А в остальном, прекрасная маркиза…

№ 2009 / 21, 23.02.2015

О том, что те­атр се­го­дня пе­ре­жи­ва­ет кри­зис, не слы­ша­ли и не зна­ют у нас в пол­ной ме­ре раз­ве что глу­хой, сле­пой, ле­ни­вый да ещё че­ло­век аб­со­лют­но без­раз­лич­ный к это­му ве­ли­ко­му ис­кус­ст­ву. Хо­тя кое-ка­кое пред­став­ле­ние о нём да­же они име­ют.






О том, что театр сегодня переживает кризис, не слышали и не знают у нас в полной мере разве что глухой, слепой, ленивый да ещё человек абсолютно безразличный к этому великому искусству. Хотя кое-какое представление о нём даже они имеют. Только вот странная вещь: одни театральные деятели говорят, что кризис – это вполне нормальное состояние театра, он был там всегда, есть и будет. Другие утверждают, что кризис – состояние временное и нечего с ним бороться, сам по себе пройдёт. А критик Александр Свободин, например, считал, что театр находится «под гнётом нескольких кризисов». При этом понимание слова «кризис» в высказываниях явно не совпадает с его определением в различных словарях и энциклопедиях, где оно означает «резкое изменение, крутой перелом». Но разве у нас в развитии театрального искусства уже наметились перемены к лучшему?.. Не похоже.






Георгий ДОБЫШ
Георгий ДОБЫШ

Не так давно по телевидению тогда митрополит, а теперь Патриарх Кирилл напомнил о том, что слово «кризис» в переводе с греческого означает – суд. Действительно, вот святитель Николай Сербский в своём письме священнику К. напоминает: «Прежде европейцы, если постигало их какое-то несчастье, употребляли слово «суд» вместо слова «кризис». Сейчас слово «суд» заменили словом «кризис», понятное слово менее понятным».


Тогда, может, деятели театра, заявляя о постоянно действующем кризисе, действительно имеют в виду суд Божий? Тоже сомнительно. Очевидно, что заботу о театре Всевышний оставил людям. А те со времён перестройки в нашей стране передоверили эту работу критике, которая, по их мнению, вместо ЦК КПСС должна была направлять театр по нужному пути. В случае же творческого недомогания ей же предстояло ставить болящему диагноз и лечить. Однако время показало, что большая часть профессиональных ценителей театрального прекрасного сегодня добросовестно исполняет только одну функцию – комплиментарную. Хотя этих функций у критики – пруд пруди…


В общем, только понимая под словом «кризис» упадок в развитии театрального искусства, можно говорить об истинной ситуации, о правде его нынешнего положения. Чтобы убедиться в этом, достаточно оглянуться на русскую театральную историю и судить о нынешнем театре исходя из контекста его исторического развития. И тогда думаешь: а может, действительно нынешний упадок в театральной деятельности – это результат Божьего суда, это ниспосланная театру кара за его прегрешения?


Современной национальной драматургии у нас нет, и никакие «каляды», «пресняковы», «гришковцы» и прочие эту проблему не решают и не решат: каждый из них намного больше взял от театра, нежели дал ему.


Уровень мастерства наших актёров, мечтающих как о вершине о роли в каком-либо дешёвом телесериале, – как говорится, на три четверти ниже плинтуса. Какой там Гамлет… Актёров много, Актёров нет.


«Вижу, как планомерно идёт разрушение драматического театра в России… – сказала в одном из интервью известный московский режиссёр Галина Волчек. – Не могу и не хочу никого конкретно обвинять, но сегодняшние реалии привели к тому, что театр для артистов стал «запасным аэродромом», а не главным делом жизни. Всегда на заработанное в театре невозможно было прожить. Но приоритетом для артистов, их сердцем, душой всегда оставался театр. Всё остальное было второстепенным. Сейчас поменялись критерии… Ситуация страшная, поскольку театр без артистов существовать не может…»


Режиссура, кинувшаяся в формотворчество, забывает подчас, для чего она существует в этом театральном и социальном мире. Для многих главных режиссёров или художественных руководителей театров важно, чтобы государство предоставило помещение для театра, оплатило бы его содержание, выдало зарплату и больше не совало нос в его дела. Российская театральная сцена так и не увидела ни одного молодого режиссёра, чьё творчество было бы достойно даже приличной оценки. Можно представить себе муки театральных чиновников, когда они начинают искать главного режиссера на освободившееся место в известном театре.


Не на что надеяться и в ближайшем будущем. Творческие кадры, подготовленные в нынешних вузах на их же деньги, – соответствующие. Ну, за какие суммы можно выучить молодого человека «на талантливого»?.. Да и кто и чему может научить в современном театральном вузе, если общий уровень актёрского мастерства столь низок, а режиссура так… так подчас бездарна и претенциозна?..


А то что денег у театра мало – ну кто ж этого не знает. Два десятка лет только и исключительно об этом беспрерывно говорили с экранов телевидения, газетных страниц все деятели театра.


Впрочем, кому, как говорится, война, а кому и мать родна: среди богатых особняков, выросших в последние десятилетия в Подмосковье как грибы, есть и актёрские. Не так давно известный актёр Сергей Безруков рассказал, что хочет предложить своим коллегам организовать шефские выступления на фабриках, заводах. Как когда-то. Но не очень был уверен в том, что коллеги поддержат его. Наверняка скажут, размышлял актёр, что вот, у кого-то так много проектов, а нам семью кормить надо. И с горечью резюмировал: «Зажрались!».


