел незнакомый мужчина, а когда он зашёл к исполнительному директору, тот выдал ему расчёт мятыми купюрами. «Мы тебе звонили, никто трубку не поднимал. Ты понимаешь, что подобная неопределённость губительна для нашего бизнеса? Надо было ставить нас в известность. Извини», – сказал директор».
Увольнение становится последней каплей. Герой понимает, что попытка жить правильно, как большинство, оказалась неудачной; он продаёт компьютер, запирает квартиру и, как несколько лет назад, автостопом отправляется в путь. Ему есть к кому ехать (в Москве Колян и знакомые по хипповским временам девчонки), но главная его цель, по-моему, – сбежать.
Строго говоря, герой «Дорог лета» никакой не хиппи. Он любит рок-музыку, свободу, и образ жизни хиппи ему представляется наиболее подходящим, чтобы свободу полнее ощутить.
Тогда, в юности, они с Коляном сначала поехали в Екатеринбург, где жили на чердаке, тусовались с неформалами (тут и хиппи, и панки, и поклонники гранжа), ходили на концерты, одним словом, напитывались субкультурой, которой им не хватало в Сургуте.
Затем они совершают путешествие на юг и попадают в коммуну хиппи. Но она мало похожа на хипповские коммуны 1970-х (действие романа происходит в конце 1990-х – начале 2000-х), скорее это фермерское хозяйство: есть лидер, Малыш, у каждого свои обязанности, живут в избах… На первый взгляд, здесь собрались люди одного склада, одного мировоззрения, безобидные и добрые, но вскоре герой обнаруживает, что то и дело между обитателями коммуны возникают ссоры, перерастающие в драки, кипят нешуточные страсти. Недаром показан живущий неподалёку отшельник – Ботхисаттва, которому жизнь в коммуне не по душе… Да и свободная любовь вдруг предстаёт перед юным героем с нежелательной стороны. Одна из девушек, Кенга, с которой у него был случайный (свободный) секс, объявляет, что она беременна. Герой пугается и старается защититься:
«– Слушай, чувиха, у нас это было всего один раз. Я не понимаю, зачем ты всё это делаешь, чем я тебе так насолил, но давай ты не будешь на меня вешать все эти дела, которые наделал кто-то другой, хорошо?!
Она умоляюще смотрела мне прямо в глаза. По-моему, первый раз я видел её неулыбающейся:
– Я прошу тебя… Мне нет смысла тебе врать. Я ни с кем не спала уже месяц. До тебя.
Я успокоился. Мне стало её жалко. Неужели она беременна от меня?
– Да, блин, Кенга, ну ты меня огорошила… Блин, я не готов ещё к таким отношениям, если честно… Посмотри на меня, ты меня совсем не знаешь! Я же сам ещё, в сущности, пацан молодой! Не лучше ли тебе поехать в город и аборт сделать? Ведь ещё не поздно…
– Нет. – Она твёрдо посмотрела на меня. – Нет и ещё раз нет. Я ничего от тебя не требую, но знай… Ты к нам можешь вернуться в любой момент. Я знаю, что в городе ты не сможешь…
Она тяжело поднялась и пошла в сторону коммуны. Я пытался её вернуть:
– Кенга!
Она обернулась, слабо улыбнулась и пошла дальше. Когда она исчезла из виду, я побежал искать Коляныча. Блин, что делать?»
После недолгих размышлений герой решает уехать. Друг Колян остаётся – не может оторваться от своей новой любви Лины… Герой едет в Москву со списком телефонных номеров тех, кто может пустить переночевать. Договаривается о встрече с подругой Лины – Ириной.
«Словно изящный кораблик, она выплыла из метро и начала озираться по сторонам, потом, заметив его, расплылась в улыбке и подошла. Миловидное личико, сильно завитые прогидропериченные кудряшки до плеч, высокий рост, стройные загорелые ноги, лёгкое платьице, маленькая сумочка и сандалии на босу ногу».
Поначалу у героя возникает к ней отторжение, ведь она «мажорная», но стоит ему обжиться в её квартире, поспать на удобной кровати, почувствовать её симпатию к себе, и он уже готов в неё влюбиться. Безропотно переодевается в купленные ею «мажорные шмотки», позволяет остричь свои хипповские хайры.
