SIS!

№ 2008 / 41, 23.02.2015

С изумлением узнал из газеты «Литературная Россия» (№ 38 (2378) от 19.09.2008), что я вор, прочитав статью «Будущее музея и его хулители» некоего Г.НефедьеваСкандал достиг апогея

С изумлением узнал из газеты «Литературная Россия» (№ 38 (2378) от 19.09.2008), что я вор, прочитав статью «Будущее музея и его хулители» некоего Г.Нефедьева, назвавшего себя ответственным хранителем коллекции А.А. Сабурова Дома-музея С.Н. Дурылина. Напоминаю: обвинение в хищении (краже), прозвучавшее в газете публично, могут выдвинуть гражданину РФ только судебные органы РФ после решения суда. Здесь была нарушена презумпция невиновности и закон о СМИ об ответственности журналиста (статьи 49, 62). Вероятно, г. Нефедьев не вполне отчётливо осознаёт, что его деяния беззаконны и подпадают под статьи 129, 130 УК и 152 ГК РФ – клевета, в том числе в средстве массовой информации, а также о защите чести, достоинства и деловой репутации. Понятно, что один только суд может дать правовую оценку действиям Нефедьева и лиц, стоящих за ним, равно как и подобрать подходящую меру пресечения.
Почему я говорю о лицах, спрятавшихся за автором статьи? Потому, что он упомянул свидетелей кражи. К сожалению, эти «свидетели» г. Нефедьевым так и не были названы. Однако если он выступает в прессе не лично, а от лица Дома-музея Дурылина, как заявлено им в статье, значит, свидетелями, по логике вещей, становятся администраторы Дома-музея: заместитель директора по научной работе А.И. Резниченко и директор Г.В. Лебедев. Едва ли последний принял деятельное участие в этой публичной акции, поскольку с трудом владеет пером и, чтобы составить официальные документы в различные организации, постоянно прибегал к моей помощи, когда я занимал должность завхоза в Доме-музее Дурылина. Здесь, разумеется, видна рука доцента РГГУ, философа А.И. Резниченко, тем более что устные клеветнические высказывания в отношении моих чести, достоинства и деловой репутации она уже имела неосторожность сделать. Ненависть ко мне данной госпожи вполне объяснима: она перепугалась моего участия в комментариях к художественным произведениям Дурылина совместно с научным сотрудником музея Т.Н. Резвых. Ведь А.И. Резниченко взяла на себя роль единоличной хранительницы архива писателя Дурылина и его роман «Колокола», по её словам, «выкопала из дерьма» (хотя он был известен сотрудникам музея задолго до её прихода). Стало быть, никто, кроме неё, не вправе роман публиковать. Вот почему она бегает теперь по редакциям солидных литературных журналов («Москва», «Наш современник»), взявшихся публиковать художественные произведения Дурылина, и грозит всем судом на основании статей 36, 37 «Закона о музейном фонде», ссылаясь якобы на право первой публикации музеем текстов Дурылина. (В результате её подрывной деятельности журнал «Наш современник» снял публикацию повести Дурылина «Сударь кот» и никакого «препринта» в сентябрьском номере не будет.) На эти же статьи указывает Нефедьев, утверждая, будто они известны «всем мало-мальски грамотным людям». Стоит процитировать статью 36 закона, чтобы убедиться в очевидной подмене: речь здесь идёт о публикации изображений музейного предмета (экспоната), а не о публикации электронной копии текста. Копия никак не может быть музейным экспонатом, а на текст авторское право принадлежит только автору, и, следовательно, «музейная собственность» на текст и «авторское право музея», о чём с пафосом толкует Нефедьев, – юридический нонсенс.
«Статья 36. Публикация музейных предметов и музейных коллекций
Право первой публикации музейных предметов и музейных коллекций, включенных в состав Музейного фонда Российской Федерации и находящихся в музеях в Российской Федерации, принадлежит музею, за которым закреплены данные музейные предметы и музейные коллекции.