Заигравшись в коммерческие пьесы, увлёкшись добыванием денег, театр за десятка два прошедших лет напрочь разучился говорить о высоком, важном и значительном в человеческих отношениях, в жизни общества. Театр в России перестал быть нравственным барометром. Вместо глубокого исследования мира человека, вместо чистого светлого знамени служения своему народу он вывесил грязноватую тряпочку, символизирующую незатейливое штукарство и густой, вульгарный непрофессионализм. Чего только не увидел за это время зритель на российской театральной сцене, подвергшейся за последние два десятка лет тяжелейшим испытаниям «чернухой», матом, «обнажёнкой», пошлостью безвкусицей, бессмыслицей и лженоваторством. Словно зловещая Пандора открыла ящик с отвратительной мерзостью, и та во всём её безобразии вырвалась оттуда и безжалостно навалилась на великое искусство.


Служить не рад, прислуживать не тошно – так решил театр для себя. При этом, правда, стыдливо думал, что пройдёт время, и он снова вернётся к высокому искусству. Но в этой ситуации он похож на девушку, которая каждый раз перед выходом на панель обещала себе, что этот раз уж точно будет последним. Проходит время, а она всё там же. Да и воспитанный в пошлости самим же театром нынешний зритель сегодня не позволяет ему вернуться на круги добродетели.


Потерявший в прошлом органически присущие русскому театральному искусству внутренние общественные связи и социальную опору, российский театр скукожился, сжался до незначимости и всё своё внимание сосредоточил на персональном пупке. Собственная жизнь его сейчас волнует гораздо больше, нежели заботы, беды, боль и чаяния окружающих его людей.


Современную ситуацию социальной аморфности театра в России отмечают даже зарубежные коллеги. Вот что говорит об этом известный грузинский режиссёр Роберт Стуруа: «Меня… удивляет, что русский театр, всегда отличавшийся гражданской позицией, сейчас почему-то молчит. Раньше он всегда выступал за справедливость, был против зла, защищал униженных…».


В этой ситуации тайны нет. Пока театр не досаждает властям своим правдолюбием, они его содержат – поят и кормят. Стоит же ему занять принципиальную гражданскую позицию, как государственная поддержка может тут же исчезнуть. Как говорят на Востоке, есть «кишмиш» – есть салям алейкум, нет «кишмиш» – нет салям алейкум. Законодательных основ бытия театра в государстве, которые по-настоящему предоставили бы ему свободу творчества, как не было, так и нет. Судьба его по-прежнему зависит от мэра, губернатора или даже президента. А это же известно: кто за девушку платит, тот её и танцует.


Справедливы слова Галины Волчек в том же интервью: «Мы теряем одну из наших бесспорных духовных и художественных ценностей — безоговорочно признанный в мире русский драматический театр с его уникальной школой».


Да, факт деградации в театральной деятельности очевиден. Не видеть того, что театр находится в опасности, значит не считать необходимой заботу о его настоящем и будущем. Но об упадке у нас говорить не принято. У нас – кризис. Это не так остро, не так опасно, да и менее, как бы это сказать, социально значимо – кризис сегодня у всех и везде.


Чиновники не говорят об упадке потому, что тогда надо признать, что вся их двадцатилетняя работа, вся их деятельность по поддержанию творческой жизни театра, а вклад их в это дело действительно немалый, пошёл, как говорится, коту под хвост.


Театральным мэтрам, некогда красиво и пафосно призывавшим к свободе, к реформам в отечественном театре, говорить об упадке и вовсе неловко, у них же могут спросить: а как это вы умудрились при довольно сносных материальных и социальных условиях привести наш театр к «зияющим творческим вершинам»?..


А зритель?.. Есть свидетельства, что в трудные годы всяческих депрессий американцы начинают активно посещать кино, театры. Наверно, там они находят ответы на какие-то волнующие их вопросы и моральную поддержку. У нас так называемое кризисное время проходит в иной обстановке. По данным опросов Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), в свободное время только 6 процентов респондентов имеют привычку ходить в театр, а большинство (около 60 процентов) предпочитают смотреть телевизор. А что они могут увидеть на театральной сцене нечто созвучное своим мыслям и нынешним заботам?.. Ну, конечно…


Так что, господа, не с кризисом надо бороться, а с обыкновенным, скажем так, банальным упадком художественного и общественно-значимого уровня современного театра. И в этом случае только деньгами положению не поможешь. Тут требуются другие средства воспомоществования. Но слова о том, что погибает уникальный русский репертуарный театр и ему требуется помощь, можно услышать из уст ответственных театральных деятелей СТД и членов театрального сообщества лишь в том случае, когда в очередной раз правительство своими документами начинает ущемлять материальные интересы театра. А что касается проблем художественного развития – об этом, как в песенке Утёсова: «Всё хорошо, прекрасная маркиза…». У нас свобода.


…Да, ради Бога, творите, пробуйте, экспериментируйте, создавайте. Но делайте это осмысленно, творите для людей, а не только для собственного удовольствия. Служение людям, своему народу – в этом призвание русского театрального искусства. Так было всегда.


А если кого-то могут покоробить эти слова, как высокие, тогда резко перейдём на низкие: деньги, господа, вам кто платит? Губернатор, мэр, президент?.. Нет, деньги платит налогоплательщик, тот самый народ. Средняя актёрская зарплата по Москве совсем ещё недавно была около 25 тысяч рублей. Большая её часть – от налогоплательщика. Плюс – здания, аренда, постановочные. Всё от него же, от налогоплательщика. Только в Москве – 86 городских и 11 федеральных театров поставлены на государственный кошт. Во всей России их более 700. Так что для удовлетворения амбиций театральных творческих личностей государство тратит немало. А отдача?.. Как говорил незабвенный Кот Матроскин, может, лучше корову купить…

Георгий ДОБЫШ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.