А ГДЕ ЛИТЕРАТУРА?
№ 2009 / 6, 23.02.2015
Состоявшийся переход на тестовую систему проверки знаний по литературе стал ещё одним ударом по школьному преподаванию отечественной словесности.
Состоявшийся переход на тестовую систему проверки знаний по литературе стал ещё одним ударом по школьному преподаванию отечественной словесности. Слова об уникальности, неповторимости такого культурного явления, как русская классика, неминуемо должны разбиться о суровые вопросы тестов. Обвинения в требовании сугубо фактических знаний, предъявляемые тестовой системе, совершенно справедливы. Как может повлиять на духовное развитие ученика следующая подборка вопросов, прилагаемых к отрывку из романа И.С. Тургенева «Отцы и дети»? От учащегося требуется «назвать героя романа, который рассказал Базарову историю отношений Павла Петровича Кирсанова и княгини Р.», «назвать имя героини романа, в образе которой Павел Петрович Кирсанов найдёт черты княгини Р.», «какую деталь в портрете княгини Р.» выделяет автор, выписать «словосочетание или целое предложение», передающее отношение княгини Р. к Павлу Петровичу…» (Пример взят из пособия М.Б. Багге, М.Г. Беловой, Л.Д. Фураевой, А.Г. Нелькина «Единый государственный экзамен: литература: контрол. измерит. материалы: 2009. – М.: Просвещение; СПб.: филиал издательства «Просвещение», 2009» – к слову сказать, из всех, обнаруженных мною на прилавках книжных магазинов, вызывающего наименьшие вопросы относительно грамотности и логичности тестов.) Не способно принципиально изменить ситуацию и наличие задания С, требующего развёрнутого ответа на вопрос: его объём значительно уступает традиционному сочинению, а характер тем не требует полного и глубокого знания произведения в целом.
Встреченные в тестах вопросы порой не вызывают ничего, кроме недоумения (уточню: обратилась я лишь к пособиям нынешнего года выпуска, памятуя, что, согласно приводимым в одном из них материалам официального сайта Федерального института педагогических измерений (www.fipi.ru), «новая версия ЕГЭ по литературе – результат многолетней экспериментальной работы, цель которой – поиск экзаменационной модели, наиболее адекватной специфике предмета»).
Так, Ю.С. Иванова, автор сборника тестов «ЕГЭ. Литература: Раздаточный материал тренировочных тестов. – СПб.: Тригон, 2008», «проходящего процедуру получения грифа «Допущено ГНУ «ФИПИ», считает правильным, что мотив «место человека в мире» (положение, которое не может быть мотивом) «охватывает всё творчество Ф.И. Тютчева», находит ассонанс (каковой почему-то есть то же самое, что и звукопись) в строке «Впусти меня! – Я верю, Боже мой! // Приди на помощь моему неверью!..». Тот же Тютчев в 19-м веке избирает профессию, а не службу. Здесь появляется тип «необыкновенного человека», задаётся вопрос, «какую одежду похитили у Акакия Акакиевича?», ирония и «употребление эпитетов» рассматриваются как равнозначные варианты, а Базаров может проповедовать не только нигилизм, но и аристократизм. И наконец, учеников озадачивают вопросом, принципы какого направления продолжает Н.В. Гоголь при создании портрета Ноздрёва, быть может, допуская, что реалистический образ героя каким-то образом вклинился в романтическую или сентименталистскую поэму.
Имеет свои несуразности «рекомендованное ИСМО Российской Академии Образования» пособие Е.Л. Ерохиной «ЕГЭ 2008. Литература. Типовые текстовые задания – М.: Издательство «Экзамен», 2008».
Прочитав отрывок из пьесы М.Горького «На дне», сцену, в которой принимают участие Сатин, Бубнов, Актёр, Клещ, Барон, Настя, Квашня, мы узнаём, что из всех перечисленных героев только судьба Актёра сложится трагично. Можно вновь говорить и о формальной логике задаваемых вопросов, когда анализ отрывка из романа «Преступление и наказание» сведён к «называнию» персонажа, о котором идёт речь в приводимом фрагменте, указанию, «против кого был направлен «замысел» героя» и легко ли было его осуществить (проблема, не являющаяся первостепенной в произведении), литературоведческому определению «развёрнутых высказываний, передающих мысли героя», обозначению термина, связанного с «изображением внешности героя», выявлению эпитетов. Столь ли значимо упоминание «лохмотьев» как детали одежды Раскольникова (кстати сказать, являющихся не деталью одежды, а просто художественной деталью)? Нищенское положение, на которое делается упор автором теста, – далеко не самое главное в характеристике данного персонажа. Впрочем, этот вопрос стоит процитировать: «Какая деталь одежды, подчёркивающая нищенское положение Раскольникова, дважды повторяется Достоевским, подчёркивая нищенское положение героя?»
