Садомазохизм в масштабах страны

№ 2011 / 12, 23.02.2015

С Галиной Артемьевой мы встретились утром в её московской квартире на Новинском бульваре. Несколько часов назад она прилетела из Германии, неделю назад вышла в свет её новая книга, и уже был закончен следующий роман.

С Галиной Артемьевой мы встретились утром в её московской квартире на Новинском бульваре. Несколько часов назад она прилетела из Германии, неделю назад вышла в свет её новая книга, и уже был закончен следующий роман.

За время беседы Галина Марковна несколько раз искренне смеялась, несколько раз плакала, при этом рассказывала весьма интересные вещи.

Галина АРТЕМЬЕВА

– Я прочитала вашу книгу «Дом с сиреневыми ставнями», мне показалось, книга программная…

– 28 января уже новая книга вышла. Очень важная для меня. «И в сотый раз я поднимусь». Мои книги все – абсолютно разные. Стиль – это как группа крови, его не поменять. Но всё остальное – всегда разное. Сама удивляюсь, почему так неизменно получается, может быть, потому что ездить приходится много, и везде разные эмоции, флюиды, настроение, разные идеи приходят в голову – каждая страна будто дарит что-то своё. Что касается сюжетов, у меня всегда очень занимательный сюжет. Но из-за острого сюжета причислять мои книги к так называемой женской прозе было бы несправедливо. С одной стороны – ничего страшного. Мы великие страдалицы – русские женщины, и мы тянем эту страну, насколько хватает сил. Поэтому издеваться и говорить с ухмылкой «дамская проза» было бы неуважительно. Даже в перестроечные годы, когда писатели-мужчины ушли на дно, появилась та же Маринина, которая заставила людей читать. Я не вижу ничего плохого в том, чтобы читать детективы. Когда человек привыкает читать, он начинает думать, анализировать…

Серия моих книг называется «Лабиринты души». В каждом романе есть некий манок. Никто мне никогда не диктовал этого. Но я понимаю, что достаточно большое количество людей сегодня разучилось читать серьёзные вещи.

Когда мы собачке даём, пардон, лекарство от глистов, мы заворачиваем его в кусок мяса, и она его съедает. Да и нам любую горькую печальную истину лучше обернуть во что-то. Хитрость в том, что я читателя беру и веду, и он за мной идёт, потому что ему интересно. Это такой приём. Мне самой было бы тяжело продираться сквозь текст, если бы мне не было интересно, что дальше. В книге «Новый дом с сиреневыми ставнями» я знала изначально, что главной героине кто-то подгадил с диагнозом, но я не знала, кто. Я знала многое о её муже. Но я вместе с Татьяной догадалась, кто её главный враг. Как можно понять – настоящее ты пишешь или нет – когда не ты пишешь, а герои ведут тебя за собой. И когда я узнала, кто и как всё это устроил, я так удивилась! Ответ пришёл словно извне. Мне очень нравится, когда узелки связываются, тем более, так неожиданно.

Одна из главных тем в этой книге – тема измены и во что человека превращает измена. И глава «Медея» – это не пересказ мифа, а это раскрытие внутреннего состояния женщины, которой изменили. Лучше, чем с помощью этого мифа, не расскажешь. Много тысяч лет назад женщины так же жили, так же чувствовали, как и мы сейчас. И то, что женщина, которой изменили так подло, так коварно, как это сделал Ясон, превращается в демона, это факт. И нельзя человека обманутого, преданного судить по тем же законам, что и людей, живущих в покое и не преданных. Она убила своих детей и умчалась на огненной колеснице. Но она уже не женщина после всего, что с ней произошло. Это демоническое существо. Этот миф для меня был очень важен. Я не во все книги включаю мифы, но делаю это довольно часто, потому что я на этом выращена, вскормлена, бывает, я использую миф как иллюстрацию.

Оказывается, моя книга помогла многим женщинам и мужчинам пережить ситуацию измены, как я уже знаю по отзывам. Но это лишь одна линия романа.

