ИЗ «ЛР» ПРЯМИКОМ В «НОВЫЙ МИР»

№ 2008 / 52, 23.02.2015, автор: Юрий ТЁШКИН

Моя встреча с «Литературной Россией» произошла в середине семидесятых. Волею случая я оказался в столице. До этого немало лет прожил на Крайнем Севере, где год за два, работал геологом, искал уран. И, понятно, что в тех «дырах круглогодичных» дичал потихоньку.

Из писателей тогда было у меня два кумира: Солженицын и Трифонов. «Один день Ивана Денисовича» зачитал до дыр. Люди из повести Солженицына были мне понятны и близки – работали у меня на канавах и шурфах. Отсидев в лагере, они обычно получали ещё и поражение в правах, то есть «сто первый километр». Или, как говорили тогда на Севере, «десять по ногам и пять по рогам».

Трифонов покорил меня «Стариком». Ничего подобного о гражданской войне я и не читал. Я вырвал, помню, роман из журнала, приделал самодельные корочки и таскал повсюду с собой в рюкзаке.

Ну вот, в Москву попав, решил я разыскать сначала Солженицына. Говорили, что он живёт у Ростроповича. То ли на даче, то ли в библиотеке. Но пока я собирался, его спровадили за границу. Поехал тогда к Трифонову.

Узнал адрес, добрался, дал Юрию Валентиновичу школьную тетрадочку со своими рассказиками. Их было не много – какие-то случаи из той жизни, где «денег километр», полярная ночь и… контингент из повести об Иване Денисовиче.

Трифонов стал читать. А я сидел и ждал, понимая, что решается моя судьба. Как он скажет, так и будет. Так я решил. Прочитав, он вздохнул:

– Культуры маловато. Среды не хватает. Литературной. На одном опыте далеко не уедешь.

И направил меня к своему товарищу по перу – Кривенко Льву Александровичу. Тот вёл тогда семинар.

– Вы ему подойдёте, – заверил меня Юрий Валентинович.

И вот я с запиской от него попал в семинар Кривенко. Это был замечательный прозаик, фронтовик – окопный – израненный весь. Он был уже в годах, но сохранял юношеский романтизм. Он писал горькую правду о войне. Но такая правда тогда была ещё не востребована. Не печатался, конечно. Да и не стремился к этому. Но меня почему-то тут же направил в «Лит.Россию» к Дробот.

Так я впервые очутился в её кабинете, где справа, как зайдёшь, стоял на столе огромный портрет Ленина.

Женщина, энергичная, весёлая, небрежно дымила папиросой в потолок. Встретила приветливо:

– От Льва Александровича? Знаю, знаю… Любимым учеником был у Паустовского в аспирантуре, – вздохнула: – Увы увы… Юра, – обратилась к помощнику, – возьми почитай рассказы. Человек от Кривенко.

За столом напротив сидел Юрий Стефанович. Полная противоположность Дробот. Невозмутим и мрачен, одет с иголочки: тройка, галстук в тон рубахе, ухоженная бородка… Тут распахнулась дверь, появился широкоплечий мужик со стаканом чая, загрохотал:

– Галя!

Меня увидев, протянул крепкую руку:

– Павловский, пишу пьесы. Вхожу в первую десятку драматургов Москвы. Смотрел мою пьесу в театре Красной Армии… про Бетховена?

– Нет ещё.

– Тогда пошли в шахматы сыграем.

Мы вышли с Павловским в коридор. Мимо как раз пробегал совсем юный, гибкий как гимнаст, симпатичный такой парнишка. Павловский, перехватив его, стал знакомить. Игорь Кувшинов. Только что напечатал повесть в «Юности» – «С вами не соскучишься».

– Читал? – спросил меня Кувшинов.

– Нет ещё.

– Пошли тогда в пинг-понг постучим.

И мы отправились куда-то бесконечными коридорами. Мимо множества комнат с табличками, проходили просторные фойе, буфеты. Звонили телефоны, пробегали люди, другие курили на лестничных площадках. Кувшинов здоровался со всеми.

Какие люди, думал я. У одного в театре пьеса идёт. У другого повесть напечатали в «Юности».

Мне сразу стало легко и просто здесь, будто сто лет сюда хожу. Такая демократичная, полная доброжелательности атмосфера была в газете.

Уже потом, посетив толстые журналы, я понял, что атмосфера может быть и другой. Однажды Толя Ким завёл меня в журнал, где сам печатался. Я ждал в приёмной, пока закончится обсуждение номера. Секретарша носилась взад-вперёд то с кофе, то с булочками. Я не выдержал, глянул в приоткрытую дверь… Там, вальяжно развалившись в кресле, сидел главный редактор журнала, перед ним стоя, с выражением читала рассказ зав. отделом. И так она, бедная, старалась, чтобы рассказ ему понравился. Волновалась, меняла тембр голоса, энергичную отмашку давала. Тщетно. Отхлебнув глоточек кофе, редактор капризно отмахнулся: «Не пойдёт». И столько спеси и снобизма было на лице, что я крепко задумался.

А в «Лит.России» мне было легко.

Тогда там все писали, все были талантливы. Хотя со временем, присмотревшись, я увидел, что и талантливы по-разному, и пишут непохоже. Так, Галина Васильевна писала рассказы как-то легко, с некоторым небрежным изяществом как бы. Юрий Стефанович – наоборот – словно глыбы ворочал. Но тоже очень убедительно.

