И однажды на праздник Крещенья вернусь

№ 2011 / 27, 23.02.2015

Ана­то­лию Ва­си­ль­е­ви­чу Пе­ту­хо­ву, о ко­то­ром я хо­чу рас­ска­зать, при­над­ле­жат та­кие зна­чи­мые, ха­рак­тер­ные для все­го его твор­че­ст­ва сло­ва: «Судь­ба веп­сов – моя боль. С дет­ст­ва в нас за­кла­ды­ва­лось зна­ние вепсско­го язы­ка

Анатолию Васильевичу Петухову, о котором я хочу рассказать, принадлежат такие значимые, характерные для всего его творчества слова: «Судьба вепсов – моя боль. С детства в нас закладывалось знание вепсского языка, обычаев, примет. И вот это приобщение к глубинным истокам культуры вепсского народа, переплетение с богатейшей природой, в которой прошло детство, – всё это создало такие условия, что, где бы я ни находился, не мыслил свою жизнь без этого края».






Анатолий ПЕТУХОВ
Анатолий ПЕТУХОВ

Его называют первым профессиональным вепсским писателем. Так ли это на самом деле? Ведь есть же ещё Владимир Брендоев и Пааво Лукин, Яакко Ругоев и Тайсто Сумманен, Алевтина Андреева и Виктор Пулькин, Рюрик Лонин и Эдуард Бронзов, Вячеслав Сидоров и много других поэтов и прозаиков, пишущих на родном языке. О них расскажут другие исследователи, и тут важно не первенство. Литература – не спорт, не «голы, очки, секунды». Русский поэт Николай Гумилёв как-то обронил: «Литература – самое национальное из творчества. Музыка, живопись, научные открытия – всё это для всего мира, какое-то эсперанто». И годы национального возрождения вепсов ещё раз показали верность суждения большого русского поэта. Разумеется, он имел в виду русскую поэзию, её восприятие на чужбине. Но суждение это верно по отношению к литературе любого народа. И обращение к слову как к самому национальному элементу ускорило возвращение вепсов к национальной культуре.


А ведь процесс создания вепсской письменности, начатый в 1931 году, когда были изданы первые учебники для школ, хрестоматии, словари, едва не прервался в 1938 году. Тогда вепсскоязычные книги были сожжены, а учителя и другие общественные деятели арестованы и высланы из родных мест. Поэтому и сейчас вепсскоязычная литература – пока ещё литература младописьменная. Её зарождение происходит на наших глазах (вторая половина XX века). В литературах более старых, я имею в виду северные народы, такие как коми, мордва, удмурты, марийцы – уже были созданы произведения крупной формы: романы, трилогии, тетралогии («Алая лента» Василия Юхнина, «Тяжёлое иго» Дмитрия Корепанова-Кедра, «Элнет» Сергея Чавайна, «Водораздел» Николая Якколы). В вепсскоязычной же литературе таких произведений пока нет. Но они обязательно будут. Потому что это удивительный и древнейший народ с замечательными культурными традициями. И я просто не могу удержаться, чтобы не сказать о нём хотя бы несколько слов, подвинув творческую биографию Анатолия Петухова ненадолго в сторону. Он не обидится, поскольку сам истинный вепс от корней души, о чём и говорит приведённая в самом начале моей статьи цитата.



Вепсы (самоназвание – вепся, белся, вепсляйжед, бепслаажед, людиникад) до 1917 года в царской России официально именовались чудью. А в бытовой речи употреблялось название «чухари». Учёные-этнографы выделяют три группы вепсов. Северные (прионежские), живущие на юго-западном побережье Онежского озера (на юге Карелии). Средние (оятские) – в верхнем и среднем течении реки Оять. И южные вепсы – на востоке Ленинградской области и севере Вологодчины. Но учёные до сих пор не могут окончательно решить вопрос о генезисе вепсского этноса. Полагают, что по происхождению вепсы связаны с формированием других прибалтийско-финских народов и что они обособились от них, вероятно, во второй половине первого тысячелетия нашей эры, расселившись в юго-восточном Приладожье. Язык вепсов относится к финно-угорской группе уральской семьи и имеет три диалекта, по месту их проживания – северный, средний и южный. В настоящее время в России их около 12 тысяч человек.


