И слышу здесь державный звон…

№ 2010 / 32, 23.02.2015

Ранним апрельским вечером несколько лет назад с московской писательницей Алиной Яковлевной Чадаевой мы шли от Таганки вниз по Земляному валу в театр русской драмы «Камерная сцена», где давали спектакль «Царь Фёдор Иоаннович»

Ранним апрельским вечером несколько лет назад с московской писательницей Алиной Яковлевной Чадаевой мы шли от Таганки вниз по Земляному валу в театр русской драмы «Камерная сцена», где давали спектакль «Царь Фёдор Иоаннович» по пьесе А.К. Толстого.

Думаю, тогда писательница ещё не подозревала, что драма последнего Рюриковича, пережившего гибель династии с убийством царевича Дмитрия в Угличе, таким неожиданным эхом отзовётся на судьбе одной из ветвей Романовых – семье Великого князя Константина Константиновича, больше известного нам как поэт К.Р., над чьей историей она тогда работала.

И вот книга «Великий князь Константин Константинович Романов и его дети», вышедшая в Москве, – 480 страниц текста с редкими историческими иллюстрациями – лежит у меня на столе. Эпиграф книги: «Горькая детоубийца – Русь!» взят из стихотворения «На дне преисподней» Максимилиана Волошина, посвящённого памяти Александра Блока, сломленного временем, и расстрелянного большевиками Николая Гумилёва.

И эта горькая строка хорошо ложится не только на судьбу царевича Дмитрия – теперь мы знаем, что был ещё царевич Алексей, четыре его сестры, но и на судьбу трагически погибших детей Великого князя и тысяч его питомцев: кадет, «орлиной стаи», усеявших своими косточками просторы России в годы великой смуты – гражданской войны.

Нельзя любить Россию, не зная её истории.

Алина Чадаева

Сегодня в русскую историю имя К.К. Романова вписывается заново. Внук императора Николая I, сын генерал-адмирала русского императорского Флота Константина Николаевича Романова, он был незаурядной ренессансной личностью. «Слуга царю – отец солдатам», создатель уникальной педагогики для военных учебных заведений, многолетний Президент академии наук, знаток языков, живописи, музыки, блистательный переводчик Шекспира, Шиллера, Гёте, Байрона, он оставил прекрасные стихи и драму вселенского масштаба – «Царь Иудейский»!

Константин Константинович РОМАНОВ

Мы знаем об отце Великого князя по нестареющей книге И.Гончарова «Фрегат «Паллада», которым он командовал во время кругосветного путешествия. Истории он известен и тем, что переоснастил русский парусный флот на паровой. По традиции и сын должен был стать моряком, и Константин Константинович на море в русско-турецкой войне заслужил Георгиевский крест, но предпочёл сухопутную службу – вначале в Измайловском, затем в Преображенском полку.

Её богатый опыт пригодился, когда в 1900 году Высочайшим приказом он был назначен начальником военных учебных заведений. Только кадет, а были и юнкера, под попечением Великого князя находилось около десяти тысяч.

Армию в буквальном смысле вырастил и подготовил к небывалым испытаниям начала века этот человек – «орлиную стаю». «Ты не один, орлиная вас стая, – напишет он в сонете «Кадет», – Настанет час, и, крылья расправляя, / Готовые пожертвовать собой, / Вы ринетесь отважно в смертный бой».

Так оно и случилось. Сонет знали все, называли себя «великоконстантиновичами». Его педагогика была уникальной: отец большой семьи – в ней было восемь детей, он уместил её в слово «любить». И это во времена, когда душу ребёнка пытались подменить механическим послушанием уставу. Кроме специального военного, воспитанникам давалось почти университетское гуманитарное образование. В моральный кодекс военной молодёжи были вписаны заветы Суворова: «Поражать неприятеля человеколюбием», «Бог нас водит. Он нам генерал…»

Утвердилась историческая преемственность поколений. Из кадет вышли граф Румянцев, ставший Задунайским, князь Александр Суворов, юнкером был Лермонтов, и его «Юнкерскую молитву» знали все.

Есть редкая возможность взглянуть на это, пишет автор книги, глазами людей, чьи воспоминания хранятся в архиве фонда «Русское Зарубежье», никем пока, увы, не востребованные. В теперешней России искажается или замалчивается правда о героическом служении русской национальной молодёжи во времена великого бедствия – гражданской войны. Бывший кадет капитан В.Новиков пишет о мальчиках-кадетах в годы крушения Российской империи: «Они говорили басом, чтобы казаться старше. Они изнемогали под тяжестью солдатской винтовки… Они тонули в реках, замерзали в снегах, безропотно голодали. Они усеяли своими детскими костями просторы Дона, Кубани, Таврии…»

Горькая детоубийца – Русь!

В Новочеркасске над их могилой генерал Алексеев сказал: «Я вижу памятник, который Россия поставит этим детям, он должен изображать орлиное гнездо и убитых в нём орлят».