В предисловии к пособию Е.В. Михайловой (ЕГЭ 2009. Литература. Сдаём без проблем! – М.: ЭКСМО, 2008) указывается, что «тесты заставляют всё же (подчёркнуто мною. – Н.Ф.) подумать, прежде чем или выбрать ответ, или самому его сформулировать». Очевидно, решая поставленную задачу, автор озадачивает ученика вопросом, «какова роль сна Раскольникова о мировой язве» (так у автора), предлагая возможные варианты ответов: «придаёт роману увлекательность», «отвлекает читателя от основной сюжетной линии», «вводит фольклорные (с фольклором не совсем ясно. – Н.Ф.) мотивы». Сон же Раскольникова о забитой лошади «вводит элемент фантастики» или «придаёт роману увлекательную форму».
Насколько важно для осмысления идейного содержания драмы А.Н. Островского «Гроза» понять, кто, Дикой и Кабаниха или Катерина и Кулигин, ни разу не вступали в диалог? И как дать определение «мещанско-купеческому просторечию»?
Но нельзя не затронуть и ещё одну, пожалуй, более важную проблему тестирования. По характеру анализа в данном сборнике тестов пьесы Островского легко увидеть, что в вопросах присутствует подчинение не законам произведения, а положениям критики, истолковываемой как единственное правильное суждение. Герои драмы «Гроза» Кабаниха и Дикой именуются исключительно, согласно статье Н.А. Добролюбова, «яркими представителями «тёмного царства», более того, распад такового в предреформенные годы демонстрирует Варвара. Основной конфликт в произведении – «столкновение самодуров и их жертв», а надежду в «утверждении новых сил, поднимающихся на борьбу за человеческие права», А.Н. Островский, несомненно (правильный вариант ответа в пособии отсутствует), возлагает на Катерину Кабанову, самоубийство которой, опять же, вслед за Добролюбовым, следует считать «проявлением духовной силы и смелости».
В целом же, уверена, об идейной непредвзятости тестов не может идти речи. Обойти её, не согласиться с учебником, высказать свою позицию, в силу специфики самого подобного вида проверки знаний, – невозможно. В упомянутом пособии Е.В. Михайловой отмечается, что «предлагаемые тестовые задания… выявляют прежде всего литературную начитанность школьников, уровень понимания художественного текста». Попробуем на примере этого же сборника тестов поставить нехитрый опыт: посмотреть, какое мнение о герое произведения должно составиться, если принять логику всех вопросов и согласиться с правильностью всех ответов. Обратимся к роману И.А. Гончарова «Обломов».
Знакомство с Ильёй Ильичом Обломовым начинается со своеобразного представления героя критиком. Чем иным, как не добролюбовскими рассуждениями о «братцах обломовской семьи», а никак не художественной правдой романа навеян вопрос «К какому типу литературных героев можно отнести И.Обломова (недопустимое и настрого запрещаемое ученикам сокращение имени персонажа. – Н.Ф.)?» – и ответ «лишний человек». Чтобы у учащихся не возникло сомнений в справедливости такой характеристики, в части 3 предложено задание: «Расскажите, что общего у Обломова с «лишними людьми» Онегиным, Печориным». «Идейно близким» этому заданию можно считать утверждение (вытекающее из верного варианта), что быть деятельным человеком Обломову мешало «отсутствие цели в жизни».
Следующий тест безоговорочно утверждает духовное рабство Ильи Ильича, так как предлагает вспомнить, в статье какого критика раскрываются источники этого рабства героя, «особенность образа жизни которого» (цитируем далее) отражена халатом. Более того, эта «многозначная деталь» использована Гончаровым вслед за Н.В. Гоголем, и Илья Ильич Обломов вольно или невольно оказывается в одном ряду с «мёртвыми душами» Собакевичем, Маниловым, Ноздрёвым…
Образы Обломова и Штольца, согласно версии автора тестов, введены в роман по принципу антитезы – и, учитывая направленность предыдущих заданий, вопрос о положительном герое произведения Гончарова отпадает сам собой.
Цитаты из текста романа, в которых даётся портретная характеристика главного действующего лица, тоже подобраны на редкость однотипно: «…Да, я дряблый, изношенный кафтан…»; «Иногда взгляд его помрачался выражением будто усталости или скуки…»; «Я похищаю чужое! Я – вор!»…
Отчего нет в тестах слов о «чистой, как хрусталь, душе» Ильи Ильича? О «природном золоте» «честного, верного» сердца? О том, почему Агафья Матвеевна после смерти мужа почувствовала, что «бог вложил в её жизнь душу и вынул опять; что засветилось в ней солнце и померкло навсегда»? «Ни одной фальшивой ноты не издало его сердце, не пристало к нему грязи. Не обольстит его никакая нарядная ложь, и ничто не совлечёт на фальшивый путь… никогда Обломов не поклонится идолу лжи, в душе его всегда будет чисто, светло, честно…» «…И вот Обломов более не смешон, озадачивает нас, тревожит…» (Ю. Лощиц).