Предки вепсов упомянуты в сочинениях готского историка Иордана (шестой век нашей эры), в арабских источниках, начиная с Ибн Фадлана (X век), в Повести временных лет, у западно-европейских авторов – Адама Бременского (конец XI века), Саксона Грамматика (начало XIII века). Вепсские поселения Шокша и Шёлтозеро впервые упоминаются и в Писцовой книге новгородского архиепископа Феодосия (1453 г.). Вепсы – потомки летописной и легендарной веси, принимавшей участие в походах князя Олега. Древние арабские источники писали о вепсах: «Они с голубыми глазами и с волосами, как лён…». Существуют многочисленные памятники древних вепсов – курганные могильники, остатки поселений в юго-восточном Приладожье, Прионежье и Белозерье. Вепсы сыграли важную роль в этногенезе карелов, а также участвовали в формировании северных русских и западных коми. Основными занятиями вепсов было земледелие, скотоводство, охота и рыбалка. Фольклор вепсов очень схож с северорусским и карельским (например, танец с ложками под хоровое пение). И семейные обряды тоже сходны. Мылись вепсы в старину, как и русские, в печке, поэтому и прославились богатырским здоровьем. К одежде относились бережно, изнашивая её до дыр, а из старых платьев делали пёстрые национальные половики. До сих пор у вепсов распространены туеса – берестяные ёмкости для хранения продуктов. А традиционная пища была – кислый хлеб, пироги-рыбники, рыбные блюда, из напитков предпочитают пиво (олуд) и хлебный квас. Словом, совсем как мы. А главное – тоже православные. Православие у них распространилось в XI–XII веках. И здесь существенную роль сыграли два прославленных святых (вепсов по происхождению). Это – Александр Свирский и Иона Яшезерский, особо почитаемые на Руси.


Можно сказать, что преподобный Александр Свирский – самый известный вепс в истории человечества. Ещё в 1485 году 26-летний инок ушёл на Святое озеро, расположенное неподалёку от Олонца и реки Свирь, а со временем здесь образовалась обитель, известная ныне как Александро-Свирский монастырь. Согласно агиографической литературе, Александр Свирский прославился многочисленными чудесами и праведным образом жизни. Он воспитал много учеников и привёл к вере многих мирян. Какое-то время святой жил в полном уединении и вёл суровый образ жизни. После 25 лет затворничества, согласно житию, Александр единственным из русских святых был удостоен явления Святой Троицы. Всего дважды за всю историю человечества открывался Троичный Бог телесному человеческому взору. Первый раз, в библейские времена – святому Аврааму у Мамврийского дуба, знаменуя великое милосердие Божие к роду человеческому; второй раз – на русской земле святому преподобному Александру Свирскому. Он удостоился видеть Самого Бога, явившегося ему в Трёх Лицах, и беседовать с Ним о том, как создать церковь, построить монастырь и собрать братию. Меня всегда вводил в душевный трепет этот поразительный факт в истории человечества: всего двум людям на земле было явление Пресвятой Троицы. И, без сомнения, отблеск великого благочестия и святости Александра Свирского ложится, в том числе, и на всех вепсов.


Много ещё можно было бы рассказать об этом удивительном, самобытном и даже в какой-то степени загадочном народе, о его культурных традициях, но это всё же тема иной статьи, а мы вернёмся к творчеству Анатолия Петухова. Родился он 2 ноября 1934 года в семье сельского учителя в большом вепсском селении Шимозеро на крайнем северо-западе Вологодской области (бывший Оштинский район). Его отец, сын потомственных крестьян и охотников, был в 30-е годы единственным в Шимозерье человеком, который имел высшее педагогическое образование. Он работал учителем русского языка и литературы в семилетней школе. И очень хотел, чтобы его дети в совершенстве владели языком Пушкина, поэтому дома, в семье, и на уроках в школе будущий писатель говорил по-русски, а на переменках и на улице – на родном вепсском языке.