Для меня очень важна линия Ольги, которая относится к детям с синдромом Дауна как к счастью. Ещё я привожу в тексте историю Хелен Келлер, слепоглухонемой американской девочки, которая стала известной писательницей благодаря терпению своей учительницы. У нас не хватает терпения и сил для того, чтобы из таких трудных детей растить полноценных людей. Мне бы хотелось, чтобы женщины, у которых такой ребёнок, не воспринимали это как проклятье. Ведь многие такие женщины считают себя счастливыми.

Линия Даны даёт тему «Мир сошёл с ума». Дана, которая ждёт свою любовь, и, казалось бы, встречает её, в результате сталкивается с неожиданностью.

Ещё очень важный момент, который надо учитывать: все мои книги пишет глубоко верующий православный человек. Неверующий человек дьяволу неинтересен, а верующий постоянно подвергается искушениям. Для меня основа России и русскости – это православие. Ведь что первым делом начали делать большевики? Крушить веру! Потому что они понимали, что, уничтожив душу, с телом можно делать что угодно. И сейчас очень много желающих это сделать. Есть замечательный писатель, Леонид Бежин, ректор Института журналистики и литературного творчества. Он написал книгу о священниках, которых массово ссылали, работал в архивах НКВД. Он рассказал мне, что в одном из документов причина смерти указана: «удушен епитрахилью». То есть, палачи священника удушили тем, что он возлагал на голову кающегося грешника, отпуская грехи. Об этом страшно даже вспоминать. Ещё должно прийти время, чтобы рассказать о каждом злодеянии. О трагедии еврейского холокоста написаны тысячи книг. О турецкой резне армян 1915 года писали, пишут, создают пьесы, снимают фильмы. Но почему нет истории о геноциде нашего народа? Десятки тысяч одних только священников были убиты… Когда же настанет пора оплакать их?

Мне кажется, каждый верующий человек должен сделать то, что ему дано – или привести человека к своему духовному отцу в храм, кто-то – хотя бы вести себя как христианин – терпеть, сострадать. А кто-то – писать, говорить о вере.

Мой знакомый протоиерей рассказал историю, которую он услышал от одной прихожанки – их начальница пришла на работу и ругается на подчинённых матом, при этом говорит: «С вами и душу очистить нельзя! Я же в церкви была, записочки написала!». Она думает, что она христианка, что это написание записочки делает её почти святой. И она в состоянии святости приходит на работу, а там не так что-то сделали сотрудники, и она их материт отборным сквернословием. Она при этом убеждена, что христианка. Это, к сожалению, портрет нашего современного человека. Но христианство – это совсем не то, чтобы взять и написать записочку, или взять и повенчаться, потому что это красиво, а потом пойти и поблудить. Брак – это таинство. Ты даёшь обет перед Богом. И ты его оскверняешь. Это очень страшно…

– А ваша новая книга? Что в ней особенного?

– Мне хочется, чтоб на неё обратили внимание. От неё невозможно оторваться. Это я не для красного словца говорю. Ведь я профессионал, филолог, и моя задача сделать книгу интересной. Я бы назвала этот роман романом-эпопеей. Несмотря на стандартный, в принципе, объём. Здесь в центре внимания женщина Саша, описывается её судьба. Она приблизительно 1962 года рождения. Она застала расцвет советской власти, у неё отец фронтовик, что тоже немаловажно, она воспитывается в духе мощных идеалов.

Я привожу историю, это одно из стихотворений в прозе Тургенева, как старый человек рассказывает о военной кампании 1805 года, как они стояли в Моравии, и было твёрдое приказание главнокомандующего не притеснять местное население. Они как раз стояли недалеко от того города, где родился мой третий сын – Оломоуца. Хозяйка того дома, где они стояли, обвинила денщика в краже курицы. И этого невинного солдата по приказу главнокомандующего казнили.

Я не могу без слёз это вспоминать. Он говорил, что не виноват. И хозяйка уже нашла эту курицу. И что он сказал перед смертью: «Скажите ей, что я её простил». Ужас в том, что это портрет русского человека, причём, очень яркий и глубокий. Ему кричат – скажи же, Егор, что ты не крал, что ты не виноват! А он застыл. Русский человек всегда застывает… Как Некрасов писал – «терпеньем изумляющий народ». У меня с детства есть такая особенность – задавать вопросы, те, которые мне кажутся очень простыми, но которые другие почему-то не задают. Я спросила себя – а почему же его молодой офицер не крикнул: «Ваше превосходительство, он этого не совершал, он в это время был со мной!» А потому что он такой же русский человек.

