Изумляемся вместе с Александром Трапезниковым
№ 2011 / 20, 23.02.2015
Не так давно в нашей газете поминали добрым словом Юрия Марковича Нагибина его приятели и близкие – А.Гладилин, Д.Драгунский, А.Нагибина. Но нынешнее поколение о таком писателе, пожалуй, мало что знает.
В поисках красоты
Не так давно в нашей газете поминали добрым словом Юрия Марковича Нагибина его приятели и близкие – А.Гладилин, Д.Драгунский, А.Нагибина. Но нынешнее поколение о таком писателе, пожалуй, мало что знает. На устах и в умах иные: Пелевин, Устинова, Сорокин, Донцова, Минаев… Их и Кремль предпочитает читать, на ночь глядя. А потом бегает на посиделки к титану мысли Макаревичу и оттягивается от невыносимых государственных забот у резидентов Комеди-Клаба. Ну что сказать по этому поводу? Меня поразила фраза из новогоднего поздравления сами знаете кого к народу. Дескать, Россия ещё очень молодая страна, ей всего двадцать лет. А как же почти двухтысячелетняя история? Ну, тогда можно считать, что у нас и президенту пока всего три годика. Но это так, к слову. Вернёмся к Нагибину.
 |
Сопоставим ли уровень перечисленных мной литераторов с этим писателем? Нет, конечно. Хотя для своего времени и он был, несомненно, фигурой культовой в литературе, и отчасти даже гламурной, как и они. А уж сибаритом и барином, наслаждающимся прелестями жизни, по словам всех, кто его знал, был отменным. Любил изысканные блюда, тонкие вина, красивых женщин, заповедные уголки мира, умные книги и прочие недоступные простому обывателю вещи. Прекрасных дам прошу меня извинить за сравнение с неодушевлённым предметом; в оправдание могу лишь сказать, что даже Екатерина II на просьбу своего отправляемого в ссылку мужа оставить ему в утешение любимую собаку, лошадь, скрипку и княгиню Воронцову, ответила: «Три первые вещи можно разрешить, а в четвёртой – отказать». А Нагибин и имел право на всё это, на такой образ жизни, в отличие от нынешних литературных финтифлюшек, поскольку умел не только отдыхать с размахом, но и трудился не покладая рук, много знал, читал, был высокообразованным человеком. Да и написал немало, и всё, как говорят ныне – в масть и в цвет.
А главное, он считал своим долгом сохранять значимость того, что накопил мир за тысячелетия своего существования: архитектуру чудесных городов, художественные ценности, музеи, памятники старины, древние книги. Он был непревзойдённым знатоком творчества композиторов, музыкантов, художников. Не замыкался только на литературе. И оставил после себя беллетризованные истории жизни творцов. Таких как Я.Тинторетто, М.Шагал, П.Чайковский, И.Кальман, С.Рахманинов и других. Об этом его последняя (но будет ещё много разных переизданий из наследия Ю.М. Нагибина, я верю) книга «Итальянская тетрадь» (издательство «РИПОЛ классик»), вышедшая в свет только что.
В ней представлены художественно осмысленные портреты скульптора Бартоломео Коллеони, таинственного при жизни и после смерти художника Вермеера Дельфтского, русского живописца, графика, архитектора, музыканта, изобретателя и т.д. и т.п. Владимира Татлина (в сравнении с Леонардо да Винчи), немецких композиторов Иоганна-Себастьяна Баха и Ганса Швальбе, прославленного пианиста Генриха Нейгауза, великого певца Сергея Лемешева и других дорогих сердцу автора людей. А ещё с любовью освещены знаменитые термы Каракаллы, московские и венецианские переулки, и даже удивительный животный мир Италии. Ему было всё интересно, везде и всюду он находил красоту и видел то, чего не замечают другие. А грязи чурался. И правильно, между прочим. Не барское это дело.
Ю.Нагибин писал не только очерки и книги о своих излюбленных творцах, но также сценарии документальных и художественных фильмов о них. Их заказывали советские и американские кинокомпании. А «Дерсу Узала», мой любимый фильм, снятый великим Акирой Куросавой, даже получил «Оскара». Этот охотник-гольд такой же редкой души человек, на мой взгляд, как любой выдающийся композитор или живописец. «…Раз Нагибин умеет изобразить талант, пусть он и работает», – объясняли продюсеры. Судьбы всех этих художников густо наполнены радостью и несчастьями, творческими успехами и низвержениями, трагедиями, ошибками, заблуждениями и поисками истины. Обретением славы или последующим забвением и безмолвием.