В доме имелась богатая библиотека, и Анатолий рано научился читать. Увлекался рассказами о природе. Любил общаться с пожилыми людьми: в них ещё был очень силён культ остатков язычества. И мальчик, затаив дыхание, слушал истории о леших, водяных, о разных обрядах. В их доме жила бабушка, мать отца, Мария Асоновна. По-русски она говорить не умела, хотя язык понимала. Бабушка завораживала юного Анатолия рассказами о таинственных существах, незримо живущих везде и вокруг, и старинными вепсскими сказками.


Взрослел Анатолий на Вытегорщине, в лесном и озёрном охотничьем и рыбацком крае. Легенды и предания древнего народа, его самобытные обычаи и традиции во взаимоотношениях с природой, раннее увлечение рыбалкой и охотой – всё это оставило в душе и сознании будущего писателя неизгладимый отпечаток, во многом определило его жизненный путь и тематику его произведений. (Так, в основу повести «Врагам не будет покоя» легли детские впечатления 1941–1944 годов, когда родина Анатолия находилась в прифронтовой зоне).


В 1953 году Петухов окончил Белозерское педагогическое училище и отделение журналистики Ленинградской Высшей партийной школы при ЦК КПСС. По образованию – учитель и журналист. С 1953 года работал в газетах Череповца, Омской и Вологодской областей. Первые публикации рассказов и стихов появились в середине 50-х годов. Первая книга «Лешак» была издана в 1966 году. Потом появились другие книги. Это «Корень рода», «В синем залесье», «Тревога в Любимовке», «Сить – таинственная река», «Дай лапу, друг медведь», «Без отца», «Люди суземья», в 2005 году вышел двухтомник «Избранное». А.В. Петухов награждён Орденом Дружбы народов, а в 1990 году избирался народным депутатом СССР и работал заместителем председателя Комиссии Совета Национальностей по вопросам социального и экономического развития автономных республик, автономных областей, округов и малочисленных народов вплоть до роспуска Верховного Совета. Вышел из Союза писателей России в 1998 году. Достала его, очевидно, вся эта общественная и писательская суета, решил заняться только творчеством. И правильно.






Вепсы. Дети у бревенчатого амбара. Фонды РЭМ
Вепсы. Дети у бревенчатого амбара. Фонды РЭМ

Помимо художественной прозы, Анатолий Петухов – автор многих проблемных очерков и корреспонденций по этнографии, природопользованию, краеведению. Он был инициатором создания национального парка на Вологодчине, редактировал академическое издание Словаря вепсского языка, стоял у истоков создания вепсского алфавита, принимал участие в подготовке первых учебников для вепсских детей, был участником международных конгрессов финно-угорских писателей. Многие его произведения посвящены именно детям. Лауреат всесоюзных и российских конкурсов на лучшее произведение для детей и юношества, а совокупный тираж его повестей превышает полтора миллиона. Немало. Но не так уж и много, по сравнению с какой-нибудь Донцовой или Устиновой. Хотя нынешнюю макулатуру можно издавать и миллиардными тиражами, читатель уже всё равно захлебнулся в потоке словоблудия и утонул. Мир праху его.


Ещё в конце 60-х годов прошлого века Анатолий Петухов посетил родной Шимозерский край, к тому времени уже опустевший и опустошённый. И увидел удручающие картины: разорённые дома, заросшие пашни, гибнущие леса… Из этой бедственной картины родилось лучшее произведение автора – «Люди суземья» (1989 г.). Сюжет повести можно воспринять как вполне банальный: поездка на «малую родину» спустя многие годы после расставания с нею. Но Анатолий Петухов находит свой поворот темы и самостоятельную точку зрения. Анализируя драму повсеместного отчуждения крестьянина от земли, писатель видит в этом процессе и национальную трагедию вепсов. Саму повесть автор несколько раз перерабатывал, меняя сюжетный строй, а предтечей к ней явился рассказ «В синем залесье», опубликованный ещё в 1972 году.