А история про Герасима и Муму? Почему Герасим не ушёл от барыни до того, как утопил собачку? Люди, проснитесь! Не надо убивать Муму! Вся наша власть построена на отношениях садо-мазо. Когда он уже преступил черту и ему уже всё равно, он уходит, он совершает свой бунт.

В детстве, прочтя «Муму», я задавала взрослым два вопроса: как Герасим глухонемой понимал, что он крепостной и что он зависит от барыни. И второй вопрос – почему он не взял Муму и не ушёл с ней от барыни. Вот в этом как раз характер нашего рабства. Нас нужно довести до такого, что мы всё сокрушим на своём пути… Только Тургенев, как очень русский человек, говорит об этом тихо. Если у Пушкина: «Боже упаси видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный», то у Тургенева та же самая мысль – вот он, русский бунт – бессмысленное и беспощадное убийство самого дорогого, что у тебя есть. Он же душу свою убил. Даже когда барыня не давала ему жениться на любимой девушке, он не протестовал. Но когда она отняла у него последнюю любовь, то – это было уже для него всё, конец, и барыня поняла, что уже всё. Вот это, между прочим, – огромный недостаток русского народа, источник наших бед – его терпение. Может, благодаря терпению мы выжили. Я за собой также замечала, что я очень терпеливый человек. Но это претерпевание не должно быть столь долгим, когда ты терпишь и ждёшь взрыва, и на взрыве тебе уже ничто не страшно. Но пока ты ждёшь, внутри исходишь слезами.

В романе, о котором мы сейчас говорим, я описываю и 1968 год. Я сама жила пять лет с мужем, военным врачом, в Чехословакии. Я привожу там историю, рассказанную чешской женщиной, мамой моей близкой подруги, с которой мы до сих пор дружим. Я была по отношению к ним оккупанткой. А папа мой освобождал эти страны! Это было чудовищно. Чехи – очень добрые. И вот я спрашиваю, а как тогда было, в 68-м году? И она мне рассказывает: «Я Майке и Иржинке готовила бутерброды рано утром», – а они действительно встают рано, в пять утра, – «смотрю в окошко, а там – танки стоят, чужие». Они в деревне жили. Ужас! А потом, смотрит, «хлопчики русские сидят в огороде и дёргают морковку, из той грядки, где она совсем маленькая». Я у них спрашиваю: «Что же вы делаете, вы же крадёте». Они говорят: «Мы голодные, тётя, нас не покормили». А ведь это правда. Они не знали – где они, что они делают, про них забыли и не покормили. И что она сделала? Она вынесла им бутерброды…

С тех пор, как я услышала эту историю, я и стала человеком. Ведь воспитание советское было беспощадным – понять, что пожалеть человека можно как человека, несмотря на то, что он противник, я смогла только после этой истории. А до этого я жила с ледяным сердцем, иначе было не выжить. Меня Бог спас, дав мне ледяное сердце. Я очень тонко всё воспринимаю, и я бы не выжила, если бы оно не было, как курица из морозилки. А там я начала оттаивать. И именно тогда я крестилась.

Сейчас странная тенденция возникла: наши соотечественники дружно ненавидят Москву, москвичей, а что нам делать, если мы родились здесь?

Здесь, на наших глазах был 1991-й год, мы ходили на баррикады к Белому дому. Прямо из окон наблюдали, как горела мэрия, шли танки.

Потом 1993-й год… Я всё это описываю. И как обычной женщине с тремя детьми выживать среди всего этого ужаса? Она выживает. Держится на плаву. Всё это с юмором перемежено, со смешными эпизодами. Я очень смешливый человек. Это тоже моё великое счастье. Иногда мне кажется, что смех – это великий подарок Бога человеку. Он даёт нам великое утешение, не даёт нам впасть в отчаяние. Если нам больно, страшно, Он говорит: «А ну, повернись, посмотри, как там смешно!» Это великое счастье. И постоянно в книге можно увидеть юмор, не чёрный, очень добрый.

