И резал вены трубам водостока

№ 2010 / 9, 23.02.2015

Все сти­хи де­лят­ся на про­стые и слож­ные. Про­стые сти­хи тем луч­ше, чем они про­ще, а слож­ные – чем слож­нее. Есе­нин – Брод­ский. Так­же они де­лят­ся на сти­хи, ко­то­рые спер­ва нра­вят­ся, по­том не нра­вят­ся, и на те, ко­то­рые спер­ва не нра­вят­ся, по­том нра­вят­ся.

Тот, кто не изучает поэзию,

обкрадывает сам себя.

Ходзё Сун

«Жить в этом мире только настоящим – бессмысленно и даже чуть жестоко», – так говорил один знакомый сварщик и резал вены трубам водостока. Ни с чем на свете он согласен не был, он был философ самой высшей марки. Глаза, давно не видевшие неба, горели, как дуга электросварки.

Василий ШИРЯЕВ

Все стихи делятся на простые и сложные. Простые стихи тем лучше, чем они проще, а сложные – чем сложнее. Есенин – Бродский. Также они делятся на стихи, которые сперва нравятся, потом не нравятся, и на те, которые сперва не нравятся, потом нравятся. К чему это я?..

Почему люди перестали петь? Потому что появились магнитофоны. Почему люди спиваются? Потому что раньше между энной и энплюспервой пели песни, а сейчас слушают магнитофон и прерываться на песню можно не. Почему сейчас люди не изучают поэзию? Потому что ритм задаётся городом. Ритм солнца, весны и т.д. нах не нужен. Городу хватает своего ритма. Город сам ритмичен и на уровне FM-радиостанций, и на уровне трамваев и улиц. Можно, конечно, вспомнить Бодлера с воспеванием города/падали, но так у них за границей, наверное, и падаль как-то изысканно разлагается и благоухает, а рубища нищих ладзарони проектирует лично Отт Кутюр.

Как бороться с ритмом города (если его невозможно естественным образом игнорировать)? Как бороться с городом? Есть три способа борьбы с городом: 1) уйти из города, 2) подрывать и покапывать, 3) заклинать дождь и землю. Чтоб дождь потопил и смыл, а земля стряхнула ракообразных. Есть один с половиной способ бороться с ритмом города: 1) писать стихи (изучать поэзию), 1.5) выпасть из ритма города: спать, когда город бодрствует, и бодрствовать, когда город спит – жить по ночам.

Оба эти полтора способа демонстрирует Дмитрий Лунин. Метод Дмитрия Лунина достаточно очевиден. Это – перегруженная строка (которой противоположен паузный стих). То есть в стих добавляются лишние безударные слоги, чем требуется размером. Это перегруженный стих. Поэтому он похож на сварочные швы и шрамы на теле.

В стихах Дм. Лунина три героя. Это 1) труп человека, погибшего в результате ДТП, 2) Раскольников, который так никого и не убивает, и 3) человек, могущий «считать меня своим лучшим другом» из «Объявления №2». Плюс сам Автор, который боится засыпать ночером и просыпаться утром, боится выходить из дому («От безделья – приятная в теле дрожь, и предпочитаю вообще не выходить из квартиры») и поэтому смотрит на мир/город через окно/око.

«Существует только город». Город – это коллективное тело, у него есть нервы, вены, шрамы и т.д. Город – это внешнее пространство, мнимое, как бесконечная вывеска, и куда нельзя попасть. Гунны, наши предки, не сходили с коня и считали дома могилами. Логично считать любой город некрополем/братской могилой, а любого горожанина – вурдалаком и упырём (живым трупом). Поэтому труп человека, сбитого автобусом, успевает совершить массу добрых дел, а Раскольникова продавец убеждает, что убивать бессмысленно, потому что все и так уже мертвы, или, по меньшей мере, никакой разницы между живыми и мёртвыми установить уже нельзя. Герой «Объявления №2» – единственный положительный герой/случайно затесавшийся живой/живец. Наконец, Автор – это Вий (древний бог смерти, Вайю), который руководит «мертвяками» (официальный термин для неправильно умерших, самоубийц, «заложных» мертвецов) в силу того, что видит одновременно оба мира. Обычно тот и этот свет обоюдно невидимы. «Поднимешь усталые веки – и снова осень».

