Другой Василий Аксёнов

№ 2008 / 52, 23.02.2015, автор: Юрий АРХИПОВ

Если бы живущий в Петербурге сибиряк Василий Аксёнов взял псевдоним, он, несомненно, давно пребывал бы в когорте ведущих прозаиков нашего времени. А так попробуй вырасти во весь рост подобающей славы в тени прославленного однофамильца, который начал печататься, когда ты только-только родился. Впрочем, когда-нибудь двух Василиев Аксёновых – Павловича и Ивановича – научатся различать и по отчеству: как двух Алексеев Толстых. Многим это ясно уже теперь. И тем, кто присудил ему симпатичную премию Андрея Белого. И лидеру прозы «новых сорокалетних» Павлу Крусанову, назвавшему его прозу «эталоном подлинности».

Чтобы понять, однако, почему «новый» Аксёнов не взял псевдоним, достаточно прочитать его новую книгу, вобравшую в себя небольшой роман (скорее, повесть) «Малые святцы» и небольшую повесть (скорее, рассказ) «Дождь». Не мог он этого сделать – счёл бы за предательство по отношению к роду-племени, предкам. Вся его проза, весь он как человек и художник произрастает из родного корня. Трудно припомнить в нашей литературе, особенно современной, где бы ещё с такой любовью писалось о родителях. Да и со времён Аксакова (и всех Толстых!), пожалуй, не было такого естественного, органичного чувства связи с родной пуповиной. Сдержанного, по-мужски стыдливого, не сентиментального – «подлинного».

И малая родина – таёжная Ялань – согрета здесь такой внимательной к драгоценным деталям любовью, что бытовые вроде бы зарисовки незаметно, но неуклонно вырастают в эпос сродни мифу. Йокнапатофа Фолкнера родилась, видимо, из того же художественного инстинкта.
Автор-герой приезжает на полгода в родную глухомань, бытует в родной избе со стариками-родителями. Погружёнными как будто в обыденность – «довлеет дневи злоба его». Но освящённую честно и трудно прожитыми годами, унаследованными правилами людской общности. Деланно, картинно капризный под старость ворчун-отец и по-крестьянски мудрая хлопотунья-мать. И оба праведники по-своему, хотя она преисполнена веры, а он предан сомнениям. За ними – рати и рати так же проживших свой век предков, и потому есть в них, чувствуется былинность. «Старосветские помещики» на свой лад, Филимон и Бавкида. Хоть и заняты весь день привычной своей незлобивой перебранкой. («Да ты почто така-то!– сердится отец».)

Это роман-дневник. Не сплошной – выборочный. Каждый запечатлённый день автор начинает с выписок из церковного календаря. И они не кажутся здесь чужими, не пойми зачем приклеенными. Потому что излучают тот вечный свет, в котором только и обретает смысл жизнь каждого человека. А к «большим» святцам так ладно примыкают и «малые» – тоже ведь поименованное, пусть местами грешное, но такое весомое житие окрестных сельчан.

---

Аксёнов В. Малые святцы. – СПб.: Амфора, 2008

---

Юрий АРХИПОВ