В центре повести – семья Тимошкиных, представители трёх поколений, которые оказались вместе спустя четверть века. В вепсское село Саргу, где нет ни телефона, ни телеграфа, ни обычной проезжей дороги, куда можно добраться лишь пешком или на лошади, приезжает Василий Кирикович Тимошкин, успешный, в общем-то, человек, бывший начальник строительства, вышедший на пенсию. В маленькой деревушке Кимьярь, что в 30 километрах от Сарги, живут его постаревшие родители-вепсы. Он приезжает к ним из Сибири не один, а вместе с сыном Германом, семнадцатилетним юношей, прежде и не подозревавшим о своих вепсских корнях. И, конечно же, по законам жанра, следует конфликт поколений. Этот конфликт решён писателем очень серьёзно, на высоком нравственно-патриотическом уровне. Отец хочет показать сыну сказочные красоты вепсского края. Если в рассказе юный Тимошкин выведен этаким городским снобом, насмешничающим над стариковской причудой отца, то в повести его образ претерпевает значительные изменения. События, которые разворачиваются в Кимьяре, показывают, что ёрничанье Германа – напускная бравада юноши, оказавшегося в непривычной обстановке.


Встреча с дедом и бабушкой, которых он ранее никогда не видел, знакомство с жизнью последних обитателей вепсских деревень, приобщение к духовным богатствам народа и красоте земли, равно обречённым на сиротское существование, переворачивают душу Германа. Именно он, а не отец, услышит в Кимьяре зов крови и зов совести. Ведь после приезда в Кимьярь и первой радости узнавания Василий Кирикович начинает тяготиться встречей с родиной, которая вместо «возвращения в сказку» детства обрушила на него град молчаливых упрёков. И отец находит любой предлог, чтобы сбежать из отчего дома задолго до окончания отпуска. И даже смерть его отца уже не вернёт его обратно. Но то, что по малодушию не сделает старший Тимошкин, принял на свои юные плечи Герман. Он вернётся в Кимьярь, чтобы похоронить деда по древнему вепсскому обычаю. И на могиле деда он клянётся в верности вепсской земле. Но так заканчивается первый вариант повести «Люди суземья».


А во втором варианте писатель отказывается от такого прямолинейного решения конфликта и характеров героев. Он исключает из сюжета смерть старика Тимошкина. В последней редакции повесть заканчивается тем, что, невзирая на болезнь деда, Герман вынужден подчиниться отцу и уехать вместе с ним. Потрясённый и растерявшийся от всего случившегося, юноша, правда, надеется вернуться. Но сколь прочно и осуществимо в будущем его желание, герой и сам пока не знает. От такой переработки финала некоторые критики считают, что повесть много выиграла в художественном плане. Дескать, протянулась невидимая нить к душе избалованного, но неиспорченного Германа Тимошкина от заброшенной, но такой прекрасной вепсской земли, от стариков, до последнего вздоха исполняющих свой долг. Я думаю иначе. Первый вариант, на мой взгляд, сильнее, по-вепсски мужественнее и справедливее.


Но, так или иначе, смысл и содержание повести «Люди суземья» находятся в напряжённом диалоге, а порой и полемике с её названием. Не может родная земля быть «суземной», то есть бедной, неплодородной. В этом главная идея произведения. В этом контексте определение «люди суземья» приобретает нравственный смысл: это те люди, которые, подобно Василию Кириковичу Тимошкину, своим вольным или невольным поведением, даже предательством превращают отчий край в безымянный, бесхозный. Суземный.


