Пожелание мастера

№ 2010 / 25, 23.02.2015

Без ма­ло­го три де­ся­ти­ле­тия я жи­ву в ми­ре по­эти­че­с­ких об­ра­зов Юрия По­ли­кар­по­ви­ча Куз­не­цо­ва. То и де­ло для ду­шев­ной под­пит­ки до­стаю с пол­ки один из сбор­ни­ков его сти­хов, ко­то­рых у ме­ня око­ло де­сят­ка. Чи­тая сту­ден­там ки­ров­ских ву­зов лек­ции по оте­че­ст­вен­ной ис­то­рии

Без малого три десятилетия я живу в мире поэтических образов Юрия Поликарповича Кузнецова. То и дело для душевной подпитки достаю с полки один из сборников его стихов, которых у меня около десятка. Читая студентам кировских вузов лекции по отечественной истории, часто цитирую кузнецовские тексты, посвящённые выдающимся событиям прошлого, например, Куликовской битве. На занятиях по культурологии, говоря о своеобразии русского народа, иллюстрирую сказанное такими шедеврами, как «Авось», «Бывает у русского в жизни…», «Русская бабка». Знакомя студентов с ранними формами религии, вспоминаю стихотворения языческого цикла и жутковатое «Четыреста». А «Последние кони» и «Отец космонавта» как-то сами собой легли у меня на музыку, и я с удовольствием их для себя пою. Была мечта познакомить с этими песнями самого Юрия Поликарповича, но, увы, этого не произошло…

О поэте Юрии Кузнецове я узнал в начале 1980-х годов, учась на историческом факультете Московского государственного университета. Меня поразила необычность содержания его стихов, их необыкновенная русскость, по которой я, выходец из глухой вятской деревни, так тосковал в шумной столице.

Книг Кузнецова у меня тогда не было (первую – «Русский узел» – купил в 1983 году), но о поэте я знал по публикациям в журнале «Наш современник» и газете «Литературная Россия», с которыми регулярно знакомился в университетской библиотеке. 16 переписанных мною из периодики и отдельных изданий текстов я отпечатал на машинке в виде самодельной книжицы, которую знал наизусть. Мало того: система образов Кузнецова и его поэтический язык не могли не повлиять и на мои стихотворения, например, такое (с эпиграфом: «Умер другой, а хоронят меня. Ю. Кузнецов»):

Это видел я сам, право слово: Когда плакала вьюга навзрыд, Мертвецы хоронили живого, И живой был землёю зарыт. Лишь тоскливо скулили собаки Да неслись голоса из кружал… Я бы тоже подумал, что враки, Если б сам в том гробу не лежал.

Конечно, мне очень хотелось показать свои творения мастеру слова, чтобы услышать его «приговор».

Подойти к Юрию Поликарповичу я осмелился после вечера «Живое сердце России», состоявшегося 27 февраля 1983 года в Центральном доме литератора. В вечере, который вёл литературный критик Игорь Золотусский, наряду с Кузнецовым участвовали поэты и писатели Анатолий Жигулин, Лев Смирнов, Олег Чухонцев, Николай Тряпкин, артист Александр Осмоловский. На память об этом событии остались листочки моего дневника. Вот что тогда, в частности, было записано:

«Среди сидящих на сцене – Ю.Кузнецов, ради которого я и пришёл. Узнал его по фотографии. Вид усталый, ни от кого не зависимый, выражение лица меланхолическое. Одет просто. <…>

Ю.Кузнецова попросил прочесть «Отца космонавта» или «Только выйду на берег крутой…», написав, что это одни из лучших стихов, им написанных. Кузнецов прочёл записку, ничуть не изменив выражения лица, потом отбросил на стол, через некоторое время сложил вчетверо и положил в карман. <…>

Золотусский: «Ю.Кузнецов – один из самых значительных поэтов нашего времени».

Ю.Кузнецов прочёл «Сказание о Сергии Радонежском». Голос грубый, мужской. Потом – «Поединок», «Отец космонавта» (в начале сбился, забыв и воскликнув: «О чёрт!»), «Муха», «Другой», «Ты не любишь загадок в любви…», «Здравица».

Вопреки ожиданию моему, хлопали много и дружно только после последнего стихотворения, обращённого к Кожинову Вадиму».

Когда вечер завершился и его участники стали выходить в фойе, я подошёл к Кузнецову и сказал, что хотел бы показать ему свои стихи. «Позвоните мне», – сказал Юрий Поликарпович и записал на листочке номер своего домашнего телефона.

Позвонил я 1 марта в перерыве между занятиями в университете. Кузнецов сказал, что едет сейчас в издательство «Советский писатель», где мы и могли бы с ним встретиться. Махнув рукой на лекции, я тут же направился по указанному мне адресу, захватив с собой не только тетрадку со своими опусами, но и самодельную книжечку стихов Кузнецова.

В кабинете, где Юрий Поликарпович меня ждал, больше никого не было. Он внимательно прочитал то, что я ему принёс, и произнёс фразу, которую я потом и записал в свой дневник: «Стихи хорошие. Пишите».

Я попросил поэта на память о встрече расписаться на первом листе «книжки» его стихов, что он и сделал, начертав: «Юрий Кузнецов. 1 марта 83 г.».

И листочек с номером телефона, и автограф мастера бережно хранятся в моём домашнем архиве в одной из посвящённых его творчеству папок.

В университете я посещал литературную студию «Луч», на которую её бессменный ведущий поэт и историк Игорь Волгин время от времени приглашал интересных гостей. 14 марта 1983 года таковым оказался критик и публицист Лев Аннинский. Я не мог не записать таких его слов о любимом мною авторе: «Единственный поэт, о ком стоит говорить, – Кузнецов. Это поэт сатанизма, безверия, но он выражает нас, как бы я его ни принимал. Антипод Кузнецова – Жигулин, который всё строит на милосердии».

Приходилось мне слышать Кузнецова и на других поэтических вечерах, однако, представляя его большую занятость, беспокоить его я больше не решался. Да мне, впрочем, его напутствия писать стихи было вполне достаточно.

Владимир СЕМИБРАТОВ,
г. КИРОВ