Любой крупный человек, по мнению Нагибина, всегда крайне ограничен, эгоцентричен, порой просто беспомощен, но живёт при этом чрезвычайно глубоко, остро чувствует всю драматургию и махровую пошлость обыденности. Он, по сути своей, вечный изгой в обществе. Сам автор говорил: «Мне необычайно интересна судьба, отмеченная крутыми перепадами взлётов и падений. Идёт напряжённая и очень увлекательная работа. Она для меня – синоним самой жизни, где неизменно рядом мои вечные спутники – Литература, Музыка, Живопись… Я ведь исхожу в своей концепции из личности того или иного художника, главным для меня всё равно остаётся не технология, но сущность, изначальная материя его искусства».
Он часто бывал в Италии, любил эту страну, ценил её запечатлённую в камне музыку (фраза Микеланджело), и она отвечала ему взаимностью. В 1990 году Юрий Нагибин получил в Венеции «Золотого льва» за литературу, а в городе Агридженто был удостоен звания «Лучший писатель Европы». Настоятельно советую прочесть его «Итальянскую тетрадь», пополнить багаж знаний, да и просто расслабиться и получить удовольствие.
Постскриптум. Юрий Нагибин писал: «Необязательно самому уметь рисовать или лепить, но попробуйте регулярно походить в музеи, посмотреть побольше альбомов живописи и скульптуры, проявите стремление и упорство, и вы сами не заметите, как начнет открываться вам чудесный мир красок и линий, волшебство кисти и резца, подобно тому, как распахнулись навстречу мне необъятные горизонты музыки». Это призыв к сегодняшним молодым, столь увлечённым гламурным сиянием пустышек. Не там ищут красоту.
Трагедия же самого Юрия Нагибина заключалась в том, что мать с детства скрывала от него имя подлинного отца, репрессированного в сталинские годы. И он всю жизнь считал себя человеком одной национальности, по отчиму, а оказался другой. Не «богоизбранной», а «богоносной», так скажем. Представляете, каково это? Всю жизнь думать, что ты еврей, а под старость очутиться русским. Такого коварного удара от злодейки судьбы он не выдержал, тяжко загрустил и умер.
Песнь блоггера о силиконе
Сегодня на этой полосе – день «РИПОЛ классик». Издательство предлагает читателям книгу Дениса Драгунского «Тело № 42». Был в советские времена такой детский писатель – Виктор Драгунский, писал хорошие правильные книжки для пионеров, например, «Денискины рассказы» (это о сыне), ничего худого о нём сказать не могу, хотя меня коробило некоторое сюсюканье в них и верность заветам Ильича. Но кто бы мог подумать, что из его отпрыска вырастет столь оголтелый ненавистник всего советского, ярый демократ и либерал, не слезающий с экранов телевизоров со своими обличениями «совка»? А ведь тоже, наверное, давал клятву юного ленинца в красном галстуке. Да, видно природа отдыхает не только на гениях, но и на партработниках. Хотя можно просто поменять плюс на минус – и вот ты уже опять на коне.
 |
Однако писателя из Д.Драгунского не получилось, как бы он ни пыжился это доказать наличием своих книг. Так, журналист, блоггер. В ЖЖ сойдёт, там и не такое из пустоты лепят. Разве можно считать умными мыслями такие стандартные сентенции автора: «Учитесь переживать. То есть ощущать и ценить свои чувства», «Женщин любят за красоту, доброту и ум. Но это редко сочетается в одной женщине», «Лет до двенадцати человек живёт в полнейшей зависимости от родителей. После восемнадцати он уже взрослый». Тоже мне, открыл истины, нашёл «бином Ньютона». Просто Марк Аврелий на пасеке.
Ну а что я хочу от человека, который собрал свою книгу, как сыроежки в лесу, на основе переписки с читателями, статей, рецензий в газетах, заметок на сайте «Частный корреспондент» и в журналах «Новое время» и «Искусство кино»? Сборная солянка. Малосъедобная, к тому ж. А ведь отдельные критики называют его «одним из лучших авторов короткой прозы на русском». Странное определение, уж лучше, право, писал бы на английском. «Эта книга, – сказано в аннотации, – про то, как не изуродовать себя силиконом и диетой, глупостью и притворством… Читайте, задавайте себе правильные вопросы и находите правильные ответы с помощью этой книги». Ну, если уж силикон столь важен для Д.Драгунского как средство познания мира, то какие ещё могут быть вопросы и ответы. Хоть правильные, хоть неправильные. Силикон – он и есть силикон, хоть в груди, хоть в мозгах.
