Время триумфа
№ 2011 / 12, 23.02.2015
Конец 50-х – начало 60-х годов двадцатого века по праву можно назвать временем триумфа советской космонавтики. Первый спутник, полёт Лайки и, наконец, первый человек на околоземной орбите – вот только некоторые этапы этого пути.
 |
| Александр МЕЛЬНИКОВ |
Конец 50-х – начало 60-х годов двадцатого века по праву можно назвать временем триумфа советской космонавтики. Первый спутник, полёт Лайки и, наконец, первый человек на околоземной орбите – вот только некоторые этапы этого пути. Как это ни поразительно, он начался всего лишь пять лет спустя после окончания самой разрушительной войны в истории СССР.
Сегодня мы публикуем воспоминания полковника медицинской службы Александра Дмитриевича Серяпина и полковника медицинской службы в запасе Бориса Леонидовича Покровского, рассказывающих, как это всё происходило.
До своего назначения в Институт Авиационной медицины капитан А.Д. Серяпин успел повоевать на озере Хасан, закончить Ленинградскую Военно-медицинскую академию и дойти вместе со своей авиационной частью, где он служил полковым врачом, до Берлина. В Институте он попал в лабораторию герметичности кабин подполковника Владимира Ивановича Яздовского, теснейшим образом связанную с КБ Туполева. Там как раз шли большие работы по созданию дальних бомбардировщиков Ту-95. Принимал участие в полётах, продолжавшихся по 15–20 часов. Маршрут обычно был такой: Москва – Дальний Восток – Москва – Сталинград, где на полигоне сбрасывалась 10-тонная авиабомба – Москва.
Но в 50-м году произошёл поворот, круто изменивший всю его дальнейшую жизнь. А.Д. Серяпин так вспоминает об этом:
«В октябре месяце я как-то задержался на работе. Вдруг – звонок: вызывает начальник Института. Прихожу (он сидит вместе с Яздовским), доложился. Начальник Института говорит: «У меня к Вам предложение. Только Вы сразу не отказывайтесь! Мы с Яздовским решили только Вам поручить». Открывает шкаф, вынимает одежду для подопытных собак, сшитую из кожи. Кожа хорошая, мягкая. «Мы заказали на фабрике одежду для собак. Они нам пошили. Но, Вы знаете, всё хорошо, но она не прилегает к телу собаки».
На собаках в это время в Институте велись большие работы. На кошках, на кроликах. Авиация переходила с винтомоторных самолётов на реактивные. Высоты сразу стали другие, скорости увеличились. Но у Яздовского, в особой, сверхсекретной группе, были свои собаки. Отдельно. Никто ничего не знал, чем они там занимаются.
«Мы просим Вас заняться этим вопросом, – продолжает начальник Института. – Попробуйте из этого материала сшить одежду для собак. Вот их размеры. Но шейте или дома, или по вечерам, чтобы никто ничего не видел!»
В это время приехала мать жены из Омска. Видит, что я вечерами этим занимаюсь. Спрашивает: «Ты чего делаешь?» – «Да вот, надо пошить». «Ну-ка, давай!» И взяла всё в свои руки. И мы вместе с ней пошили.
Первый же вариант понравился и Яздовскому, и начальнику Института. Сказали: «Вот так и шей!» И я пошил. И забыл об этом.
И вот, в ноябре 50-го года, тоже вечером, сижу в лаборатории один, снова звонок: «Срочно к начальнику!» Спускаюсь с 4-го этажа на первый, спрашиваю у секретарши: «Кто там?» – «Начальник, Яздовский и какой-то очень симпатичный мужчина!»
 |
| Александр СЕРЯПИН |
Захожу, доложил. Начальник встал из-за стола, поздоровался. А этот мужчина стоял возле доски. С мелом в руке. И на доске, смотрю, нарисована ракета. И цифры: 40 и 100 км. Начальник Института говорит: «Сергей Павлович, это вот товарищ, которого мы рекомендовали Вам. Просим его включить в нашу группу. Закончил ВМА, показал себя прекрасно в КБ Туполева!» Тот вытер руки, подходит, поздоровался: «Ну, что, будем знакомы! Но давайте так, как, вот, работают Ваши товарищи: предупредите жену, что Вы будете очень часто выезжать в командировки. Длительные. Но чтобы она не знала об этих командировках ничего, я уже не говорю о Ваших товарищах, знакомых! Слова: «ракета», «высоты» должны быть исключены из Вашего лексикона, даже в разговорах с сотрудниками!» Я говорю: «Всё ясно!» И с ноября месяца я приступил. А они работали с 49-го года.