Передача прав на использование в коммерческих целях воспроизведений музейных предметов и музейных коллекций, включённых в состав Музейного фонда Российской Федерации и находящихся в музеях в Российской Федерации, осуществляется музеями в порядке, установленном собственником музейных предметов и музейных коллекций.
Производство изобразительной, печатной, сувенирной и другой тиражированной продукции и товаров народного потребления с использованием изображений музейных предметов и музейных коллекций, зданий музеев, объектов, расположенных на территориях музеев, а также с использованием их названий и символики осуществляется с разрешения дирекций музеев».
Авторам статьи, как «мало-мальски грамотным архивистам», также следовало бы внимательней вчитаться в 1 и 2 пункты статьи 26 закона «Об архивном деле в Российской Федерации»: «Статья 26. Использование архивных документов
1. Пользователь архивными документами имеет право использовать, передавать, распространять информацию, содержащуюся в предоставленных ему архивных документах, а также копии архивных документов для любых законных целей и любым законным способом.
2. Государственные и муниципальные архивы, музеи, библиотеки, организации Российской академии наук обеспечивают пользователю архивными документами условия, необходимые для поиска и изучения архивных документов».
К тому же «мало-мальски грамотные архивисты» обязаны знать Правила организации хранения документов архивного фонда (Приказ Министерства культуры РФ № 19 от 18.01.2007): «Архив не вправе ограничивать или определять пользователю условия использования информации, полученной им в результате самостоятельного поиска или предоставленной ему в порядке оказания архивом платных услуг, за исключением случаев, предусмотренных законодательством Российской Федерации или оговорённых в договоре архива с пользователем по информационному обслуживанию».
Увы! Тактика подмены одного закона другим и привычка прятаться за других, чтобы их руками сделать гадкое дело, – обыкновенная тактика заместителя директора музея по науке А.И. Резниченко.
Такую же подмену осуществляет и Нефедьев в своей статье, рассуждая о гранте Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ). В это учреждение он ездил вместе с директором музея Лебедевым, чтобы содействовать директору в деле отстранения от участия в гранте меня и А.А. Аникина, очевидно предполагая занять наше место и тем самым воспользоваться деньгами гранта, идея и оформление которого принадлежала нам, что подразумевает наличие авторского права всех участников научного проекта, включая руководителя. Намерение директора заменить участников гранта Нефедьевым и другими заинтересованными лицами, к счастью, не удалась в результате принципиальной позиции РГНФ, аннулировавшего грант.
Наконец, великолепная ситуация в музее, подразумеваемая Нефедьевым, – очередная подмена и попытка выдать желаемое за действительное. Официальный ответ мэрии г. Королёва А.Аникину, А.Галкину и В.Тейдер гласит: «Выявленные недостатки стали предметом обсуждения на совещаниях с руководством музея, общих собраниях коллектива музея, на которых было указано на непрофессионализм руководства с вынесением директору музея Лебедеву Г.В. административных взысканий.
Предложенное Комитетом решение о создании музейного объединения легло в основу постановления Главы города от 29.05.2008 № 676 «О создании Муниципального учреждения культуры «Королёвский объединённый музей».
Работа Мемориального Дома-музея С.Н. Дурылина, как и всех других музеев города, будет находиться под постоянным контролем Комитета по культуре, а работа по реорганизации и созданию «Королёвского объединённого музея» непременно изменит кадровую обстановку и улучшит деятельность музея».
Что же касается невнятной риторики Нефедьева по поводу «сокращения туземно-музейного населения», поясню для читателя: под туземным населением он подразумевает не одного меня, как заявлено в статье, а пятерых сотрудников музея, которые ушли из музея в знак протеста и по причине несогласия с методами работы администрации музея. После того как я уволился по собственному желанию, что подтверждает запись в моей трудовой книжке, ушли еще четверо сотрудников: смотритель, старейший экскурсовод, два научных сотрудника, ценность которых ни у кого не вызывала сомнений. Двое из этих уволенных сотрудников ещё знали основательницу музея Дурылина А.А. Виноградову, сестру жены Дурылина, и помогали ей создавать Дом-музей задолго до появления там Г.В. Лебедева и, уж тем более, Резниченко и Нефедьева. По существу, администрация музея осуществила акцию разгрома музея.