Упор на «дёрганое», уводящее от понимания поэтики знание произведений русской литературы закономерно порождает и истинные «шедевры», такие как сборник «Тестов по литературе. К учебнику «Русская литература ХХ века. В 2-х частях. 11 класс» под редакцией В.П. Журавлёва» Н.А. Мироновой (М.: Издательство «Экзамен», 2008), пособие, наряду с прочими, вероятно, уже попавшее в руки учеников, опять же «рекомендованное Российской Академией образования», и, как следует из аннотации, «ориентированное на учителей-словесников, а также родителей и учащихся» и содержащее «тестовые задания, составленные в формате Единого государственного экзамена».
Не будем, как и прежде, касаться самого подбора литературы – он задан учебником. Речь о другом – о тех нелогичностях, неточностях и просто ошибках, которые бросаются в глаза при первом же знакомстве с брошюрой.
Задание А1 раздела «Эпические произведения» формулируется как «определение жанра произведения, из которого взят фрагмент», хотя сделать это, имея в своём распоряжении текст объёмом в одну страницу, не под силу, думается, и академику. Отнесём этот казус в разряд неточностей и допустим, что автор предлагает «угадать» произведение по предложенному отрывку, а угадав, назвать его жанр. Но вот с выбором жанра – вновь проблема. Практически во всех заданиях составителем сборника упрямо даются на выбор четыре жанра: «рассказ, повесть, быль, роман», – иногда появляются «сентиментальный роман» и «сентиментальный рассказ», что, строго говоря, есть жанровые разновидности, проскальзывает «роман-эпопея», просто «эпопея» (?), «рассказ-эпопея», «повесть-эпопея», «быль-эпопея», «поэма-эпопея» (???). И после восприятия подобных изысканий автора пособия в области жанра как-то уже забывается недоумение, зародившееся вначале: каким образом среди жанров литературы нового времени оказалась быль?
Отдельный разговор – о задаваемых к фрагментам вопросах, ответить на которые должны в ходе тестирования ученики: «Кто из семьи был особой слабостью Пантелея Прокофьевича? («Тихий Дон»)»; «Что определяет действия Шухова до развода? («Один день Ивана Денисовича»); «Чем занималась Матрёна изо дня в день? («Матрёнин двор»)»; «Что ощущали старики и старухи, оставшиеся на острове? («Прощание с Матёрой»).
Предполагаемые (хотя, по задумке автора сборника, и неверные!) ответы не уступают вопросам по смысловой глубине и удалённости даже от зачатков литературоведческих знаний: «С какой целью в данном фрагменте приводится описание внешнего вида Елены? («Белая гвардия») 1) увеличить объём повествования…»; «Какую странность майского вечера следует отметить прежде всего? («Мастер и Маргарита») …4) необыкновенный холод» (напомню, что отрывок – собственно начало булгаковского романа – открывается словами: «Однажды весною, в час небывало жаркого заката…». Какого умственного развития должен быть ученик, чтобы выбрать вариант о «необыкновенном холоде»?); «С какой целью в данном фрагменте приводится описание действий Шухова до развода? («Один день Ивана Денисовича») …3) разжалобить читателя…»; «Что определяет поведение Шухова по отношению к другим зэкам (о лексике умолчу. – Н.Ф.)? (Там же) …3) любовь к приключениям…»; «Почему Матрёна приютила кошку? («Матрёнин двор») 1) из материальных соображений… 3) от нечего делать»…
Но литературоведческий абсурд – не самое кощунственное, что есть в этих тестах. Приведу лишь один пример. Отрывок из М.А. Шолохова. «Судьба человека». Одно из самых пронзительных произведений о войне. «С тяжёлой грустью смотрел я им вслед… Может быть, всё и обошлось бы благополучно при нашем расставании, но Ванюшка, отойдя несколько шагов и заплетая куцыми ножками, повернулся на ходу ко мне лицом, помахал розовой ручонкой. И вдруг словно мягкая, но когтистая лапа сжала мне сердце, и я поспешно отвернулся. Нет, не только во сне плачут пожилые, поседевшие за годы войны мужчины. Плачут они и наяву. Тут главное – уметь вовремя отвернуться. Тут главное – не ранить сердце ребёнка, чтобы он не увидел, как бежит по твоей щеке жгучая и скупая мужская слеза…» «С какой целью в данном фрагменте приводится описание мыслей рассказчика? …3) увеличить объём произведения…»