Там шли очень сильные «бои»: кого нужно запускать на ракете в первый полёт. Учёные, допущенные к этим работам из Академии наук, настаивали на том, чтобы этими животными были бы крысы, лабораторные мыши, морские свинки. Они ссылались на то, что американцы проводят эксперименты на этих животных. Поэтому, мол, посылать каких-то более развитых животных бесполезно, будем, мол, получать только трупы, давайте начнём с этих. Ну, а наши настаивали на собаках: мы прекрасно знаем их физиологию. Они очень близки к человеку. Получив данные на собаках, мы можем их перенести с какими-то там допущениями на человека. А что мы получим с крыс? Живы или мертвы – больше ничего!
В конце концов, Королёв и академик Благонравов, назначенный Председателем Госкомиссии по этим работам, поддержали нас. Вопрос был решён: посылать собак.
В мои обязанности входило создание нужной атмосферы в кабине ракеты и предполётная подготовка животных».
Американцы пошли несколько иным путём: вместо собак они использовали (правда, крайне неудачно – почти все животные погибли) шимпанзе.
У нас первопроходцами стали две безвестные дворняги: Дезик и Цыган. В первую очередь всех интересовало, как собаки перенесут невесомость. Очень многие тогда говорили, что собаки не вернутся живыми. Вопреки ожиданиям, и Дезик, и Цыган возвратились живыми и здоровыми. Но как узнать, что они испытали в полёте? Они ведь ничего не скажут. Поэтому при запуске следующей пары решили проверить.
А.Д. Серяпин:
«Один из инженеров оставил в кабине гаечку. И видим на экране телевизора – гайка эта летает, и собаки с любопытством смотрят на неё. Вот тогда и убедились: если с собаками ничего не происходит, наоборот, они успокаиваются, значит, невесомость не оказывает вредного воздействия».
Первые полёты проходили по параболической траектории, т.е. – взлёт (достигший постепенно высоты 400 км) – посадка. Потом, после запуска первого советского спутника, пришла очередь вывода космических аппаратов с животными на околоземную орбиту.
Не следует думать, что и у нас все запуски проходили без гибели, по разным причинам, животных. Случалось всякое. Космос есть космос. Но самым драматичным был полёт Лайки.
А.Д. Серяпин:
«Приземления Лайки с самого начала не было предусмотрено. Тогда ещё оставались совершенно не отработаны ни торможение на орбите, ни посадка. Мы готовили её с особым чувством, зная, что не увидим больше никогда. Положили её жизнь на алтарь науки! Мы настаивали, чтобы инженеры предусмотрели особую кнопку, которую мы могли бы в любое время, если наступит критическая ситуация, включить и сделать собаке укол. Чтобы животное не мучилось, заснуло и всё. Но потом как-то это забыли».
После этого встал вопрос о возвращении корабля на Землю. Как затормозить? Где сядет спускаемый аппарат: на суше или приводнится в океане? Как сделать, чтобы он сел в доступном районе СССР? Всё это отрабатывалось на кораблях типа «Восток».
А.Д. Серяпин:
«Запустили первый «Восток». Пустой. Включили торможение. И получилось всё наоборот. Корабль был так сориентирован, что тормозная установка не направила его к Земле, а наоборот. И он улетел в космос».
Вскоре была успешно осуществлена первая посадка спускаемого аппарата корабля «Восток», а затем – полёт знаменитых Белки и Стрелки. По этому поводу в Академии наук состоялось торжественное собрание, на котором никто не обратил внимания на сидевшую в первом ряду небольшую группу людей. Это и были первые космонавты.
А.Д. Серяпин:
«Мы работали с первым отрядом космонавтов с самого момента их появления в нашем Институте, продолжая заниматься полётами животных на кораблях «Восток».
 |
| Космический корабль Юрия Гагарина «Восток-1» |
Как-то, во время подготовки одного из запусков на Байконуре, туда к нам прибыли космонавты. Первая шестёрка. Мы готовили в МИКе (монтажно-испытательный корпус) один из «Востоков». Вдруг заходит Королёв вместе с космонавтами. Обращается к нам: «Вот, медики готовят эксперимент. Что вы делаете, расскажите!» Я отвечаю: «Готовим собачку, уже закончили!» А головная часть «Востока» стояла на возвышении, наподобие сцены. Он подошёл, обращается к космонавтам: «Ну, кто из вас хочет посидеть в «Востоке»?» И тут первый – Гагарин: «Разрешите мне?» С.П.: «Ну, пожалуйста!»
Гагарин снимает с себя китель, снимает ботинки (это очень понравилось Королёву), подтянулся, сел, говорит: «Хорошо, прекрасно!» Королёв: «Я вас приглашу, чтобы вы посмотрели на запуск, что это такое. Как вы полетите!» И они были на одном из запусков».
Вместе с собаками на «Востоках» стали «летать» и манекены из дерева, так называемые «болваны», одетые, как космонавт. Со всеми датчиками. Кроме этого – около сорока биологических объектов: кровь человека, кожа, семена гороха, гречки, пшена и т.д. Для того, чтобы выяснить, как действует на них космическая радиация. Всё это исследовалось.