Читатель, конечно, удивится, не разобравшись, почему Нефедьев ведёт речь о «населении». Это оговорка по З.Фрейду: действительно, в Доме-музее С.Н. Дурылина не работают, а живут. В нём живёт (в келейке, или светёлке, монахини Феофании, входящей в экспозицию музея) сам директор Г.В. Лебедев, так как в город Одинцово, где он прописан, слишком далеко добираться из подмосковного Болшева. Другие работники тоже нередко там ночуют. Это ли не знать завхозу Нефедьеву, который был взят на должность вместо меня! Насколько мне известно, в мою бытность завхозом штатное расписание музея не содержало подобных должностей, как ответственный хранитель коллекции А.А. Сабурова. В небольшом музее был один Главный хранитель. Во всяком случае, как завхозу, г. Нефедьеву следовало бы доделать начатую мною процедуру оформления музея в качестве полноценного юридического лица (документы по землепользованию и на отдельные строения), поскольку без этих документов музей, ныне закрывшийся на ремонт, не может осуществить ремонт кровли, а впереди зима. «Колоссальная работа по описанию рукописей», названная Нефедьевым «каторжной», не имеет прямого отношения к служебным обязанностям завхоза, и не превышает ли он своё служебное положение, занимаясь архивом Дурылина и коллекцией Сабурова?
Ещё одна оговорка по Фрейду прозвучала в покаянной статье Нефедьева: «Видимо, здесь мы имеем классический вариант той ситуации, когда громче всех «Держи вора!» кричит сам вор». На эту проговорку о том, будто бы все вокруг кричат и бьют себя в грудь, напрашивается другая русская поговорка: «На воре и шапка горит!» Зачем это Нефедьев вдруг ни с того ни с сего заговорил о том, что музей «не музей, а какая-то просто бандитская «крыша», где осуществляются криминальные «разборки». Никто этого не говорил. И никто его за язык не тянул.
Впрочем, вчитавшись в статью Нефедьева, я догадался, что отвечать всерьёз этому человеку нельзя. Не случайно газета «Литературная Россия» сохранила авторскую орфографию, пунктуацию и стилистику. Как учитель русского языка, я проверил «сочинение» этого «горе-специалиста» и нашёл в нём 37 ошибок, из них 8 орфографических, 21 пунктуационную и 8 стилистических. Вот примеры самых вопиющих: «филологически-безграмотных» пишется без дефиса; в выражении «он всего лишь де хотел» де, наоборот, пишется через дефис и ставится это «де» после глагола (Нефедьев, очевидно, путает это слово с указанием на дворянское достоинство во французском языке: Оноре де Бальзак, д’Артаньян); вводное слово «в-третьих» Нефедьев пишет без дефиса и ставит после него запятую и тире, что категорически недопустимо, если следовать правилам русской пунктуации; он ставит запятую между однородными сказуемыми, соединёнными одиночным союзом «и»; восемь раз подряд путает тире с двоеточием и ставит тире в бессоюзном предложении вместо двоеточия.
Я уж не говорю о замечательных стилистических ошибках. Нельзя сказать: «привлекший к себе огромный общественный резонанс». Резонанс можно вызвать подобными ошибками, а уж никак не привлечь. Невозможно писать по-русски: «чисто фактологическая неверность» или «аннотация навскидку». Нефедьев хотел блеснуть знанием иностранных языков, но что из этого получилось: английское слово «house» он пишет как «houst». Слово «sis!» вообще необъяснимо в контексте статьи. Может быть, это «sos!»? Или если он хотел написать азербайджанское слово «sis» – вздутие, то почему после слова «коня» и к тому же с восклицательным знаком?