Героиня романа, Саша. Она – обычная женщина, но каждая из нас, русских женщин – совершенно необычная. Я люблю и уважаю наших женщин – это такая мощь, такая сила, и столько она может всего сделать, столько всего ей дано – и понимания, и чувства, и сострадания, если её только научат сострадать. Каждая женщина по-своему необычна. Так и моя героиня Саша. Она, оставшись одна с тремя детьми, встречает свою любовь. Происходит чудо – начинается новая жизнь. А потом с её детьми, уже в наши дни, происходят такие страшные и непостижимые вещи, которые не должны происходить с теми, кто молча всё стерпел и пережил. Потом происходит захват детей милицией – с пытками и всеми делами – ничего нового. Но я, наверное, на данный момент первый автор, который открыто об этом рассказал.

После всех мытарств героини по выцарапыванию детей остался один вопрос – бесов тоже нужно прощать? Для меня это – нерешённый вопрос. Если человек не молится и не очищает свою душу покаянием, не поддерживает её в хорошем состоянии, то она зарастает грязью – это ведь так просто. Ведь если мы не будем, например, чистить зубы недели две, оставив их в первозданном состоянии – то очень быстро появится кариес или что-то ещё страшнее. Но почему-то никто не понимает, что если душу не очищать, то там начинают плодиться бесы. И в этой скукоженной душонке (а некоторое сущности рождаются вообще без души) сидит бес. А ты думаешь, что это человек, и разговариваешь с ним как с человеком… Но имеем ли мы, люди, право судить – кто бесы, а кто не бесы. Нет, такого права мы не имеем.

Ещё вчера я была в Берлине в нашем Свято-Воскресенском соборе на проповеди. И батюшка очень хорошо сказал: «Вы никого не осуждайте. Мы же прах, глина в руках божьих. Представьте, что стоят глиняные горшки: в один изливается благодать, в другой – нечистоты, в этом его назначение. И что второму горшку делать? Просто стоять и принимать в себя всё». Я шла с проповеди и думала, да, с точки зрения неосуждения мы все должны быть этими горшками. Но всё-таки мы люди, Бог в нас душу вдохнул, создал нас не по подобию горшка, а по своему образу и подобию. Следовательно, наш долг – поддерживать чистоту души.

Очень важен для меня финал романа. Именно там главная героиня рассуждает со своим другом Мартином о возможности прощения. Ведь жить под гнётом злобы, осевшей в душе, нестерпимо тяжко. И друг её замечает: «У тебя есть свобода выбора. Бог говорит: «Прощай врагов своих». Но есть воля Бога, а есть воля человека. Ведь Бог подарил человеку, единственному из живых существ, свободу воли. Если свобода человека совпадает с волей Бога, то получается очень мощный человек. А если он думает, что он свободен давать волю злобе, ненависти, то оказывается в собственных плевках и нечистотах. И вот друг Саши говорит: «Ты можешь выбирать – поступать по воле Бога и прощать, или ненавидеть, злиться и падать в свои же плевки и копошиться в них. Ты знаешь, что мне тоже бывает сложно, но я нахожу силы не только подниматься самому, но и помогать другим, тем, кому сейчас хуже. Ведь тебе сейчас хуже?» Она задумывается и отвечает: «Нет. Мне не хуже. Я сумею, я поднимусь».

Что сейчас меня пугает: власти своим бездействием всё время ставят нас перед выбором насильственного действия, а ведь мы – самый добрый и терпеливый народ. Посмотрите историю императорской России – каждый мог построить карьеру. Говорят, что евреев не пускали. Однако карьеру иноверцу делать было можно. Пожалуйста, крестись. Государство основывалось на самодержавии, Православии и народности. Хочешь делать карьеру, хочешь работать на батюшку-царя – пожалуйста. Крестись, и дороги все пред тобой открыты. Крестись и скажи, что ты с нами. Как мусульмане заставляют в Афганистане, например – делай себе обрезание – и пожалуйста. И у нас так было. Жениться можно было только через венчание. Хочет татарин жениться на русской – пожалуйста, венчайся. Хочешь делать карьеру – пожалуйста. Никто тебе не мешает. Но прими нашу веру, будь как мы. Есть в этом логика? Безусловно. Когда ты нашу веру принял, ты становишься абсолютно свой, частью единого целого.