«Он чувствовал себя совсем другим человеком. В новых джинсах и кедах, с новой причёской, в новом городе и с новой девушкой. Всё было для него как во сне».
Две недели проходят прекрасно – они ездят с Ириной по клубам, нюхают кокаин, пьют вино, занимаются любовью. Приезжают с юга счастливые Лина и Колян. Герой уже подумывает, что можно остаться в Москве. Ирина, дочка богатого папаши, – отличный вариант для совместной жизни. И тут происходит очередное, срывающее героя с места происшествие.
Оказывается, девушки договорились между собой на время поменяться партнёрами. Лина обхаживает героя, а Ирина проявляет знаки внимания Коляну. Застав Ирину и Коляна в постели, он хватает рюкзак и убегает.
Вскоре, немного успокоившись, герой подводит некоторые итоги: «Ладно, расслабься, всё не так уж плохо. Мои сбережения истрачены где-то на одну треть, но ведь есть ещё пять кусков, которые я подрезал у Ирины, и сейчас только сожалел, что снял с её карточки не так много. Все тёплые чувства, которые я испытывал к этой кукле, испарились так быстро, что я даже удивился. Ну да и хрен с ними со всеми, нечего жалеть о том, что произошло. За меня всё равно решили, и сделать что-либо я был не в силах. Меня просто предали. «Предали, – думал я, какое громкое слово», но другого я подобрать не мог».
…Я постоянно употребляю слово «герой», и формально это так: «Он» – герой романа. Но исходя из человеческих качеств героем его назвать трудно, и это хорошо. Мы видим его слабости, слышим его далеко не всегда чистые мысли, наблюдаем не только как предают его, но как предаёт он.
Бродя по Москве после бегства от Ирины, герой встречает девушек из коммуны. С одной из них – Кайей – у них был романчик. Теперь девушки возвращаются домой, в Ярославль, зовут с собой и его. Сперва он отказывается, ему хочется в свою квартиру, но потом соглашается. Кайя симпатичная девушка, перспектива пожить с ней на даче – заманчива.
Они читают книги, играют на гитаре, конечно, занимаются любовью; разговаривают мало, но это герою как раз необходимо. «С Кайей мне было легко, как ни с кем, ей ничего не надо было объяснять, она понимала всё без слов, она видела мою депрессивную апатию и предпочитала меня не трогать».
Постепенно герой приходит в себя, боль от разрыва с другом Коляном и Ириной притупляется. И в одно прекрасное утро он решает уйти. «Не знаю, почему я поступил так. Просто вот так жить я дальше не мог. Это я знал точно. Не тот склад характера, наверное. Добровольное заточение не по мне. Сначала было очень даже прикольно. Но только сначала. Слишком уж это всё затянулось. Если бы я остался там ещё ненадолго, то непременно бы шифер у меня пополз. Мой деятельный и подвижный характер просил дороги, он рвался в путь, не желая оставаться на месте», – так оправдывает своё бегство герой в дневнике.
Причина веская, правда, мы уже знаем, что не дорога его манила, а свой угол в далёком северном городе. Он вернулся туда и стал таким как большинство – работа, дом, подруга, которая наверняка станет женой, телевизор, тихие спокойные вечера… Но – не вышло, череда потрясений и разочарований выбила героя из вроде бы устоявшейся, взрослой жизни. И он снова побежал. Как мы узнаём из небольшого эпилога, вновь хиппи он не станет – он встретится в Москве с Коляном, который «нашёл кайф» в футбольном фанатстве, и тоже увлечётся этим; что снова будет жить у Ирины и «что наконец-то встретит девушку, с которой у него всё будет шоколадно»…
Роман Антона Кузнецова написан без перегруза сленгом, каких-либо специфических деталей жизни хиппи, без изысков и сюрреализма. Он доступен, пожалуй, любой категории читателей. Это его достоинство. Думаю, таких произведений будет всё больше – во-первых, актуальные в 1970-х – 1980-х субкультуры уходят в прошлое, искусство, ими порождённое, внутри этих субкультур существовавшее, постепенно растворяется в общекультурном пространстве, а во-вторых, растёт ностальгия по тем временам, которая, как известно, на писателей, художников, музыкантов действует благотворно.