Начало конца

№ 2011 / 5, 23.02.2015

По­след­ние го­ды силь­но из­ме­ни­ли всех нас. Ни­ког­да пи­са­те­ли, мно­гих из ко­то­рых я знаю лич­но, ещё не по­па­да­ли в та­кие жё­ст­кие ус­ло­вия, как ны­не – да­же в по­ру вой­ны. На что уж ли­хие бы­ли те го­ды, по­гиб­нуть мож­но бы­ло не за по­нюш­ку та­ба­ка

Последние годы сильно изменили всех нас. Никогда писатели, многих из которых я знаю лично, ещё не попадали в такие жёсткие условия, как ныне – даже в пору войны. На что уж лихие были те годы, погибнуть можно было не за понюшку табака, и иные погибали – одни за понюшку, другие не за понюшку, третьи же геройски громко, и то такого не было. Изменились и сами художники (не от корня ли «худо»?), изменилась среда их обитания, изменились и сами руководители (ну кто, например, мог предположить, что в кресло, которое когда-то занимал Горький, Фадеев, Федин, Марков, Михалков, может вскарабкаться какой-нибудь полуграмотный оленевод или сучкоруб, кропающий плоские стишки – судя по качеству, сработанные не иначе как на коленке).

А чего стоит атмосфера недоверия, подкупа, насаждаемая ныне в литературной среде! Чтобы привлечь иного мастера шариковой ручки на свою сторону, иной начальствующий «лесозаготовитель» рассылает наштампованные на бланках пригласительные цыдули: зайдите, мол, в ЛФ (Литфонд, бишь) и получите три тысячи рублей (на шариковые ручки: представляете, сколько дешёвых шариковых ручек можно купить на три тысячи «деревянных»?), и некоторые заходили, получали, кланялись в пояс благодетелю, а потом славословили в его честь.

Особенно обидно за писательский посёлок Внуково. Место там благодатное, старинное. Когда-то на этой земле проживал человек, делающий лучшие торты в России. Во Внуково и ныне, кажется, пахнет ванилью и шоколадом. Но когда началась перестройка, а за ней и последующие изменения, посёлок начал пустеть. Из своих квартир съехали великие Ваншенкин и Искандер, поэты Божьей милостью Костров и Шкляревский. Умерли Амлинский, Карелин, Юрий Кузнецов, Старшинов, один из лучших отечественных прозаиков-стилистов Георгий Семёнов, не стало моего старого приятеля Вячеслава Марченко, Обуховой, Шундика, Шима. Освободившиеся места стали занимать люди, как я полагаю, не литературными достижениями отмеченные, а особым вниманием руководителей Литфонда.

В прошлом я был связан с делами Литфонда, знаю, что это такое.

Писательские посёлки Внуково, Мичуринец и Переделкино стоят на одной линии, смыкаются друг с другом, это – одна система, давали здесь дачи, мастерские, флигеля, сторожки, квартиры, комнаты и прочее людям, проявившим себя в литературе, – именно в литературе, а не в чём-то ещё: не в бумаговарении, не в ремонте мотоциклов и асфальтоукладчиков, не в разведении обезьян и кроликов, не в выделывании оленьих рогов и копыт и тому подобном… Но председатели Литфонда меняются, а вместе с ними меняются и предпочтения. Меняется уровень грамотности их, – я уже не говорю о высоком образовании, это ныне, похоже, не модно, – меняются и переделкинско-внуковские обитатели.

Напомню, первым председателем Литфонда России (после приобретения им юридического лица, до этого ЛФ России был лишь частью Литфонда СССР и только) был прозаик Валерий Поволяев. Но в какой-то момент имущество ЛФ стали рвать левые, правые, верхние, нижние, боковые, подвальные – все, словом. Я помню, как первый секретарь правления СП России Борис Романов под хорошим «шофе» зачастил в ЛФ на Гоголевский бульвар и, ковыряя длинной рыбьей костью – от крупного леща, хорошо идущего к пиву, говорил Поволяеву: «Отдай нам Литфонд, иначе хуже будет!». В результате Поволяев понял: ничего путного из этих «дипломатических переговоров» не получится. Содержать творческие дома было не на что, никто не давал ни копейки…

Когда стало совсем невмоготу, Поволяев ушёл из Литфонда. На освободившееся место сел следующий председатель – Виктор Кобенко. Тот быстро сообразил, что надо делать. Прежде всего загнал на сторону часть внуковской земли (её в посёлке было много, около девяти гектаров), а деньги положил на сберегательный счёт своей семьи. В одном из коттеджей не замедлил поселиться близкий приятель нового председателя ЛФ, его днепропетровский земляк – типичный продукт той поры, банкир – неряшливо одетый, всегда пьяный, ходил он по посёлку в мятом махровом халате в сопровождении двух охранников, очень часто с бутылкой водки в одной руке и банкой пива в другой, с лицом, приметно украшенным «заячьей губой». Так вот, банкир хотел многие внуковские дачи раздать своему главному бухгалтеру.

