АГОНИЯ

№ 2010 / 48, 23.02.2015

Сти­хо­твор­ный нар­ко­ман Лё­ва Ко­тю­ков хо­рош, од­на­ко, как ра­бо­чий ре­дак­тор. Ког­да-то он за­ме­нил в мо­ей по­эме од­но сло­во – вод­ку на во­дя­ру, – и всё ста­ло на свои ме­с­та. Он при­ду­мал точ­ные ру­б­ри­ки для сво­е­го чёр­но-бе­ло­го, как над­гро­бие, жур­на­ла «По­эзия»

Стихотворный наркоман Лёва Котюков хорош, однако, как рабочий редактор. Когда-то он заменил в моей поэме одно слово – водку на водяру, – и всё стало на свои места. Он придумал точные рубрики для своего чёрно-белого, как надгробие, журнала «Поэзия» типа «Русь пьющая», «Русь поющая»… Что касается остального…

Когда-то я хотел завернуть ему из «Московского вестника» его нервно-паралитическую прозу, в которой он (от нечего сказать) искусственно и умопомрачительно себя взвинчивает, что и видно в каждом предложении, но начальство настояло на публикации, поскольку Лёва – наш человек.

Он любит метафизику, как женщину, но постоянно не дожимает в метафизике, где всё держится на «чуть-чуть», в результате ему недостаёт до цели каких-то микронов. А это всё – хана. Может, это и происходит оттого, что мы имеем здесь всё ту же рубцовско-кузнецовскую дремотную поэтику, в бездонную воронку которой затянуло всю нашу, ставшую одиозной, патриотическую тусовку. Ну не видят они ничего другого… Молятся на Есенина, хотя Есенин, в отличие от них, как раз был реформатором стиха, чего они по своей бедности так боятся, аккуратно выкладывая кирпичиками стихотворные столбики.

Там – кого ни возьми –

сплошь пародийные фигуры, достойные карикатуры.

Оголтелость Лёвы видна во всём. Когда он входит своей энергичной походкой в редакцию – все вздрагивают. Ну, думаем мы, сейчас начнётся… И начинается. Едва переступив порог, он через минуту выматывает душу своей изнурительно-долгой и скорострельной речью о поэзии и своей сверхгениальности… Уходит Лёва – вслед ему раздаётся вздох облегчения.

От злокачественной опухоли нынешней Московской писательской организации отпочковалась опухоль поменьше в виде областного писательского союза, которым руководит Котюков. Они там плодят графоманов со скоростью покемонов или червей-шелкопрядов, мгновенно пожирающих зелёное древо поэзии, сворачиваясь в глухие коконы котюковского журнала, напоминающего чёрную заслонку и могильную плиту одновременно, где через запятую соседствуют Шекспир и сам Котюков, Бёрнс и Бояринов и т.д. Здесь же можно почитать безудержно-хвалебные опусы Котюкова о графомании литначальства. А что делать? Как-то надо выживать.

Я уже не говорю о многослойном лауреатстве Котюкова. Наш герой – лауреат всех мыслимых и немыслимых литературных премий (кроме, кажется, Государственной и Шнобелевской), всевозможных знаков отличия, перечислением которых предваряет едва ли не каждую свою публикацию. Ну, разве это не забавно? Остаётся лишь догадываться, как это всё ему удаётся. Главное, никто ему об этом не скажет напрямую, потому что все хотят напечататься в его агонизирующем журнале…

Может показаться странным, но я при всём при том никогда не испытывал к нему той непреодолимой ненависти, что мне долгие годы сопутствует в отношении литературной шоблы, и которая так портит жизнь.

Как-то сижу я на Большой Никитской, в офисе бизнесмена и стихотворца Мартышкина… Вдруг без стука влетает Котюков. Первая его фраза: «Ребята, вы хоть понимаете, что перед вами живой классик?..»

И это без всякого юмора и самоиронии.

Помню, мы с Мартышкиным невольно переглянулись, едва сдерживаясь, чтоб не разрыдаться…

Николай СЕРБОВЕЛИКОВ