В Боровске есть Святопафнутьев монастырь – кто такой был святой Пафнутий? Татарин. Но его отец был православным, и он принял православие. Это православный святой. И что? Самый терпимый к другим национальностям народ – русский. И что сегодня с ним делают? Его насильно поднимают на ненависть! И с этого начинается роман «И в сотый раз я поднимусь» – с киргизских дворников. И я бы ничего не имела против киргизских дворников, если бы я не видела, насколько у нас не расчищен двор, насколько их много в сравнении с двумя дворниками – татарами, которые всю жизнь, сколько я себя помню, здесь работали.

– Вы живёте и за границей, и в России. Нашу страну всеми силами пытаются сделать похожей на Запад, на Европу. Как вы находите эти попытки?

– Во-первых, на Земле нет ни одного места, которое можно было бы назвать раем. Разве что раем природным. Но ведь Россия была раем, была изумительной красоты страна. Посмотрите картины Нестерова…

У меня твёрдое ощущение, что всё цивилизованное человечество катится в пропасть. Помните «Преступление и наказание» Достоевского? Когда Раскольников был уже на каторге. У него началась болезнь во время Великого поста. Он проболел весь пост и Страстную неделю, и потом только пришёл в себя. Во время болезни его посещали всякие видения. Раскольников – революционер в чистом виде. Но ему надо было покаяться не в убийстве старухи – этому всё его физическое существо воспротивилось. Ему надо было покаяться в идее, а это сложнее всего. Во время поста и болезни Раскольникова посещали видения о трихинах. И к нему, как выздоровление, пришло раскаяние. И весь XX век исполняется пророчество о трихинах. Очень советую перечитать Достоевского.

Любой режим, любая -кратия будет всегда зажимать человека. Америка – абсолютно тоталитарная страна, абсолютно тоталитарное государство, и у людей там рот закрыт. Их зомбируют. То ли англосаксы как нация более податливы к внушению… Мы же тоже читаем газеты, но мы им не верим. И сидим и говорим с вами о чём угодно открыто. Мы научены жизнью вот так. А они – верят. И в Германии, когда с людьми разговариваешь, спрашиваешь: «Почему вы верите газетам? Разве вас другие люди никогда не обманывали?» Они говорят: «Обманывали. Но газеты-то не могут обманывать. У нас свобода слова. Зачем это нужно?» Это очень интересно. Для меня это феномен. Я не могу понять, чем же их зомбировали.

В школе планируют оставить три предмета, в том числе «Россия в современном мире». Это же очень смешно. Кто это будет преподавать? Нужен преподаватель, знающий несколько языков, хорошо пропутешествовавший по миру и имеющий высокий уровень подготовки. А бедная учительница, которая живёт от зарплаты до зарплаты, которая всего раз или два в жизни выезжала из страны, или вообще никуда и никогда не уезжала?

Я очень хорошо помню себя после операции. Когда мы с мужем развелись, я осталась одна с тремя детьми. И я себе сказала: «Ничего. Я переживу». Я же когда рожала троих детей, я всегда рассчитывала, смогу ли я, если что случится, поднять их одна. Но я не рассчитывала, что будет перестройка. И что на её фоне я смогу заболеть, попасть в реанимацию и пережить клиническую смерть. И когда я выписалась (а меня всю жизнь считают все крайне благополучной, и я не ропщу, пусть считают, Господь знает, кто из нас благополучный), мне врач говорит, что мне нельзя ни в коем случае выписываться на работу, потому что у меня была огромная кровопотеря. Врач сказал, что мне надо есть мясо, икру, пить гранатовый сок. Уже смешно. Я ответила – да, хорошо. А сама думаю – откуда ж я возьму мясо и икру, когда мне детей кормить нечем. Денег у меня не было вообще. Тогда ещё была жива моя мама, она вскоре после этого умерла, очень рано. Она прислала мне тогда огромную кастрюлю квашеной капусты и мешок картошки. Это была наша еда. При том мы были очень довольны. Мы были все живы. Наварим этой картошки и едим её с капустой – ничего вкуснее не было! Но, в принципе, это нищета. Бывало, наскребём копеек, я посылаю Пашу в магазин за хлебом – будем делать военные бутерброды. Моя тётя рассказывала, что во время войны это было самым большим лакомством: намажешь хлеб маслом, посыплешь сахаром, и получается самое вкусное лакомство. Дети радовались – мы всё делали в игре. Нарежем этот хлеб треугольниками, посыплем сахаром и радуемся – пирожные! Господь сказал: «Будьте как дети». Если тебе это дано – это большое счастье, если не дано, то нужно в себе это растить. А ведь, по сути, мы сидели на хлебе и воде. И когда про меня пишут: «благополучная дамочка, что она вообще знает о жизни», мне всегда делается смешно.