Почти столетний вепс из этой повести говорит так: «Забыл отца-мать – для роду потерянный. Забыл свой язык – для народу потерянный. А землю родную забудешь – птичьим пёрышком станешь. Выше птицы то пёрышко ветер носит. А что в ём толку?» И ещё хочется мне привести строки вепсского поэта Михаила Башнина из стихотворения «Шимозеро» всё о том же:







Я бродил по земле глухоманью


медвежьей,


Словно Бог мне подсказывал путь


в этот край:


Где погост, там крапива растёт,


а где прежде


Возвышались дома, там растёт


иван-чай.


Далеко-далеко есть погост


шимозерский.


О, как много там воли! Сказать


не берусь,


В день какой прошагаю я тропкою


сельской


И однажды на праздник Крещенья


вернусь.



Да, земля умирает, но жив язык. А язык жив, пока на нём говорит хоть один человек. В интервью для журнала «Карелия» в феврале 2006 года на вопрос: «Сейчас, не будучи государственным деятелем, не могли бы вы прокомментировать положение малочисленных народов на карте России? Как вепсам найти и сохранить себя в современном мире?» Анатолий Васильевич ответил: «Народ жив, пока жив его язык, и язык жив, пока им владеет последний живущий на земле его носитель. Утешает лишь то, что подавляющее большинство языков коренных малочисленных народов достаточно хорошо изучено лингвистами, составлены и изданы словари, учебники для желающих изучать родной язык, на множестве кассет записана живая речь и, конечно, за редким исключением на всех языках сделаны небезуспешные попытки создания национальных литератур. Всё это является ценнейшим материалом для поколений, которые будут жить после ухода из жизни представителей того или иного коренного малочисленного народа России». Анатолий Петухов и сам является наиболее значимым носителем родного вепсского языка. Критик Ирина Спиридонова, говоря о его творчестве, отметила: «Его усилия продлить национальную традицию в письменном слове и передать следующему поколению дадут свои благодатные всходы».


Обратимся теперь к другим произведениям Анатолия Петухова. Если в начале своей литературной деятельности писатель отдал дань идеологическим установкам, как, например, в повести «Лешак», где он разоблачал частнособственническую натуру крестьянина, то совсем иное – «Тревога в Любимовке». Эта повесть принесла автору широкую известность. Она была написана на автобиографическом материале и отражала послевоенную советскую действительность – вторую половину 40-х голодных лет. Критики сравнивали её с очерком В.Овечкина «Районные будни», с повестями В.Белова. Текст её, остающийся и сегодня неполным, был впервые опубликован в 1968 году в журнале «Север». Почему же повесть целиком не прошла цензуру? Исследователь творчества А.В. Петухова Светлана Смирнова пишет: «…Потому что в ней были такие места, которые писатель был вынужден выпустить, да так и не вернул обратно. На то были разные причины, но, в первую очередь, политические. О многих фактах нашей истории тогда умалчивали – в частности, об этническом родстве финнов и вепсов, о страшных голодных годах после войны, о бесправии колхозного крестьянства. Тяжёлые годы колхозной действительности, картины разорённых войнами и коллективизацией земель и нелёгкие человеческие судьбы – всё это роднит повесть «Тревога в Любимовке» с повестью Василия Белова «Привычное дело». Но, помимо исторических реалий, писателем поднимаются глубокие нравственные проблемы».


Подлинным поборником справедливости и ревнителем общественного блага является герой повести – «потомственный крестьянин, хлебороб и лесовик, на все руки мастер» Тимофей Ярыгин. Вернувшийся после войны в родную деревню, он оказывается единственным здоровым мужиком, добытчиком для всей деревни – охотником и рыболовом. Вынужденное браконьерство его – это, по сути дела, акт самопожертвования ради односельчан, прямой вызов системе, сродни нравственному подвигу. Автор сурово и правдиво показывает трудную жизнь послевоенной деревни. В непримиримом конфликте оказываются отвоевавший своё Тимофей Ярыгин, делящий хлеб и горе с соседями, и председатель сельсовета Ипатов, давно уже утративший порядочность.