Постскриптум. Издатели считают автора создателем собственного жанра сверхкоротких рассказов, но эти «новые «Денискины рассказы» отличаются от тех, отцовских, где было, при всей их незатейливости, много теплоты и любви, обыкновенной бессодержательностью и псевдозначимостью. Песнь удачливого каюра-блоггера на оленьей упряжке после сытного обеда: бла-бла-бла-бла… Он призывает в своей книге: «Писатели! Будьте как Чехов. Ну или как Пруст, если вам не пишется кратко». Гениальная мысль, а главное, свежая, как протухшая осетрина. Это призыв к себе, что ли? Да будьте вы хотя бы как Виктор Драгунский. А не как Денис Викторович.
Любовь на дне ада
Ещё одна книга от «РИПОЛ классик» – новый роман одной из самых популярных писательниц современной Польши Марии Нуровской «Супружеские игры», который анонсирован как «мировой бестселлер». История любви. Приведу уж полностью заковыристую аннотацию: «Небо пусто. Есть лишь любовь. В неё и надо верить… Она любила его больше всех на свете. Она мечтала быть для него всем. Она хотела навсегда остаться для него единственной. Она сама подтолкнула его к другим женщинам… Но она не смогла отказаться от него. Они играли в странную игру, в которой так легко оказалось поставить точку. Точку выстрела в конце… И снова о любви. О той, о которой мечтают, о той, которой страшатся, о той, что всегда обманывает, о той, что называют роковой… Мария Нуровская пишет о женщинах и для женщин. Романы Нуровской издаются огромными тиражами, и не только в Польше. Они переведены почти на все европейские языки».
 |
Как-то не слишком выразительно продекларирован «мировой бестселлер», вяловато, сухо: «она», «они», «любила», «любовь»… Да ещё – «пишет для женщин». В таком случае, целый пласт читателей отвалится в сторону. Я имею в виду мужчин. Не научились у нас ещё писать цельные аннотации. Вот романы, кажется, уже научились писать все, даже тупые певички и телеведущие, а с краткими и содержательными аннотациями потруднее будет. Это вам не пироги печь, в виде бестселлеров. Но я всё же, несмотря на гендерные ограничения, взял эту книгу и прочёл. И, в общем-то, не пожалел. Более того, я даже согласен с неведомым автором аннотации, что «есть лишь любовь». Вся мировая литература на том и стоит. Когда у меня у самого спрашивают: «О чём ваш новый роман?», я, порою теряясь от столь глупого вопроса, нахожу единственно верный и уже привычный ответ: «О любви». Хотя, может быть, о ней там нет ни строчки. Любовь между строк. Она вездесуща, от неё никуда не денешься.
А в романе Нуровской от первого лица рассказывается история женщины, писательницы, кстати, подозреваемой в убийстве мужа. Вернее, уже осуждённой, приговорённой к девяти годам и попавшей в тюрьму. В самом начале пани Воспитательница (есть такая должность в польской пенитециарной системе) говорит ей, остерегая от ошибок: «Приветствую в нашем бабьем царстве… Тебе ни на секунду нельзя забывать, куда ты попала. Хотя… теперь тут скорее цирк, а не тюрьма: новый генеральный директор распорядился камеры не запирать и велел нам стучаться перед тем, как войти (! – А.Т.). Версаль, да и только. А вообще, мало что изменилось. Правда, теперь бабам, которым приспичит переспать со своим благоверным, по очереди разрешают интимные свидания. Для этого тут имеется специальная комната с диваном. Ведёрка под сперму только не хватает… Больше половины наших клиенток – лесбиянки… Теперь ты попала на самое дно ада».
Итак, главная героиня Дарья Калицкая-Конечная начинает борьбу за выживание на этом «дне», хотя условия там действительно почти версальские, не чета нашим российским женским колониям. Сюжет романа развивается в двух направлениях: прошлая жизнь писательницы, её воспоминания, и нынешняя, тюремная. И то, и другое читать интересно. Вообще одна из самых больших жизненных трагедий та, когда тебя насильно берут из одного, удобно обжитого места, и переносят в другое, совсем не приспособленное для твоего привычного существования. Это ломает психику, волю, саму душу. Не у всех, конечно, но у большинства. Спасает именно любовь. Воспоминания о ней. Мария Нуровская сумела это подметить.
Постскриптум. А мужа своего эта писательница, не Нуровская, а Калицкая-Конечная, с такой «говорящей» фамилией, всё-таки действительно кончила, поставила конечную точку выстрелом из «вальтера» калибра 7.65. И тоже из-за любви. Ведь где любовь, там, как правило, очень часто и смерть.
 |
Александр ТРАПЕЗНИКОВ
Добавить комментарий