Есть, есть памятник кадетам – только в далёком русском монастыре под Нью-Йорком.

Великий князь К.К. Романов ушёл из жизни в июле 1915 года и не видел гибель своих «орлят». В большой княжеской семье шестеро своих сыновей, четверым из которых суждено было погибнуть. Одного из них, Олега, он успел оплакать – он погиб в самом начале первой мировой, заслужив орден Св. Георгия.

В 22 года ушёл из жизни самый духовно близкий отцу из всех детей – талантливый продолжатель его литературных дел Олег. Окончив военное училище, как подобает отпрыску таких семей, он нарушил традицию и поступил в лицей, где когда-то учился его кумир – великий русский поэт, и вышел из него с Пушкинской медалью. Ещё успел сделать факсимильные издания стихотворений Пушкина (война унесла мечту молодого исследователя издать факсимильно все сочинения поэта).

Господь уберёг Великого князя увидеть, как трое его сыновей – офицеров, награждённых за храбрость именным оружием и орденами, – князья Игорь, Константин и Иоанн, взойдут на свою Голгофу – в шахте под Алапаевском.

Это случилось на 18-е июля 1918 года, почти одновременно с расстрелом царской семьи. Их, его любимых мальчиков, Великую княгиню Елизавету Фёдоровну с инокиней Варварой, Великого князя Сергея Михайловича Романова с секретарём Фёдором Ремезовым, юного поэта и блестящего офицера князя Палея, сосланных в уральский городок Алапаевск, завязав глаза, вывезли этой ночью к заброшенной шахте и сбросили туда живыми. Чудовищную могилу завалили брёвнами и мусором. Сколько дней они там умирали?!

Расследованием убийства история обязана следователю Н.А. Соколову, рассказавшему, как три месяца спустя город был освобождён от большевиков армией А.В. Колчака, как извлекли из шахты тела погибших. Они были одеты в белые одежды и при большом стечении народа помещены в склепе Свято-Троицкого собора.

«Нам открыли двери склепа, примыкающего к Свято-Троицкому собору, – пишет А.Чадаева, побывав здесь недавно. – Пустой, он был полон памяти о восьми мучениках, чьи тела покоились здесь в гробах в течение восьми месяцев, чтобы в июне 1919-го продолжить свой скорбный посмертный путь. Он оказался опасным и длинным… до Пекина».

В Алапаевске по приказу Колчака, спасая тела погибших от надругательств, гробы погрузили в товарный вагон. Дорога лежала по охваченной гражданской войной стране, о чём позже расскажет игумен Серафим, сопровождавший скорбный груз на русскую землю в Пекине.

Здесь ещё во времена Петра I была обустроена русская духовная миссия. Останки мучеников торжественно встречали, поместили в церковь Серафима Саровского, но на этом их посмертные мытарства не закончились. Сестре Великой княгини Елизаветы Фёдоровны, основательницы Марфо-Мариинской обители в Москве, удалось вывезти тела княгини и инокини Варвары в Иерусалим, где прославленные во святых, они покоятся нынче в храме равноапостольной Марии Магдалины в Гевсимании. Остальные шесть гробов переносились в миссии дважды: в 1938 году от наступавших японцев, в 1947-м из-за боязни советских войск.

Иеромонах Николай, участник последнего захоронения, рассказывает, что убиенных спрятали от надругательств в пределе апостола Симона Зилоти храма Всех святых под каменные плиты и цемент. Там и покоятся сейчас тела достойных сынов Отечества. В красном Китае на территории Миссии расположилось советское посольство. Часть старинных храмов была разрушена, приспособлена под гаражи и другие нужды, но есть, есть надежда, что могила августейших мучеников уцелела, что их останки обретут покой в родной земле.

В книге хорошо прочитывается мысль, что, возможно, предчувствуя падение империи задолго до этих событий, Константин Константинович ищет ответ на вечный вопрос – «Быть или не быть?» и выбирает для перевода драму Шекспира «Гамлет», измерившую глубины человеческого бытия. Древний вопрос висел в воздухе, звучал в слове, музыке, живописи, ещё не зная, каким братоубийственным будет XX век.

Свою увертюру «Гамлет» пишет П.Чайковский. Возникает серия исторических картин – «Иван Грозный убивает сына» И.Репина, его «Отказ от исповеди перед казнью» – иллюстрация «кодекса чести» убийцы. Вызревали ложные идеи: жизнь за народ! Эстетика нового героизма питалась кровью. Факт: террорист Каляев, подорвавший бомбой бывшего московского губернатора Великого князя Сергея Александровича Романова, отказался от Евангелия, с которым к нему в камеру смертника пришла вдова – княгиня Елизавета Фёдоровна, хлопотавшая у царя его помилования. Но «героизм» обязывал отринуть крест и Евангелие.