Одним словом, мы с Аникиным приглашаем Нефедьева, а также и Резниченко к нам на подготовительные курсы русского языка, где мы работаем с абитуриентами. Резниченко тоже нуждается в улучшении орфографической и пунктуационной грамотности, потому что она выложила текст романа «Колокола» на сайте издательства «Русский путь» для открытого доступа, что сделала совершенно правильно (жаль, что все тексты художественных произведений Дурылина из архива Дома-музея не были опубликованы на этом сайте в рубрике «Портфель» по адресу: http://www.russkijput.nichost.ru/book/portfel/), если бы только не небрежность и не скороспелость этой публикации, полной орфографических и пунктуационных ошибок («бы» и «ли» через дефис, христа с маленькой буквы (эти люди ещё называют себя религиозными!) итти вместо идти, призов вместо привоз, покорю вместо покрою и пр.).
Медицинский аспект этой газетной публикации Нефедьева тоже важен, потому что временами этот господин просто заговаривается: «полутора года», «в скобкам заметим». Неизвестно, чем это объяснить (трудно гадать о незнакомом человеке, которого я видел однажды издалека и не узнал бы в толпе), но, может быть, г. Нефедьев любит Гоголя и особенно его знаменитого Поприщина из повести «Записки сумасшедшего», потому что, как этот гоголевский персонаж, он фантазирует на тему событий, в которых не участвовал. Он сочиняет истории о людях, которых не знает и с которыми ни разу не разговаривал. При этом он называет всё обнародованное им фактами! В какой день мартобря происходили сочинённые им события? Честный Поприщин называл себя испанским королём.
Было бы честнее со стороны Нефедьева назвать себя не хранителем коллекции Сабурова, а «вице-президентом Российского общества по изучению проблем Атлантиды (РОИПА)», тем более он таковым и является и даже входит в Высший совет РОИПА, который присваивает степень доктора атлантологических наук, заносит имена атлантологов, заплативших вступительный взнос в размере 500 рублей, в Орихалковый Архив Атлантиды (этот архив архивист Нефедьев, скорее всего, организовал наилучшим образом, равно как и Музей Атлантиды), особенно приветствуются дарители, «которые представят в Музей Атлантиды наиболее ценные предметы, будут награждаться грамотами РОИПА и денежными призами. Также даритель пройдёт обязательный ритуал посвящения и ему будет присвоено специальное звание «Рыцарь Зачарованной Атлантиды» с вручением грамоты и рыцарского удостоверения. Звание «Рыцарь Зачарованной Атлантиды» будет присваиваться также меценатам и благотворителям, тонко чувствующим магическое искусство допотопного мира, в сердцах которых горит нетленный свет Атлантиды».
Надо ли говорить, что подобные научные изыскания г. Нефедьева об оккультных связях с масонским ритуалом в кружке «аргонавтов» в его статье «Русский символизм и Розенкрейцерство» или исторические прозрения в работе «Атлантида как проблема метаистории» унизительны как для русской литературы, так и для всемирной истории?
Впрочем, что плакать над участью несчастного атлантолога, если его страсть к химерам всё равно прорывается в поэтических опусах, где он жаждет вернуться вспять, между тем нещадно режет слух читателя фонетическими диссонансами, губительными для русского уха, снова забывая об элементарных дефисах в наречиях (по иному):
Поможет вновь Тезею Ариадна,
И Заратустра спустится вновь с гор.
Вернётся всё, но только по иному.
Закружит музыка созвездий хоровод,
Король Артур вернётся с Авалона,
И Атлантида встанет из-под вод
(Стихотворение Г.В. Нефедьева «Возврат»).
Из каких подвод встанет Атлантида, кто там «спустится вновь с гор», непонятно, но будем надеяться, что Атлантида всплывёт «не из дерьма», откуда «по-любому» извлекала архив Дурылина А.И. Резниченко. Александр ГАЛКИН, кандидат филологических наук