После прочтения первого раздела как-то не возникает желания обратиться к лирике. А ведь там тоже обнаруживаются истинные перлы. Объясняются они прежде всего недопустимостью тестового «расчленения» лирического произведения. Сама попытка выразить одной фразой гамму чувств, переживаемых лирическим героем, обречена на неудачу. Как можно ответить на вопрос: «какое слово, использованное в лирическом произведении («Рабочий» Н.С. Гумилёва), говорит о божественной сущности того дела, которым занимается поэт? 1) Господь, 2) жена, 3) век, 4) прошлое»? Герой стихотворения «Скрипка и немножко нервно» В.В. Маяковского «ощущает родственную связь с музыкальным инструментом – скрипкой», а героиня (в версии автора теста – герой) цветаевского «Никто ничего не отнял…» – «чувствует свою связь с будущим поколением». Составитель тестовых заданий предлагает ученику выбрать, что переживает герой: стремление забыться или одиночество. Или, напротив, даются варианты, заведомо неприемлемые: сопоставляет себя герой стихотворения Н.С. Гумилёва «Жираф» с жирафом или «мечтает о том, чтобы возлюбленная была счастлива с другим». Но автор этим не смущается и стойко преодолевает возможные сложности, демонстрируя отсутствие художественной чуткости и понимания лирики как специфического жанра. Так, ученику необходимо назвать литературное направление, в стиле которого написано стихотворение И.Ф. Анненского «Ещё лилии». Знаю, что поэт был символистом (и это правильный ответ), но лично меня смутили бы следующие, явно акмеистические строки: «Одной лилеи белоснежной // Я в лучший мир перенесу // И аромат, и абрис нежный».
Как и в предыдущем разделе, «странность» анализа усугубляется, если вопрос обретает нравственное звучание. Герой стихотворения «Как океан меняет цвет…» А.А. Блока «счастлив до слёз» (правильный ответ) или же «полон тайных, недозволенных желаний»? С точки зрения православного христианского сознания, страстное чувство героя к Карменсите верно оценено будет вторым вариантом ответа. Какая тема ведущая в стихотворении «Россия» того же автора: «любви и дружбы», «родины и природы», «жизни и человеческих отношений», «жизни и смерти»? Не рискну даже предполагать. Автор же пособия уверен: родина и природа. И почему бы, собственно, и нет. Ведь есть же в стихотворении образы реки, леса, поля, и это всё – в России. А тема вечности, неизбывности русского бытия? А чувство сопричастности родному миру, чувство горечи и боли, переживаемое героем? Этому не находится места там, где нужно дать, цитирую, «однозначный, краткий ответ». Да, впрочем, есенинское «Несказанное, синее, нежное…» – всего лишь о том, что лирический герой «не жалеет… что юность прошла, потому что наступает новое интересное время».
Такое же литературоведческое невежество демонстрируется и в разделе «Драматические произведения». Учеников просят назвать, что является «главным средством выражения авторского отношения к героям» в данном фрагменте, тогда как вообще в драме автор может выразить себя исключительно через поступки героев и авторские ремарки.
Не выдерживает критики разбор композиции драмы. Задав вопрос о кульминации и завязке действия, автор уточняет, в какой момент произошло то или иное событие драмы: «в начале пьесы после прихода Луки в ночлежку», «в начале пьесы вскоре после прихода Луки», «сразу же после прихода Луки», – и более каверзные предположения: «на улице в начале пьесы» (?), «в середине пьесы, в ночлежке», «в самом начале пьесы, в ночлежке» (а где же ещё происходит действие?). Речь идёт о драме М.Горького «На дне», но сходная логика присутствует и при конструировании вопросов к пьесе А.В. Вампилова «Старший сын». Кульминацией же тестового анализа автором пособия вампиловского произведения является, как мне видится, вопрос: «Что побуждает Сарафанова просить Бусыгина остаться у них жить? 1) желание всех удивить, 2) стремление разозлить Нину, 3) тяжёлое материальное положение, 4) симпатия к Бусыгину». О простом отцовском чувстве, вспыхнувшем вдруг, нахлынувшем внезапно, необъяснимо, но таком сильном, что заставляет назвать сыном невесть откуда свалившегося парня – то есть обо всём том, о чём должен будет сказать учитель своим ученикам, – в тесте ни слова. Очевидно, это тоже не согласуется с требованием «однозначного, краткого ответа».
Увы, я не увидела в тестах ответа на самый главный вопрос: где же здесь великая русская литература, где любовь к ней, где бережное, созерцательное к ней отношение, вдумчивое понимание и душевное постижение? Нет ответа, потому что и вопрос такой перед авторами сборников и пособий, похоже, не стоял.
Наталья ФЕДЧЕНКО
Добавить комментарий