И нигде прямо не сказано, что жители Любимовки – вепсы. Об этом и нельзя было говорить и писать. Только теперь мы знаем, что по законам того времени вепсам была ограничена охота, был запрещён самовольный промысел дичи, расценивающийся как браконьерство. В озёрах и реках запрещалось ловить неводами и сетями рыбу, а каждый, кто имел корову, должен был бесплатно сдавать государству молоко и мясо. А как тогда прикажете жить и выживать? Характерный факт: тогда, в 1947 году, на восемь лет лагерей были осуждены две многодетные вдовы – одна за бутылку молока с фермы, другая – за восемьдесят ржаных колосков с поля, унесённых голодным детям. Всё это, пережитое, увиденное и написанное автором (один из героев повести – ловкий и сноровистый подросток Прошка Смирнов – это сам Анатолий Петухов), до сих пор не перестаёт волновать читателя.


После «Тревоги в Любимовке» Анатолий Васильевич пишет уже упоминавшуюся повесть о военном времени «Врагам не будет покоя!». Героями её уже были вепсы – жители маленькой деревеньки Коровья пустошь, которые с оружием в руках противостояли фашистам. Главный персонаж – озорной, самовольный мальчик Лёнька Егоров быстро взрослеет. Его отец убит на фронте, мать и сестра погибли в Ленинграде от разрыва бомбы. Ненависть – чувство не детское, но у Лёньки оно охватило всю душу. Мстить! – это желание определяет все поступки юного героя. И не считаясь с мнением взрослых, он бежит из детдома. Едва не умирает с голоду, но его подбирает семидесятилетний Фёдор Савельевич Кириков.


Подросток оказывается среди удивительных людей – похожих и непохожих на обычных русских. Это вепсы. Именно здесь Лёнька учится терпению, наблюдательности, умению молчать, подавлять свои желания, то есть жгучую ненависть. Автор умеет раскрыть душу подростка: он видит её в поступке, в действии, и это убеждает больше всего. Привлекает произведение и тем, что просто и непритязательно рисуется обстановка, хорошо знакомая Петухову. Нет в повести мнимой романтики, но есть трудное приобщение к непростому воинскому делу в условиях прифронтовой лесной полосы. Лёнька живёт надеждой уйти к партизанам. Он догадывается, что молчаливый дед и его внук Митя связаны с ними. Не подозревает только о том, что совсем скоро ему самому придётся держать в руках оружие, стоять в дозоре, идти в бой и погибнуть от шальной пули.


Повести «Сить – таинственная река» и «Дай лапу, друг медведь» чем-то схожи, обе они посвящены подросткам. Петухов ведь, вообще-то, детский писатель. В них нет пространственных пейзажных описаний. Язык автора всегда строг, суров даже. Но красоты земли, леса, озёр, речек – присутствуют везде, куда бы ни ступала мальчишеская нога. Например: «Вязкая старица выглядела впечатляюще. По берегам чёрные от воды и почти лишённые листьев заросли ивы, то тут, то там зеленеют островки камыша и рогоза, местами торчат из воды причудливо вытянутые коряги, увешанные тиной и мхом. И всюду трава – элодея, кувшинки, кубышки, стрелолист». В произведениях А.В. Петухова подростки познают жизнь как она есть, без прикрас. Впрочем, она прекрасна и сурова сама по себе, Русь северная. Встреча с природой уже выявляет характеры. Только ли безрассудную смелость надо иметь, чтобы выйти в лес с голыми руками и захватить в норе живых волчат, думая при этом, что мать-волчица кинется вдогонку? Должна быть ещё и уверенность в своей силе, знание повадок зверей, чувство сопричастности с природой.


