Из огня да в полымя

№ 2010 / 47, 23.02.2015

Лов­лю се­бя на том, что моё соб­ст­вен­ное ду­шев­ное со­сто­я­ние точь-в-точь, как у ге­роя за­лы­гин­ско­го «Эко­ло­ги­че­с­ко­го ро­ма­на» Ни­ко­лая Пе­т­ро­ви­ча Го­лу­бе­ва. Сов­па­де­ния один к од­но­му. И круг­лая да­та на но­су, и пред­сто­я­щие бан­кет­ные хло­по­ты одо­ле­ва­ют.

Неюбилейные размышления на фоне круглой даты

Ловлю себя на том, что моё собственное душевное состояние точь-в-точь, как у героя залыгинского «Экологического романа» Николая Петровича Голубева. Совпадения один к одному. И круглая дата на носу, и предстоящие банкетные хлопоты одолевают. И мысли в такт грядущим тостам – сплошь праздничные: о творческом предназначении, о смысле усилий, об осуществлённых и неосуществлённых замыслах. Хочешь не хочешь, а к обобщениям тянет, к подведению итогов, к наказам друзьям-соратникам. Чтобы учли-продолжили и не наступали бы при этом на те же самые грабли.

Однако всё это грёзы, игра воображения. Ибо как воспарить, предаться юбилейному благодушию, когда кругом кутерьма, запарка, неразбериха. И жену в больницу надо срочно укладывать, и анализов тьма-тьмущая, причём все платные, только успевай раскошеливаться. А тут ещё счета за газ, электричество и прочую коммуналку выставили неподъёмные. А вдобавок штукатурка на редакционном потолке вот-вот обвалится, и платежи за аренду подоспели, и бухгалтерия волком смотрит, казна пуста, а зарплату и гонорары вынь да положь.

Так что вместо подготовки к торжеству сплошной аврал, судорожные попытки извернуться и ожидание очередных напастей.

Всё-таки прав был великий поэт: «покой нам только снится». Правда, без успокоительных таблеток даже и не задремлешь, а они нынче тоже в цене, на них вкалывать и вкалывать нужно.

Вот я и думаю, когда же мне в журнале работалось лучше, спокойнее, без нервов: тогда, в пору молодости, или теперь, на склоне лет.

Что касается «спокойнее», то отвечу с однозначностью Жириновского: «никогда».

Просто у каждой эпохи своя морока.

Тогда, если кто помнит, была цензура. И не только она. Ибо вместе с ней простиралась целая сеть кураторов-инструкторов. От райкома, горкома, ЦК до писательского Союза. Главлитчики, понятно, отрабатывали свои должностные функции. Но и добровольных помощников у них хватало. Из числа правоверных ортодоксов, ревнителей идейной чистоты.

Мелкий штришок из тогдашнего прошлого. Помню, задумали мы в отделе литературы газеты «Труд» дать рецензию на только что вышедшую в «Новом мире» повесть Виталия Сёмина «Семеро в одном доме». И даже напечатали её, схлопотав громы и молнии на свою голову. Дело в том, что перед самым выходом рецензии «Правда» учинила этой повести форменный разнос: дегероизация, бытовщина, мелкотемье. А дальше пошло-поехало: кому пришло в голову отрецензировать крамольное сочинение, кто инициатор заказа? В общем, тучи над головой сгущались нешуточные. Уже редколлегия всполошилась, уже готовилось собрание с проработкой. Но так уж совпало, что аккурат перед вызовом на ковёр меня пригласили на совещание в Цековский отдел культуры. Я совсем было смирился с неизбежной головомойкой, но чудо – проводивший совещание Георгий Иванович Куницын вдруг призвал к осторожности и бережности в критических оценках. И словно специально для меня добавил, что даже мнение «Правды» ещё не истина в последней инстанции. Назад в редакцию я возвращался как на крыльях, превратившись в одночасье из кандидата на выволочку в прозорливца.

Месяцы спустя я рассказал Георгию Ивановичу, как он ненароком спас меня. Тот рассмеялся, хотя настроение у него было хуже некуда. Только что тогдашний ВАК зарубил его диссертацию, в которой он поставил народность выше партийности. Единственное утешение – появившаяся в «Дружбе народов» аналитическая статья Юрия Суровцева.

Много подобных эпизодов – один круче другого – осело в моей памяти: баталии вокруг Ю.Трифонова, Б.Окуджавы, В.Тендрякова, А.Беляускаса, Э.Ветемаа, С.Залыгина, Б.Можаева, всего и не перечтёшь.