А.Д. Серяпин:
«Что было нового при запуске «Востоков»? До этого от нас никто не требовал ни веса, ни габаритов. Мы ставили туда и баллоны с кислородом, и большие наши приборы. А когда вопрос зашёл о запуске человека, тут нам Королёв сказал: «Вот ваш вес, вот ваши габариты. И, будьте добры, укладывайтесь!» И первым встал вопрос: как обеспечить человека обычным кислородом?
С собаками было так: обычный баллон, и в скафандр мы подавали кислород. А как быть теперь? И тут мне подсказали, да я и сам вспомнил (в ВМА нам преподавали авиационную и подводную медицину): а когда подводники уходят в длительное плавание – как они-то там? Поехал. Оказалось – они используют специальные соединения. Килограмм этого вещества выделяет 800 литров кислорода. Чистого, пригодного для дыхания. И поглощает примерно 150 литров углекислоты. Примерно столько же влаги и вредных примесей, которые выделяются при дыхании. Эти соединения я и рекомендовал для полёта человека. Расчёт был – 13 суток. А с ними – хватило бы на все 30!
Получили разрешение на Балтфлоте. Поехал в сопровождении солдата – для охраны. Привезли металлический ящик, килограммов 10–12. С пластинами, толщиной примерно в лист писчей бумаги. И вот их и использовали.
С этими пластинами произошла интересная история. Как-то в Байконур приехало большое начальство, и когда они подошли к нам, Королёв попросил: «Покажите, как Вы обеспечиваете кабину кислородом!» Я взял эту пластину, и кто-то из кинохроники заснял мои руки с пластиной. Хорошо ещё, что меня не сняли! А это страшнейшая была тайна! Нас потом таскали на Лубянку. Морфлот заявил: «Мы 20 лет храним эту тайну, а вы! Американцы до сих пор берут в плавание целые комнаты вещества в россыпь!» Таскали здорово, Королёва тоже. Ну, потом, так как это было для служебного пользования и распоряжение о съёмке получено от очень больших начальников, дело замяли. Обошлось».
Накануне 12-го апреля 1961 года на космодроме прошло заседание Государственной комиссии. На заседании были все 6 космонавтов первого набора.
Председатель предоставил слово Королёву. Тот сказал, что техника к запуску человека в космическое пространство готова.
После этого выступил Каманин (начальник первого отряда космонавтов). Он доложил, что Военный совет ВВС рассмотрел данные всех космонавтов. Он беседовал с каждым. Военный совет рекомендует Государственной комиссии и Главному конструктору в первый полёт Юрия Алексеевича Гагарина, а его дублёром – Германа Степановича Титова.
А.Д. Серяпин:
«Оба встали, доложили: «Готовы выполнить задание Правительства!»
И сразу мы их забрали. Королёв сказал: «Теперь вы находитесь в распоряжении медиков!»
Нам был отведён один из домиков. Так называемый Королёвский.
В этом домике мы их и разместили. В отдельных комнатах. Никого к ним не допускали. Оберегали их, чтобы они не заразились: ещё только-только весна наступила. Как раз переходный период. Поэтому держали их отдельно совершенно.
Нас интересовало, как они будут спать. Спали они прекрасно. Побудка была в 5 часов утра. Потом они привели себя в порядок, как обычно.
Одевание проводили специалисты из Раменского КБ «Звезда» Алексеева, которое изготавливало скафандры, и наши медики.
Я в это время находился наверху, около кабины. Мы вместе с моим коллегой, инженером Ивановским, размещали питание перед посадкой космонавта. Разместили всё на свои места, всё осмотрели. Вместе с нами на этой высоте стоял солдат с автоматом. Вдруг телефон. Солдат взял трубку, послушал, спрашивает: «Кто из вас доктор? Вас к телефону!» Я беру трубку – С.П.: «Серяпин! Где космонавты, почему они задерживаются?» Я говорю: «Так там же Яздовский!» – «Что, я должен дозаправку делать? Всё испаряется, они уже опаздывают! Время посадки. Срочно, давай, спускайся, вон моя машина, и – поторопи!»
Ну, я спустился. Только спустился, автобус идёт! Но я уже на земле. А мне хотелось быть там при посадке Гагарина. Но вот не удалось.
Гагарин доложил Рудневу (Руднев стоял, Королёв, начальник космодрома).
Перед тем, как зайти в лифт, он произнёс речь. Наверху его проводил Ивановский. Он закрывал дверь».
Я поинтересовался: «Не спрашивал ли он Гагарина, не страшно ли ему лететь?» – «Они все бились, кто полетит первый!» – ответил Александр Дмитриевич.