Россия – это боль моя. Недавно швейцарцы меня спрашивали, прям как вы сейчас, как там сейчас в России, чем она отличается? Швейцарцы очень хорошие люди, они всегда готовы помочь, недаром они не воевали столько веков. И у них совершенно другой народный характер, уважение к себе, потому что те народы, которые воевали, они другие. Убийство лишает человека и народа в целом чего-то основного. И я говорю, оглядываясь на всю свою прошлую жизнь, назад: «Моя жизнь на Родине – ни дня покоя». Это же невозможно – прожить всю жизнь, вырастить троих детей и не видеть ни дня покоя. Спросите свою маму. Она вам то же самое расскажет, и вы уже то же видите. Нам не дают покоя.

Государство, живи отдельно, мы будем платить тебе налоги. А ты будешь защищать наши интересы – вот идеальное устройство государства.

Вот уже больше двадцати лет мы живём в обстановке постоянных, непрестанных перемен. Иногда создаётся впечатление, что эти непрекращающиеся перемены производят для того, чтобы нас сломать, дух наш уничтожить. Поэтому, к сожалению, мне очень тревожно. Это моя Родина, а Родины другой, как и другой матери, не бывает. Мы можем на мать обижаться, можем то, можем сё, это Родина для многих миллионов, и если каждому из этих миллионов больно за свою родину, то это несчастная страна. А я не желаю несчастья своей Родине.

7 февраля у меня вышла книга на японском. И я была в Токио месяц, общалась с переводчицами этой книги. У нас был очень милый разговор, одна из переводчиц Кейко на вопрос, почему она стала учить русский язык, ответила: «Русский язык мистический». Это правда. Нет больше такого языка. И если я этому языку посвятила всю свою жизнь, могу ли я не любить его, могу ли я не любить свою Родину? Я не выношу диссидентов, которые на родном языке пишут плохо о Родине, именно потому, что нельзя на мать и на родину хулу возносить. Тебе что-то не нравится? Тебе дан язык, делай так, чтоб люди сами увидели проблему, но без хулы, без ругани, с любовью. Вот что для меня самое основное. Я все свои книги пишу с огромной любовью, несмотря на то, что в них есть и боль. Мой самый любимый с детства писатель – это Лесков, душа русского народа, православие у него – как группа крови. Лесков меня поразил, когда я открыла его книгу, меня просто пробило. Мне достаточно произнести «Очарованный странник…», и у меня мурашки по коже идут. Платонов – мощнейший наш страдалец. И для меня это такие маяки – вот бы так смочь, как они! Когда человек читает, и у него сердце очищается слезами. Не выдавить слезу сентиментальную, но очистить. И, конечно, Иван Шмелёв.

– Вы изучали гендерную психологию…

– Да, по гендерной психологии у меня даже вышло несколько прикладных книг. Когда я заканчиваю писать роман, я не могу остановиться писать. Но начинать новый роман нельзя. Пыл остался, новые впечатления накопились… Вот я и берусь за прикладную книгу. Сейчас вышла моя книга «Наблюдай как мужчина, выгляди как женщина». Надеюсь, кому-то поможет.