Сюжет повести «Без отца» внешне несложен, обычен. У десятиклассника Димы Козырева в больнице умирает отец, сорокалетний учитель, уважаемый в селе человек. Подросток остаётся за старшего в семье, где, кроме него, есть ещё брат-пятиклассник Костя и семилетняя Оля. Они начинают жить без отца. Вскоре Дима понимает, как нелегко выполнить последнюю волю близкого человека: «Живи по совести! По правде живи. Чтобы ни перед кем не было стыдно…» На собрании подросток произносит слова, кажущиеся особенно наивными в наше прагматическое «коммерческое» время: «Воровать лес не буду. Нельму ловить не буду». Жизнь по совести для него становится главной целью.


Не знаю, как сейчас будут восприняты повести Анатолия Петухова, утверждающие добро, справедливость, милосердие, любовь? Ведь выросло поколение «пепси», для которых всего важнее «зелень», да не та, которая растёт в лесу. А как оно, это мертворожденное поколение, «надежда новой России», воспримет Чехова, Бунина, Пришвина, Бажова, Бианки, сунь им эти книги под нос? Отвернётся с презрением. Пройдёт, наверное, и мимо произведений Анатолия Петухова. А ведь его повести полнозвучны, живописны, увлекательны и открыты чуткой душе и небезразличному уму. Его письмо исполнено живого чувства к героям, которые и сами по себе никогда не остаются равнодушными. Они именно живые, что самое главное.


Большая дружба связывала Анатолия Васильевича Петухова с другим большим русским писателем – Виктором Петровичем Астафьевым. Вначале, ещё в 1968 году, он отправил ему письмо в Чусовую со своими ненапечатанными рассказами. А потом, когда Виктор Петрович с семьёй переехал в Вологду, они тесно сблизились. Вместе ходили на рыбалку, на охоту. Журналисты как-то спросили у Петухова: «А вам помогал Астафьев?» «Смотря в чём, – ответил мудрый вепс. – Если на рыбалке, в лесу – то я ему. Учил его на озере Кубенском ловить нельму. Она бывает до пятнадцати килограмм весом. Но я чувствовал, конечно, и влияние его на моё творчество. Мы много говорили о смысле жизни, о писательском труде. Сошлись у нас взгляды и на современность».


А потом Анатолий Васильевич рассказал один интересный случай. Он и Виктор Петрович пошли на глухариную охоту. И сидели на вечернем подслухе недалеко друг от друга на краю глухариного токовища в старом сосняке. Перед самым заходом солнца, когда глухари стали слетаться на ток, одна птица взгромоздилась на вершину сосны метрах в двадцати от Астафьева. Виктор Петрович поднял ружье и, не замечая, что напарник делает знаки не стрелять, всё-таки выстрелил. Огромная птица повалилась с дерева. Виктор Петрович кинулся к глухарю, но тот, вытянув шею, неожиданно ринулся навстречу охотнику с хриплыми угрожающими звуками. Астафьев растерянно остановился и крикнул: «Толя, Толя! Что делать? Глухарь на меня тырится!» И Анатолий Васильевич поспешил к другу на помощь. Вот такое забавное происшествие случилось у двух любящих природу и жизнь писателей. Знающих им цену. Вообще, в более чем полувековой рыбацкой и охотничьей жизни Петухова было немало всяких историй и приключений. Природу своего края он постигал на лесных тропах, в таёжных станах, у ночных костров, а обычаи, традиции вепсов и характеры людей – в деревнях родного Шимозерья.


Узорная, поэтическая проза писателя проста и вместе с тем бережно вводит читателя в мир северной тайги. Живо и красочно показывает медвежьи повадки и тайны волчьего логова, чудеса лесного озера, вода из которого через карстовый провал бурлящим потоком уходит в подземную реку, а потом, через несколько лет, вновь заливает пересохшее озеро, и вместе с водой из-под земли появляется рыба…


Напоследок хочу открыть вам одну тайну. Я тоже вепс. Ну, по крайней мере, хотел бы им быть в первую очередь, если бы не был русским.

Александр ТРАПЕЗНИКОВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.