Может быть, пишет Чадаева, никто точнее Леонида Андреева не описал чудовищное явление, происходящее с русской молодёжью, в рассказе о семи повешенных. Светлые юноши и девушки сбивались в группы, взрывали власть и с улыбкой шли в объятия сатаны. Безумие вывернутого разума. И когда взрываются у нас вагоны в метро или на железной дороге, школы и больницы, это – туда, туда уходят корнями, в ту самую «эстетику».

Как сохранить свою душу в чистоте в эпоху растления нравов? Константин Константинович работает над переводами «Ифегении в Тавриде» Гёте, «Миссианской невесты» Шиллера, вступает в диалог с «Манфредом» Байрона, и у него мятежный герой, отринувший Бога, обретает веру. Великие гуманисты считали, что человек с его мелкими заботами жалок, искали идеального героя в прошлом. Героем Великого князя становится ХРИСТОС.

Он писал свою драму «Царь Иудейский» на юру эпохи. Христа самого в драме нет. Есть разные голоса о появлении ИИСУСА, его гибели на кресте и воскресении. Возникает грозный облик толпы – «стоокого слепца» и в то же время прозорливца. Соблюдена верность Евангельскому тексту и чистота интонации: «Господь при устах стоял…»

Над драмой разразилась гроза: автора обвинили, что он всуе упоминает Богочеловека. Это задевало и духовенство. Его состояние на рубеже двух эпох митрополит Вениамин (Федченков) горько и честно называл «требоисполнительством». На пьесу наложил вето Священный Синод, разрешив только «генеральные репетиции» спектакля в Эрмитажном театре, получившие огромный интерес в столичных кругах.

К.Р. было свойственно пушкинское нарастание вдохновения, родственное молитве:

Не от себя пою я: Те песни мне внушает Бог…

Лирик по природе, чьи стихи становились романсами, он чувствовал КРАСОТУ как любовь Бога к миру:

Растворил я окно – стало грустно невмочь, – Опустился пред ним на колени, И в лицо мне пахнула весенняя ночь Благовонным дыханьем сирени.

Пост Президента академии наук, которую Великий князь возглавлял 25 лет, позволял действовать с размахом: снаряжать экспедиции, собирать древние редкости… основать Пушкинский дом, ставить спектакли высокого духовного звучания и подчинённые могучей идее возрождения христианского самосознания Руси – России. Своеобразного русского ренессанса.

Он, тонкий эстет, знающий мировую культуру, и на военной службе учил солдат не только строю и стрельбе, обучал их грамоте, создал литературное общество для офицеров полка «Измайловские досуги», где частым гостем был поэт Майков, а на гербе стояло: «Доблесть, добро, красота».

Служить России – дело ЧЕСТИ. Так воспитывались и дети. У них были русские няни. Они с раннего детства знали стихи и сказки Пушкина, разыгрывали их на домашнем театре. С русской природой дети знакомились в деревне, участвуя в крестьянском труде. Было милое сердцу Осташево. Безмятежное лето 1901 года семья провела недалеко от Оптиной пустыни в Нижних Прысках.

Жизнь оставшихся в живых детей Константина Константиновича сложилась по-разному. Великой княгине Елизавете Маврикиевне чудом удалось вывезти почти на последнем корабле из обезумевшей страны младших детей – помогла шведская королева Виктория. На руках у неё были пятнадцатилетний Георгий, княжна Вера и двое детей погибшего в шахте князя Иоанна (их мать, сербская принцесса Елена, последовала за мужем в Алапаевск, пытаясь его спасти).

Удивительная судьба старшей из дочерей – Татьяны, в замужестве княгини Багратион. Она уцелела. Оставшись вдовой (муж в 26 лет геройски погиб на первой мировой), она долго скиталась по миру с двумя детьми. Её земные хлопоты окончились, когда они выросли. В 1946 году в Женеве блаженный митрополит Анастасий постриг её в монахини под именем Тамары. Долгие годы она была настоятельницей женского русского православного монастыря на Елеонской (Масличной) горе в Иерусалиме.

Так промысел привёл её в Гефсиманию, где у подножия той же горы стоит русский православный храм Св. Марии Магдалины, воздвигнутый усилиями убитого террористом Каляевым Великого князя Сергея Александровича, где покоятся теперь мощи его любимой жены Елизаветы Фёдоровны, принявшей мученическую смерть в алапаевской шахте и нынче прославленной во святых.

Но продолжать дело отца довелось самой младшей из дочерей – княгине Вере. Она никогда не выйдет замуж, у неё не будет своих детей. Ей предстояло «усыновить» рассеянных по разным странам кадет и юнкеров – его «орлят». Они сплотились вокруг её имени, как вокруг полкового знамени, присвоили ей звание ШЕФА кадетского корпуса русской армии в изгнании.

Ирина ЗУБЕЦ,
г. КУРСК