Я стал часто бывать на Цветном. И совсем не потому, что были уже опубликованы первые мои рассказы. Тянуло сюда. Здесь можно было выпить кофе, сыграть в шахматы, обсудить публикацию… Время шло. Со многими сдружился. Редактор Коля Соловьёв рассказывал с увлечением о фресках Дионисия в Ферапонтовом монастыре. Мы плавали с ним на лодках по Керженцу. С Кувшиновым собирались перегонять лошадей в Монголию. Если я долго не появлялся, Игорь писал на газетном бланке: «Какого хрена пропал! Тащи новый рассказ в «Лит.Россию». Галина Васильевна спрашивала про тебя».

Уже набралось рассказов на небольшую книжку. А дальше обычный путь: совещание молодых, книга, Союз, ВЛК.

На ВЛК опять повезло. И снова везение это происходило под знаком любимой мною газеты. Я попал в семинар замечательного прозаика Эрнста Ивановича Сафонова, впоследствии ставшего главным редактором «Лит.России».

В общем, сейчас оглядываясь, не без удивления вижу – встречал я в основном хороших людей. Так уже везло по жизни. Трифонов, Кривенко, Дробот, Стефанович, Сафонов… Всех и не вспомнить. А сколько встретил в просторных коридорах газеты?! А она, как добрая мать, собирала прозаиков со всех необъятных просторов Советского Союза. Гера Баженов с Урала, Олег Куваев из Магадана, Валерия Шубина из Москвы, Коля Шипилов… тогда ещё бездомный, даже ночевал в «Лит.России». Вот чем была для нас тогда газета. Домом.
А Иван Панкеев? Первый написавший доброе о моих рассказах. Разве ж забудешь теперь?

И вот редактором «Лит.России» стал Эрнст Сафонов – деликатнейший человек, крепкий прозаик. Тут можно вспомнить хотя бы отличный его рассказ про баобаб. И газета при нём вступила бесстрашно в новые времена. Появились публикации русских эмигрантов. Стараниями Сафонова газета выходит на новый уровень.

Да, уже менялся климат. Уже проходили вещи, которых раньше не могло быть в газете. У меня взяли: «Иванов, который, вообще-то, не Иванов», «Длинная рука КГБ» и т.д.

«Лит.Россию» читали, спорили. Знаю об это не понаслышке. Однажды получил письмо от Сергея Залыгина. Оказывается, прочитал мой рассказ, напечатанный в «Лит.России», и приглашает в «Новый мир». И пусть не сладилось у меня в тот раз ничего с толстым журналом, главное – «Лит.Россию» серьёзно читали тогда. Да её читали по всему Союзу. Рассказ – мобильный жанр. И Сафонов, отбирая всё лучшее, ночами просиживая над рукописями, открывал широкую дорогу для всего талантливого.

Это был человек широкой души, хлебосольный, часто собирал нас у себя дома, кормил-поил голодноватых семинаристов. Всегда был рад видеть в газете.

Да, одних уж нет, а те далече… Умер Сафонов, не успев довести дела до конца. Перестройка многих подкосила.

«Отступаем, старик, отступаем…» – писал когда-то Шипилов.

Где вы все, с кем учился на ВЛК? Коля Шипилов, Гена Ненашев… Часто вспоминаю вас всех. И не за написанное, хотя и очень талантливое, а за широту души, за безоглядную верность чему-то главному…

А как хорошо было после гонорара когда-то… А при проклятом застое, не в пример нынешним временам, уважали всё-таки литератора – то есть платили, в общем-то, нормально, и можно было не считать копейки. Так вот, сбегаешь в гастроном напротив и, позвякивая сумкой, проскользнёшь в кабинет Дробот… Галина Васильевна дымит в потолок, не отрываясь от правки. И лишь глазами покажет на портрет. И тогда разгрузишь всё. Места за портретом достаточно. Юра Стефанович уже несёт стаканы, режет сыр, колбасу, селёдочку (это уж обязательно), разливает – всё там же за портретом – по стаканам.

– Ну, – лихо командует хрипловатым голосом Дробот.

И мы опрокидываем по первой.

Обязательно заглянет начальство. Надо срочно решать какой-то вопрос. Галина Васильевна уже на своём посту, дымит, правит, чиркает – вся в работе. И мы со Стефановичем тоже при деле – склонились над рукописью. Идиллия. Начальство поведёт носом, но не усмотрит криминала – портрет отлично прикрывал нас – и удалится восвояси…

С годами, отяжелев, потянулся я к крупной форме. Но так или иначе, возвращаюсь к началу, то есть к «Лит.России»… Как-то КГБ наградил премией за роман «Андропов и другие». Сидим в ЦДЛ с генералом, отмечаем. И вдруг он вспомнил мой давнишний рассказ, напечатанный в «Лит.России», «Длинная рука КГБ»:

– Ты прав, старик, тогда всё так и было…

Годы идут, стареем. Случайно оказавшись на Цветном, решил заглянуть. И не узнал. Так всё здесь переменилось. С трудом газету отыскал. Редакцию вытеснили из шестиэтажного домища в какую-то пристройку. Ну и ну, подумал. Люди, конечно, незнакомые. Понятно – столько лет прошло.

Дробот? Ушла. Слепнет всё больше.

Павловский? Его не стало весной.

Стефанович? Он умер больше десяти лет назад.

Тут из комнаты напротив вышел коренастый, энергичный человек, спросил:

– А вы кто?

– Я – Тёшкин… когда-то печатался здесь. Давно.

– А! Юрий!

Вот те на! Помнят ещё. Ну и ну!

– А вы?

– А я главный редактор – Огрызко Вячеслав. Отмечаем пятидесятилетие газеты.

– Ну, надо же! Уже пятьдесят лет.

– Напишете что-нибудь, может?

И повеяло той, полузабытой, искренностью, которой всегда отличалась «Литературная Россия». И как это здорово – в наш-то продажный век.

 

Юрий ТЁШКИН