Конечно, на протяжении моей редакционной службы нам не один десяток раз доставалось и от цензуры, и от других попечительских инстанций. Справедливости ради признаю, что и им с нами тоже было несладко. Приходилось отбиваться, совершенствовать методологию претензий.

Как-то после схватки из-за повести Григория Бакланова «Меньший среди братьев» позвонил мне домой всесильный тогда Василий Сергеевич Фомичёв и сказал: «Приготовьте авторучку и бумагу. Приготовили, а теперь пишите: В ЦК КПСС – от редколлегии «Дружбы народов». Просим изыскать способ подписания журнала на выход в свет, минуя Главлит». Даже лестно было слушать: вот как достали.

Теперь цензура больше не досаждает. Канула в Лету.

Вроде бы можно порадоваться, вздохнуть с облегчением. Ан нет. Подспудное каждодневное напряжение никуда не исчезло. Только источники его стали другими.

На место идеологического пресса пришёл столь же немилосердный – финансовый.

Тогда, на исходе перестройки тираж «Дружбы народов» зашкаливал за миллион экземпляров. По нынешним временам – фантастическая цифра. И всё равно дефицит. В любой библиотеке предварительная запись на свежие номера. График встреч с читателями был расписан на месяцы вперёд. Отбоя не было от желающих потолковать с А.Рыбаковым, В.Быковым. М.Слуцкисом или Ч.Амирэджиби.

Ныне этот читательский бум отошёл в область предания. Счёт подписчикам уже не на тысячи, а на сотни. Даже в крупные библиотеки журнал попадает от случая к случаю, а то и вовсе не попадает. По нескольку экземпляров на всю Армению или весь Азербайджан. Кто-то приходит на наши редакционные вечера по старой ностальгической памяти, кто-то из праздного любопытства. Непременный вопрос: а разве вы ещё не закрылись, продолжаете выходить? Хоть перекрещивай читательские конференции в зрительские или слушательские. Да и как вести диалог, если не читали, не слышали, не держали в руках.

Понятно, бодримся, хорохоримся, стремимся увлечь. Мол, планов громадьё. И новые имена появились, и прославленные мастера продолжают работать. Однако сквозь мажорные интонации нет-нет да и проступают скептические нотки. И откуда ей взяться, подлинной оптимистической уверенности, если каждый год балансируем на грани, сохранится ли подписка или рухнет, получим ли хоть мало-мальскую дотацию или перекроют кислород, задушат арендными и коммунальными платежами, счетами за типографию, бумагу и распространение?

Сгущаю краски, нагнетаю страхи, но, видит бог, не от повышенной мнительности. Опыт заставляет быть готовым ко всему. Слишком уж выразителен список потерь, понесённых журналами по всему бывшему общесоюзному пространству. Только за последние годы выпали из привычного обихода «Литературная Грузия», «Литературный Киргизстан», рижская «Даугава», молдавские «Кодры». С аритмией, одышкой, перебоями выходят «Литературная Армения», ташкентская «Звезда Востока» и душанбинский «Памир».

На первый взгляд, единичные, разрозненные факты. Но если приглядеться, то за ними симптомы общего сбоя, затрагивающего и культуру, и общество в целом. И нет смысла сетовать на эти журнальные неурядицы, плакаться в жилетку, взывать к содействию. Отмахнутся, и дело с концом. Мол, кому нынче легко, у всех свои трудности. Только что в итоге?

А в итоге горькая констатация: самая читающая в недавнем прошлом страна на глазах утратила статус таковой. Статистика убийственна. Согласно её выкладкам сорок процентов россиян не осилило в минувшем году ни единой книжки. Можно утешаться тем, что остальные шестьдесят всё-таки не растеряли охоту к чтению. Однако утешение это всё-таки относительно, сомнительно. Как знать, что подвернулось таким стойким книгочеям под руку. Возможно, детектив, возможно, пособие по садоводству или косметике, возможно, раскрученные модой творения Борхеса или Мураками, а возможно, скандальные откровения какой-нибудь светской львицы, эстрадной знаменитости или опального олигарха.

Ничего удивительного, поскольку место традиционного подписчика, интересовавшегося направлением журнала, его «линией», кругом его авторов, сейчас занял читатель случайный, разовый, ориентирующийся уже не на мнение критики, а на слухи и пересуды, на запах сенсации.

Кто-то пожмёт плечами. А что вы хотите – рынок. Спрос не на высокую словесность, а на остренькое, горяченькое, пряное. Хоть на сенсационные разоблачения, хоть на крутую эротику, хоть на чёрную магию или астрологические гороскопы.