Но на этом беды посёлка не закончились. Полетела котельная, на посёлок навалилась тяжелейшая зима. Тех, кто остался жить во Внукове, можно было пересчитать по пальцам: одной руки хватило бы. Морозы накатили очень суровые. Четыре человека – Эдуард Шим с женой Людмилой Николаевной и Валерий Поволяев с женой два месяца, регулярно, по нескольку раз в день с горячими чайниками в руках обходили все коттеджи, все подвалы, обливали кипятком замёрзшие фановые трубы – боялись, что те полопаются от мороза и весной посёлок этот вместе с оттаявшим дерьмом поплывёт с пригорка вниз, в речку Ликову. Ещё «зимовщикам» помогала Э.И. Никольская, бывшая замужем за писателем, Героем Советского Союза (видать, за это Никольскую, человека пишущего, интеллигентного, пытается ныне выселить из посёлка сегодняшний председатель ЛФ – начал делать это в год Победы, не стесняясь ничего и никого не боясь).

Потом Кобенко погиб. Я не верю, что смерть его была случайной. Говорят, не стало и банкира с «заячьей губой». Деньги литфондовские, и прежде всего от продажи внуковской земли, остались на домашнем счету семьи Кобенко навсегда. Увы!

Пришёл следующий председатель Литфонда. Привезли его из Якутии – за особые, видать, заслуги в выращивании то ли капусты, то ли картошки для алмазодобытчиков (заслуг в литературе у него, на мой взгляд, нет). Просторы в Москве для бывшего якутского фермера – огромные, на оленьих нартах можно ехать год, пока из Бирюлёва доберёшься до какого-нибудь Орехово-Горохова или Кокосова-Огурцова. А уж по части литфондовского имущества можно размахнуться так, что звон от сделок услышат и в Ленске, и в далёком граде Лондоне, где ныне обитает немало российских богатеев – знай, мол, наших. И началось…

Никогда в писательской среде не происходило того, что происходит сейчас. Как-то мы с моим приятелем Эдуардом Хруцким решили сосчитать, сколько же союзов писателей расплодилось в Москве? Насчитали тринадцать.

А через некоторое время Эдуард Анатольевич заметил брезгливо:

– Ныне, когда мне приходится заполнять какую-нибудь анкету, то в графе «профессия» я уже указываю не «писатель», а что-нибудь другое – например, «журналист». Или «электрик». Чем плохо быть электриком? Очень уж писатели дискредитировали свою профессию. И в первую очередь это сделало так называемое писательско-литфондовское начальство.

Происходит серьёзный распад литературного сообщества, а вместе с ним и всей литературы. В литературе нет уже вожаков, нет лидеров, способных своим творчеством повести за собой писателей, как это делали Горький, Фадеев, Михалков, Бондарев, нет людей, имеющих право быть лидерами. Вот и появились разные Ганичевы, Переверзины и иже с ними. Появились, чтобы разложить литсообщество окончательно. Да и руки у нынешних вожаков, как писательская молва гласит уже весьма открыто, нечистые.

Членство в Союзе писателей дискредитировано, распад зашёл далеко, и остановить его невозможно.

И Союз писателей, и Литфонд должны быть расформированы и созданы заново, с чистого листа.

О делах того же Переверзина печать и телевидение рассказывали много. Кобенко с его мелкими шалостями вроде подпольной продажи внуковской земли и части коттеджей перед нынешним посланцем братской Якутии – просто обычный несмышлёныш, ребёнок с соской во рту. Пора уже подробно рассказать о том, как ушли на сторону Малеевка и детский сад в Москве (и кто в этом виноват), как продавались мастерские во Внуково под квитанции о благотворительных взносах и какой след оставил в Якутии бывший заместитель руководителя администрации Ленского улуса, как он появился в Москве и к чему, в конце концов, приведёт его нынешняя деятельность в Литфонде и в МСПС (а теперь, если верить слухам, этот делец уже хочет возглавить и Союз писателей России).

Это – начало конца.

Валентин БЕЛОБОРОДОВ,
бывший член Ревизионной комиссии
Международного сообщества
писательских союзов