Эй, звезда рок-н-ролла!

№ 2010 / 12, 23.02.2015

В знаменитой «Горбушке» скоро пройдёт концерт, посвящённый памяти Майка Науменко. В преддверии этого события мы встретились с близким другом отца отечественного рок-н-ролла Наилем Кадыровым.

В знаменитой «Горбушке» скоро пройдёт концерт, посвящённый памяти Майка Науменко. В преддверии этого события мы встретились с близким другом отца отечественного рок-н-ролла Наилем Кадыровым. Он сразу заявил:

– Майк – сильная и противоречивая личность, настоящий гений. Он был цельным человеком, безумно образованным, начитанным интеллигентом, превосходно знавшим английский язык.

Противоречивость его заключалась в том, что, с одной стороны, это тонкий, возвышенный человек, истинный эстет, а с другой – алкоголик и матерщинник. И всё это в одной личности гармонично сочеталось. Только у Майка в отличие от всех старых рокеров не оставалось ни капли совка – он был настоящим западным человеком.

Наиль Кадыров (слева) и Михаил Науменко на концерте в клубе «Фонограф». Ленинград. 1985год.

Сейчас не хватает таких людей, как он, которые не вещают, как пророки в своём отечестве, а просто находятся в гуще событий, облекая их в некие символы, слова, ассоциации. При этом они не навязывают никаких выводов, привнося свою высокопоэтичную иронию. Правда, я не люблю слушать электрический «Зоопарк». Единственное, что мне нравится по-настоящему у Майка, это его акустическая «Сладкая N и другие». В этом он весь – настоящий и любимый многими.

– А при каких обстоятельствах произошло ваше знакомство?

– С ним мы познакомились на концерте в честь 10-летия группы «Аквариум» в общежитии Кораблестроительного института в июне 1982-го. У меня тогда был приятель Вадик Шебашев, которого я знаю ещё с армии – мы с ним служили в одной части, он дембельнулся на год раньше. Так вот, он мне говорит: «В Корабелке пройдёт грандиозный концерт. У нас рок-клуб открылся, много клёвых групп, а тут ещё и 10-летие «Аквариума». Будет классно». А я же «дикий» из армии приехал, совершенно не в курсе новых веяний. Он подвёл меня к Майку и говорит: «Вот это легенда рок-н-ролла Майк. Знакомься». Так и сошлись.

Потом через пару дней я ехал на 30 автобусе – был такой популярный маршрут мимо моего дома прямиком на Васильевский остров, где я тогда работал. Мы там встретились с Майком, обменялись телефонами. С тех пор и началась наша крепкая дружба, которая продолжалась до самой его смерти.

В те годы мы вместе с Серёжей Васильевым играли в группе «Почта», часто выступали совместно с Майком на квартирниках. Серёжа по странному стечению обстоятельств умер на 40 день после смерти Цоя. Помню, в СКК тогда был концерт, посвящённый памяти Вити, и мы с Майком совместно собирались исполнить одну песню, но я был тогда не в кондициях. А потом вот пришло печальное известие.

Членом группы «Зоопарк» я стал в последнем её созыве. Майк меня всегда звал к себе в группу, но мне не очень хотелось играть в «Зоопарке». Я ценил и уважал самого Майка, но группа мне не нравилась. Потому что она играла рок-н-ролл, ритм-энд-блюз, а в те времена для меня было ценно несколько иное творчество – хард-роковые Deep Purple, Led Zeppelin, Black Sabbath, которых до сих пор очень люблю. Старый рок-н-ролл, который, собственно, и исполнялся Майком, мне не очень импонировал. Для меня Майк был отделён от его творчества. К рок-н-роллу я пришёл уже гораздо позже.

Так вот, от них ушёл басист Илья Куликов, после очередных проблем с правоохранительными органами, и на его место пришёл я. За несколько месяцев до смерти Майка мы поехали на гастроли в Белоруссию. Это были первые и последние полноценные гастроли. Потом постоянно срывались концерты по разным причинам. Мы не смогли выступить на юбилейном фестивале ленинградского рок-клуба. «Зоопарк» даже звали на выступление в честь «победы августовского путча» на Дворцовой площади, но с составом, опять-таки, возникли проблемы. А потом через неделю Майк для всех неожиданно скончался, на следующий день после моего дня рождения, который я отпраздновал в Москве, потом вернулся в Питер. В 6 утра мне звонок – умер Майк.