Разумеется, коммерция, в том числе и книжная, живёт по своим законам. Бизнес не комплексует и не обязан комплексовать, что выпали из числа раскупаемых Я.Райнис и А.Таммсааре, Чаренц и Жемайте, И.Франко и Тукай, И.Мележ и Й.Авижюс, Н.Думбадзе и Я.Кросс, – его забота не пропаганда шедевров творчества, а купля-продажа, сбыт и навар.

Однако как ни могуществен рынок, он ещё далеко не всё общество. И ослабление или угасание интереса к литературе в такой полиэтнической стране, как наша, сродни экологической, гуманитарной катастрофе. Это симптом деградации цементирующих общество духовных начал.

Бизнес бизнесом, а ключи к национальному взаимопониманию, к народной судьбе были и остаются в руках культуры. И без этих ключей мы обречены на погружение в стихию невежества, побуждающую судить друг о друге не по сокровищам творческого гения народов, а по базарному гвалту, политическим, а то и криминальным разборкам.

И тогда аберрация зрения и подмена ценностей. И тогда на слуху дагестанские террористы, но в тени и Р.Гамзатов, и Э.Капиев. И тогда на переднем информационном плане чеченские боевики, но нет возрождающейся на глазах чеченской прозы. Есть диверсанты, закладывающие фугасы в Нальчике или Магасе, но нет ни И.Базоркина, ни А.Шогенцукова, ни К.Кулиева. Без них как-то легче строить размашистые умозаключения о лицах «кавказской национальности», легче, но надёжнее ли?

Сдаётся мне, что идея взаимозависимости состояния общества и состояния его культуры пробивает с трудом себе дорогу в административном, чиновничьем сознании. Похоже, она никого и ни к чему особо не обязывает. Отсюда мытарства оставленных без попечения русскоязычных журналов, повсеместный упадок переводческого искусства. Отсюда же деградация чувства межнациональной общности со всеми неизбежными сопутствующими явлениями – от невнимания к совместным богатствам литературы до постыдных ксенофобских выпадов.

Да, всё изменилось на нашем литературном горизонте за какие-то считанные годы. И приоритеты, и предпочтения. И даже пейзаж.

Иду из дома на свою редакционную службу, как из одной эпохи в другую.

На том месте, где с середины пятидесятых годов располагался неказистый одноэтажный флигель «Дружбы народов», теперь по-хозяйски устроились всевозможные рестораны и кафе.

Аж сердце щемит. Подумалось – в это бы помещение экскурсии приводить, школьников и студентов зазывать. Ведь каждый уголок дома источает свою ауру. Хоть ставь в любом простенке мемориальную доску. Тут склонялся над рукописью «Дома на набережной» Ю.Трифонов, здесь вычитывал свои военные мемуары К.Симонов, здесь распалялся на своих редакторов А.Рыбаков, а тут философствовал Г.Матевосян, рассказывал замысел своей последней повести Ч.Айтматов, произносил свои экспромты М.Дудин, читали стихи В.Орлов, М.Карим, А.Межиров.

Однажды, заглянув на наш редакционный огонёк и поразившись непритязательности журнальных апартаментов, Р.Гамзатов то ли в шутку, то ли всерьёз высказал пожелание, чтобы каждая республика получила у нас свою суверенную, обставленную с национальным колоритом комнату. Фантазия, конечно, мечта поэта, но, право же, не зряшная. Столь велика в этих тесных коридорах концентрация творческой энергии, столько значимых событий вместили они в себя. Все приходили сюда со своими планами, болями, радостями – и грузины, и литовцы, и белорусы, и башкиры.

Однако опоздали уже с мемориальными затеями, поезд ушёл. Там, где состязались в исторической эрудиции Ю.Давыдов, Б.Окуджава, Н.Эйдельман, теперь банкетно-фуршетная суета, пьющие, жующие, травящие анекдоты физиономии, снующие взад-вперёд официанты, трели мобильников, повелительные возгласы: два коньяка, кофе-эспрессо, нет, лучше чёрный, деловой гул: готовь платёжку, неси доверенность, до связи.

Сколько ни пытаюсь, а не могу свести концы с концами.

Сплошной разлад в сознании.

Странное дело. Строим храмы, часовни, мечети, реставрируем лепнину барских усадеб, интерьеры дворянских собраний. Пусть поздно, но спохватились, почувствовали, что без прошлого неуютно, пустынно, сами себя не понимаем.