Сейчас – эпоха женщины. Она берёт на себя лидерство. Но поскольку всё-таки женщина произошла от ребра Адама, а не наоборот, возникает масса спорных ситуаций. Об этом в том числе мои практические книги – о том, как строить взаимоотношения в семье, как задать вопрос, кто кому должен и должен ли? Я недавно проводила опрос среди юных девушек и мальчиков – каким бы вы хотели видеть своего будущего супруга или супругу? И что меня поразило – мне были интересны качества, а самым интересным оказалось другое. Девочки писали все как одна, без исключения: «Мой муж должен быть… красивым, умным» и так далее, и везде «должен», «должен», а ещё «обязательно должен». А мальчишки писали: «Я бы хотел, чтобы у меня была жена такая, мне бы хотелось, черты своей жены я вижу такими…» То есть у мужчин более правильная система без долженствования. Надо же (и я в книге, не удержавшись, написала это), он ещё не родился, а уже всем должен. И если мы, нынешние женщины, посмотрим на себя со стороны, то нарисуется картинка довольно-таки страшная.

– А это черта нового поколения, или отношения мужчина-женщина строились так всегда?

– Это очень хороший вопрос, я его себе тоже задавала. У Сомерсета Моэма, который некоторое время жил в России, я нашла записи о том, какими поразительными ему виделись отношения мужчины и женщины у нас в России. Он писал в начале XX века, что женщины, во-первых, очень сильные, а во-вторых, они чудовищно деспотичны по отношению к мужчинам и бестактны. Они помыкают мужчинами. И мужчины это терпят. И он писал о том, что это видно и в художественных произведениях, и у Тургенева, и у Достоевского – всякие Настасьи Филипповны и Грушеньки. Он это очень хорошо увидел. У нас же всё построено на садо-мазохизме, женщина, может быть, даже получает какое-то сексуальное удовольствие от того, что она в быту командует, а потом она хочет, чтоб ночью командовал он. Но она его уже так принизила, что не будет он в постели командовать, если его в быту унижают. Для неразумной женщины это такие игры, а в схеме садо-мазо садист один и мазохист один. И мазохист не станет садистом, и наоборот. Вот в чём суть.

А психологическое образование я получила не для того, чтобы работать психологом. Я окончила Ленинский педагогический институт, это был сильнейший в стране вуз. И мы изучали там психологию, мы даже умудрялись Фрейда читать, хотя в те годы это было труднодоступно. То есть у меня есть изначально психологическое образование. Потом я уже стала углублять знания. Во-первых, потому что это интересно. Во-вторых, я помогаю своим друзьям и близким, и это очень тяжёлый труд. И, в принципе, если ты помогаешь не родным или друзьям, этот труд должен быть высоко оплачен. Я, естественно, ни со своих детей, ни с подружек не буду брать денег, это понятно. Но я знаю, как помочь.

– У вас такая большая творческая семья. Расскажите, пожалуйста, вкратце, чем занимаются члены вашей семьи.

– Муж у меня концертирующий пианист, постоянно в разъездах.

Паша Артемьев ушёл из группы «Корни». Мне кажется, он абсолютно правильно рассудил – для юности это всё было очень хорошо, им по 18–19 лет было. А прошло по контракту семь лет, и он захотел собственную свою творческую карьеру начать. Он создал свою группу, кроме того, он играет в театре «Практика». Сейчас они с Сашей Асташонком сделали антрепризный спектакль. Ему очень нравится театр. Он за последнее время очень много написал хороших песен.

Оля у нас поэт – член Союза писателей Москвы (у Риммы Казаковой ещё была принята), у неё вышло три книги. Сейчас у неё на руках двое маленьких детей. И она, конечно, зашивается, но стихи пишет, ищет, где бы издать книгу, потому что с поэзией очень сложно, приходится долго искать издателя.

Сейчас вышла уже вторая книга моего сына Захара. Он журналистом был. Но пошёл по писательской стезе. Такая мужская литература. Книга называется «Отряд имени Сталина». Эту книгу он посвятил своим прадедам, которые у него были боевыми генералами. Прадед моих детей Павел Артемьевич Артемьев (Паша его полный тёзка) командовал Московским военным округом. И он командовал парадом 41 года, с которым шли на фронт защищать Москву. Самое удивительное, что когда он мне рассказал, о чём о хочет писать – об отряде парашютистов, которые вели работу против немцев во вражеском тылу, он не знал, что его дедушка Марк в таком отряде и был. Наверное, генетическая память.

Беседу вела Любовь ГОРДЕЕВА