А.Д. Серяпин:
«Улетел… Я, после того, как Гагарин сел в корабль, должен был находиться в домике (примерно в 3–4 километрах от места запуска), где стоял телевизор, и по возможности что-то записывать.
Слышу, как Королёв и его заместитель стали с Гагариным вести переговоры. Ну, он отвечал, что всё нормально. Что уже ознакомился со всеми приборами, системами. Не беспокойтесь! Всё будет нормально.
Потом пошли команды: ручка такая-то, кнопку такую-то нажать. Гагарин всё повторяет. Я у себя это фиксирую.
В этот домик народ всё подходит, набивается. Всем интересно.
Наконец, запуск. Гагарин говорит: «Заработали двигатели, сильный шум. Началась вибрация. Действует перегрузка. Прижимает здорово! Примерно 5–6-крат!»
И говорит, говорит без остановки: «Первая ступень отработала. Отлетела. Вторая ступень включилась. Потом – вижу Землю в иллюминатор. Прекрасно, какая панорама, изумительнейшая! Красиво!»
Всё время говорит! Я слышу сзади: «Слушайте-ка, он, кажется, с ума сошёл! Не похож на Гагарина, обычно он не такой!»
А тот продолжает: «Вторая ступень отработала. Включилась третья!» Потом закричал: «Ой, как хорошо! Слушайте – невесомость, изумительно!» Потом снова начал говорить, как красива Земля.
Я смотрю, по времени он скоро уйдёт из зоны связи. А ещё должен выполнить наше задание: попить воду и покушать. Потому что многие считали – в условиях невесомости космонавт есть не сможет. А тем более попить. Он задохнётся. Очень много было вопросов, неизвестных совершенно.
Мы проводили на себе такие эксперименты: я висел 10–15 минут, подвешенный за ноги, головой вниз. Потом ко мне подходили со стаканом, давали пить. Я пил. Но это было на Земле, а как будет в космосе – неизвестно.
Гагарин всё выполнил. Он попил, покушал. Совершенно нормально. И даже попытался что-то записывать: мы видели, как у него выпал карандаш и полетел. Он хотел его взять рукой и не поймал…»
После пятичасовой беседы с А.Д. Серяпиным мы решаем прервать наше интервью, договорившись о продолжении. К сожалению, девяностолетний ветеран надолго заболевает. Осенью 2009 г. его не стало.
 |
| Борис ПОКРОВСКИЙ |
Воспоминания А.Д. Серяпина мне хотелось бы дополнить рассказом его коллеги по Институту Авиационной медицины, также полковника медицинской службы в отставке, кандидата наук Покровского Бориса Леонидовича.
Б.Л. Покровский:
«Т.к. было принято решение о том, что в первом полёте космонавт, из соображений безопасности, будет катапультироваться из спускаемого аппарата, в январе 1961 г., помимо работ по подготовке отряда, в Институте Авиационной медицины была создана группа врачей-парашютистов. В случае необходимости они должны были быстро оказать первую помощь космонавту на месте его приземления. Он мог оказаться без сознания, или приземлиться в тайге, и прочее, прочее. Возглавил группу легенда Института, человек, совершивший первый в мире прыжок с парашютом на Северный полюс, В.Г. Волович.
Там был и Борис Егоров, будущий космонавт, которого в группе все звали Боря-большой, а меня Боря-маленький.
Мы прошли парашютную подготовку, сделали по 9 прыжков с разных типов самолётов и вертолётов. Прошли медицинскую подготовку по оказанию первой помощи, съездили в Раменское КБ «Звезда», научились расстёгивать скафандры и перед полётом Гагарина разлетелись в разные районы Советского Союза. Первым, до Урала, был Волович (он и встретил потом Юрия Гагарина). Если бы Гагарин пролетел дальше, то следующий район был мой. На Сахалине дежурил Боря Егоров.
12-го апреля я находился в воздухе, в поисковом самолёте: с парашютом за спиной, с пистолетом на боку, медицинской укладкой, специально разработанной в Институте, с маленькой рацией и ракетницей. У меня в подчинении было два опытных десантника.
Это объяснялось тем, что перед полётом нашу группу проинструктировали в Главном штабе ВВС. Сказали: есть сведения, что ЦРУ поручило любыми способами предотвратить или задержать полёт советского космонавта, потому что на май был запланирован запуск американского астронавта. Он не по орбите, а должен был подняться и потом спуститься, но всё равно, чтобы первый был он.
И нам сказали: как только взлетит наш космонавт, об этом будет сразу же заявлено во всех средствах массовой информации, независимо от исхода полёта. До этого о запусках наших спутников сообщалось только в случае их удачного завершения. Сказали, что мы должны быть первыми!»
Космическая гонка началась.
Александр МЕЛЬНИКОВ
Добавить комментарий