Однако что такое наши ветшающие, посаженные на скудный паёк журналы, как не те же храмы, обители и хранители нашей духовности, наследственно связанные с традициями некрасовского «Современника», щедринских «Отечественных записок», с обретениями «Нового мира» времён Твардовского. Разве это уже ни к чему не обязывает, пройденный этап, перевёрнутая страница?

Никогда не забуду своей оторопи перед опечатанным, заваренным автогеном входом в редакцию. То ли ночью, то ли перед рассветом, но учинили рейдерскую операцию, отхватили лакомую территорию под будущий ресторан.

Само собой, шок перед бесцеремонным нахрапом, лихорадочные соображения, что предпринять, у кого искать поддержки? У правоохранителей, у прессы, у столичного градоначальника? Но на всё нужно время, чтобы дозвониться, попасть на приём, пробиться сквозь секретарей и секретарш. И как быть с очередным, уже подготовленным армянским номером, с произведениями писателей Казахстана? А над всем этим смятением ещё и стыд перед С.А. Баруздиным, В.А. Смирновым, Я.В. Смеляковым. Словно подвели их тоже, не уберегли созданное, взлелеянное ими.

Так и переминались всей редакцией на холодном, промозглом ветру перед памятником Толстому в поисках решения. А за окнами дома Ростовых прильнувшие к стёклам лица собратьев-писателей. Ждут – не дождутся, удалась ли рейдерская авантюра или надо ещё поднажать. И это нездоровое оживление ранило больнее всего.

Логика налётчиков-рэкетиров была в общем-то примитивна, понятна. Каждый отхваченный ими квадратный метр – это приращение собственности, потенциальная прибыль, будущие барыши. Не святотатство, кощунство, а ловкость рук, успешная махинация. Психологически сложнее было понять другое – позицию коллег-литераторов. Ведь это с их ведома, по их наводке разрабатывалась тактика атаки. Все знали, всё учитывали, даже нанятые юристы сидели на стрёме. А мытарства журнала, а повисшие на волоске публикации всего лишь психология, лирика. Растереть и забыть.

Тогда худо ли, бедно ли, с уступками, потерями, убытками, но отбились. Надолго ли, бог весть. Ибо сюжет с нашим выселением ещё не завершён. Даже несмотря на прозвучавшие в год семидесятилетнего юбилея журнала добрые слова от президента России, президентов Казахстана, Армении, Азербайджана, Таджикистана и других руководителей стран СНГ, писателей из всех краёв бывшего Советского Союза.

Признание, конечно, воодушевляет, но мы-то по-прежнему вынуждены ютиться на ресторанных задворках, существовать на невнятных, птичьих правах.

Несколько убогих каморок, стол впритык к столу. Вот и всё, чем располагаем. Ни авторов принять, ни с переводчиками побеседовать, ни критический круглый стол устроить.

На мой взгляд, эта задворочность положения по-своему символична. Она адекватна задворочному положению самой нынешней литературы, выпавшей из списка национальных приоритетов. Не властители дум, не исследователи нравственных перемен, но докучливые просители грантов, дотаций, накладные расходы для бюджетного ведомства, осложняющие финансовую калькуляцию.

Однако скаредная экономия на литературе мнима, обманчива, иллюзорна. Она влечёт за собой неизбежные убытки от истончения, измельчания межнациональных связей, от деградации культурных запросов, от расширения сферы незнания или самонадеянного, агрессивного невежества.

Едва ли не самое сильное моё впечатление от недавней поездки в Ереван – бедственная ситуация журнала «Литературная Армения», практически переставшего выходить с началом нынешнего года. Когда-то со страниц этого журнала вошли в нашу жизнь произведения Г.Матевосяна, В.Петросяна, Г.Эмина, П.Севака, С.Капутикян, С.Хандзадяна. Будет ли продолжена традиция открытий, теперь под вопросом. Принцип экономии на литературе действует не только в России, но и за её пределами.

Потерять обретённое, накопленное поколениями мастеров перевода проще простого. Только как восстанавливать будем. Боюсь, что здесь уже не только частные проблемы попавшего в полосу испытаний журнала, но и всего нашего общественного сознания.

И снова вернусь к «Экологическому роману» С.П. Залыгина. Нет, не получается у меня, как и у героя произведения, с благостным подведением итогов. Какое тут спокойствие, когда всё на нервах. И текучка одолевает, и угроза выселения никак не рассеется. Из огня да в полымя, и до задуманной критической статьи руки не доходят. Вот я и спрашиваю себя: когда всё-таки работалось с полной отдачей?

Леонид ТЕРАКОПЯН