– А какова ваша версия его смерти? Исключаете ли вы вариант того, что перелом основания черепа Майку был нанесён неизвестными умышленно, или придерживаетесь официальной версии?

– Не исключаю, что он мог попасть под руку гопникам. В последние годы Майк был абсолютно разобранный, у него почти пропала моторика правой руки. И если дать в лоб резко, то вполне может произойти перелом основания черепа. Майк не был драчуном, но имел очень высокое чувство достоинства – обычное замечание, фраза могли повлечь за собой такие вот трагические последствия.

Тут ведь есть ещё такой момент – во внутреннем дворе дома Майка была палатка, где продавалась дешёвая барыжная водка. Это было общеизвестное место, куда приходили датые алкоголики опохмелиться или догнаться. Естественно, подобные пьяные компании могли как-то зацепить Майка. К сожалению, эта версия недоказуема, ведь обычно в таких ситуациях никто ничего не видел. При этом в организме Майка алкоголя не обнаружили. Мне трудно точно утверждать, было ли это убийство или несчастный случай, но есть основания верить и в то, и в другое предположение. Времена тогда были очень мутные. Там и не только за бутылку водки могли по голове дать.

Как ни странно, в советские времена уличная преступность была как-то даже выше, чем сейчас. Но, с другой стороны, у шпаны были свои понятия – могли бы просто дать в морду, пустить кровь, но не убивали. Сейчас никаких понятий в этом плане у людей нет.

– А вы часто общались с Майком в последние годы его жизни?

– С Науменко мы дружили семьями. Наши дети играли друг с другом – Женя, сын Майка, и мой сынок Антон. Отмечали вместе Новый год. Как обычно бывало – сидим дома, а Антоша мне и говорит: «Пойдём к дяде Майку». А жили мы недалеко – пешком минут пятнадцать.

Майк превосходно владел английским. К нему постоянно каким-то образом попадали западные рок-журналы, которые он с интересом перечитывал. Также у него в фонотеке появлялись новые пластинки, которые по тем временам достать было очень сложно. Майк был неиссякаемым источником информации о западной музыке. Я у него часто спрашивал те или иные записи и на удивление в скором времени они у него появлялись. Эта тема нас очень сильно с ним объединяла, и говорить о рок-музыке можно было целыми часами.

Единственное, о чём я жалею – то, что в те годы мы очень сильно пили. Конечно же, это сказалось на здоровье, на состоянии. Сейчас так не пьют. Мне часто приходится обращаться к помощи наркологов, но, слава богу, пока держусь.

В последние полгода Майк очень сильно пил. От него ушла жена. Часто бывало так, что приходишь к нему, а он уже с утра сильно пьян. Майк сам прекрасно понимал, что ему нужна помощь, со всем соглашался и тут же подходил к холодильнику, откупоривал бутылку пива и, выпив её, ложился спать.

Я до сих пор жалею, что не проявил настойчивости. Всё обходилось банальными уговорами. А надо было по-другому действовать – просто за шкирку брать и вести к наркологу. Майку казалось, что он бросит сам, но с этой заразой просто так не справишься.

– А почему столько пили? Напор системы или какие-то другие причины?

– Я сам себе задавал такой вопрос, но у меня нет на него ответа. Я могу достаточно глубоко анализировать события. Но единственное объяснение, которое могу найти – пили, потому что пили. Никто нас не угнетал, не сжимал. Сейчас можно услышать массу сказок, мол, «совок душил». Никто никого не душил. Другое дело, и развиваться не давали. Возможно, если бы система нам содействовала, то ситуация могла бы стать иной. Может быть, в силу нереализованности талантов, которые в тех условиях не могли проявить себя на все сто процентов. Майк же в принципе по всем западным канонам был настоящей звездой рок-н-ролла с большой буквы. Отсутствие студии или грамотного менеджера, а может, постоянные заверения знакомцев в том, что «репетируют только те, кто не умеет играть», или ещё какие-то причины, но у Майка в итоге началась тяжёлая полоса в жизни, закончившаяся трагедией. Трудно говорить об истории в сослагательном наклонении.