Внутреннее пространство моделируется «В комнате». Там чередуются два ключевых предмета, организующих пространство: стул и «решётки оконной крест». Стул (по-русски пре-стол – отсюда «столица») – место царя, крест – место раба. «Пространство беспечно кончается дверью». «Беспечно» значит нет печи. А печь в нашем климате зимой – это центр дома/мира. Итак, у пространства нет центра. Бытийный центр, источник тепла (печь) подменён Богом и Кесарем (крестом и стулом). Печь – это славянское изобретение (хотя не совсем изобретение). Готы пекли в печи хлеб, а славяне стали на печи спать, а в ней варить кашу. Плохо было то, что они сдвинули печь в угол (у готов открытый очаг находился строго по центру), в противоположном углу разместились «боги» (иконы). Славянский дом/пространство оказалось со смещённым центром тяжести, и славяне побежали за солнцем. (Есть образ самобеглой печи, печи как средства передвижения.) Пространство Дм. Лунина «беспечно» – это «внутренняя Колыма» со стулом для начальства и крестом для ещё более высокого начальства и дверью в качестве единственного исхода. (В жилищах славян было несколько дверей.) Очень удачно совмещение креста с окном-оком. Кстати в Америке оконные рамы поднимаются вверх по той же причине, по которой в Тель-Авиве улицы никогда не пересекаются под прямым углом.

Всевидящее око. «Взгляд ищет места». Эта фраза не менее смыслоносна, чем «Асан хочет денег» из последнего романа Маканина. Когда кочевники попадают в лес, они устраивают лесоповал, превращая лес в степь, что и произошло с Восточноевропейской равниной. Когда взгляд ищет места (место значит «предел») и не находит, это есть старорусский беспредел. В чём сущность старорусского беспредела? В том, что взгляд смертоносен (как взгляд Вия) или, по меньшей мере, взгляд – это всегда сглаз. Поэтому в России так тяжело смотреть в глаза. Дублёрами глаза являются рассыпанные в стихах Дм. Лунина окна, зеркала, а также останки окон и зеркал. Что пространство Дм. Лунина в сущности дохристианское, подтверждают строки: «Гвозди никем не высказанных слов ржавеют под кислотным дождём столетий». Это явная отсылка к Еккл. 12, 11-12: «Слова мудрых как вбитые гвозди, а много читать – утомительно для тела». Никаких ассоциаций с евангельскими гвоздями и евангельским Словом не предусмотрено. Точку ставит стихотворение «Вандальское»: «С могилы остаётся вырвать крест – что для него, гадюки, слишком мало – и, скромно озираючись окрест, нести его в приёмный пункт металла». Хулы тут, впрочем, нет: в церковнославянском нет слова «крест», там «крест» – это «древо» или аббревиатура «крт».

Изучение стихотворений Дм. Лунина заставило меня поменять взгляд на смысл некоторых слов.

По-беда – по-русски значит и победа, и поражение. Поэтому ветеран не помнит, чем кончилась война. Раньше смысл слова «победа» по совокупности включался в понятие «век» (ср. латинское victoria). Что можно приблизительно перевести на современный русский как «мощь». Пока человек силён, всё хорошо, «вечная молодость». Когда человек стар и слаб – это антисуществование, «пенсионер» – это по факту гражданская смерть. Берегите здоровье, дорогие товарищи!! Показательно систематическое антиупотребление Дм. Луниным слова «вечный». «Вечная старость» – это, в сущности, оксюморон, «горизонты вертикальные», «колобок повесился». Это к вопросу о том, что на войне не болеют. Болеют, конечно, только очень скоропостижно.

Русское «глаз» – это камень, в отличие от славянского «око». «Взгляд» – просека, этот смысл сохранился в шотландском glenn, «долина».

Сварщик – не только от глагола «варить», но и от глагола «сварить» (первоначальное значение «отвечать», ср. англ. answer и нем. Schwur). Сварщик – заклинатель.

Затворник – от глагола «творить»: не только замкнувшийся «в комнате», но и – завершающий творение. Творение несовершенно, мир несовершенен, поэтому задача каждого (каждого отдельного человека) завершить это творение, как он рассудит за благо.

Эта задача – есть также и дар.

Человек, никогда не принимающий участия в спорах, решивший, что «уже» – это лучше, чем «скоро», автор десятка книг философского толка, глазами напоминающий корову, а пастью – волка, старающийся не вникать в значение слова «скука», свою жену называющий не иначе как «сука», иногда делающий вид, что он мил и благоговеен, у детей ворующий молоко, чтоб обменять его на портвейн, встречным прохожим старающийся испортить лица, обзывающий милиционеров козлами и пытающийся скрыться, часто выходящий обнажённым на лестничную площадку, недавно в зоопарке чуть не до смерти запугавший лошадку, успевший наделать подлостей всем, хотя ему только исполнилось тридцать, ненавидящий говорить любезности, купаться, умываться и бриться, замечающий, что прохожие глядят на него с неподдельным испугом, с этой минуты может считать себя моим лучшим другом.

Василий ШИРЯЕВ,
п. ВОЛКАНЫЙ,
Камчатка