– Часто ли записывались квартирники?

– Был такой человек Ваня Сидоров. Мы с ним увлекались делом записи – часто таскали магнитофоны на квартирники и их же записывали. Он мой сосед. О судьбе этих плёнок мне, к сожалению, мало что известно. Что-то осталось у Паши Краева как у хозяина квартиры, что-то также дарилось знакомым.

Знаю, что один из квартирников с участием меня, Майка и Цоя был даже издан. Для меня это был приятный сюрприз – будущие звёзды, и я с ними на одном концерте аккомпанирую.

Тогда к сохранности этих записей мы в основном относились несерьёзно. Было такое ощущение, что мы все будем жить вечно, и зачем нам эти записи. Ещё сыграем, ещё запишем. Казалось, что весь мир у наших ног, и молодость бесконечна. Знал бы кто, насколько эти записи могут стать важны уже по прошествии многих лет. С некоторых пор я очень трепетно отношусь к сохранности таких вещей.

– В этом году исполнилось бы 50 лет со дня рождения Александра Башлачёва. Знали ли вы его лично и что могли бы рассказать об этом человеке?

– С Башлачёвым была смешная история. Я в 1985 году собрался жениться. Привёл в семью Науменко жену – чтобы Майк и Наташа познакомились. У нас была даже такая шутка – они меня как бы «усыновили», и необходимо было привести, показать невесту. Свадьба была назначена, и мы с Майком договорились, что нужно устроить мальчишник. А поскольку в Питере мальчишник устраивать было весьма скучно, все отправились в Москву. Тогда мы обосновались на даче у Саши Липницкого, который нам дал полную свободу действий. А поскольку в те дни на «Студио МУ» Башлачёв записывал свой альбом, то он быстро присоединился к нашему празднованию. Мы с ним договорились отыграть совместно концерт на нашем мальчишнике. Разумеется, выпито было много, и весь курьёз ситуации в том, что подыграть Саше у меня так и не получилось, ввиду отсутствия кондиции. Я там чуть не заснул прямо на выступлении.

Саша был очень тонкий и ранимый человек. В его творчестве чувствуется искренность и честность. В глубине, при всей брутальности его вида, была очень чувствительная и хрупкая конструкция. Саша был при этом закрытым человеком. Ведь есть такие люди, которые, немного выпив, сразу же изливают душу, и они вполне открыты и предсказуемы. Башлачёв же своими мыслями не очень любил делиться – он демонстрировал их в своих песнях.

– А с Виктором Цоем были знакомы?

– С Цоем я познакомился на квартирном концерте у моего старого друга Павла Краева в 1983 году. Тогда, кстати, у него не было своего состава, и он предложил мне поиграть на басу в группе. Но поскольку творчество «Кино» мне было не очень близко, я отказался.

Вообще я с ним виделся не так часто – в основном на тех же квартирниках, ну и потом непосредственно на кухне, после того как основная часть гостей расходилась. Затем всё так резко пошло в гору – «Кино» группа № 1 в стране, толпы фанатов, грандиозные гастроли. И он из моего поля зрения выпал. Когда Витя стал суперзвездой, я вообще с ним ни разу не пересёкся. Где-то в конце 80-х мы встретились на улице – он меня даже не узнал. Цой поздоровался с Пашей Краевым, а мне ни ответа ни привета.

– Рок-музыка для вас, это смысл жизни?

– Да, в какой-то момент она таковой стала. В молодости ведь, пока ты не женат, не имеешь никаких обязанностей, всё ведётся проще. Потом появился ребёнок, заботы. Естественно, музыка отошла на второй план. Нужно больше работать на семью. Но когда ребёнок уже подрос, я, с разрешения жены, ушёл с завода в 1989 году и с тех пор нигде не работаю, занимаюсь только музыкой.

Я никогда не ставил себе задачи прославиться, заработать много денег, но тем не менее худо-бедно всё в моей жизни складывается как надо. Поездил по миру, многое повидал и занимаюсь тем, что действительно мне интересно и доставляет удовольствие.

Беседовал Андрей ТОЧИНОВ