Азарт бродяжничества
№ 2011 / 27, 23.02.2015
О жизни Олега Куваева в Переславле-Залесском знали всего три человека: жена Олега – Светлана Афанасьевна Гринь, я – сестра Светланы и мой муж – Анатолий Чайко – автор известных фотографий Олега.
О жизни Олега Куваева в Переславле-Залесском знали всего три человека: жена Олега – Светлана Афанасьевна Гринь, я – сестра Светланы и мой муж – Анатолий Чайко – автор известных фотографий Олега. Мы жили с ним бок о бок в одной квартире, видели его не только за работой, но и в домашней обстановке, на отдыхе. Писать же воспоминания все эти годы для нас было тяжело и больно, да и чувство присутствия живого Олега в нашей повседневной жизни не давало повода для этого. Сейчас, по истечении стольких лет, думаю, пришло время рассказать и об этом периоде жизни и таким образом внести свою лепту в дело Памяти известного писателя и дорогого нам человека – Олега Куваева. Ибо если это не сделаем мы, то кто же? Вот поэтому я и пишу эти заметки.
Человек уходит, а следы его остаются. Ещё
остаётся в комнате запах его папирос, дым
струйками идёт к потолку. Если умер, то ещё идут
где-то его письма, и числится он во многих
списках среди живых людей и сам как живой…
Олег Куваев
В Переславль-Залесский мы переехали с мужем летом 1973 года из Ростова-на-Дону, получив приглашение на работу, через месяц получили двухкомнатную квартиру. Этим же летом к нам с Кавказа переехала Светлана – «поближе к Олегу». Анатолий (мой муж) соорудил лёгкую перегородку с дверью, получились две отдельные комнаты: одна, с балконом, – для Олега и Светланы; другая – для нас с Анатолием. Олег периодически приезжал в Переславль, Светлана, она работала переводчиком с английского языка на строящемся химзаводе, наведывалась в Калининград (сейчас Королёв) Подмосковный, там Олег жил в комнате своей сестры. Они только начинали совместную жизнь, и жить им было негде: «нет даже крыши своей, под которую можно привезти насовсем любимую женщину» – (О.К.). Его поставили в очередь на однокомнатную квартиру в кооперативном доме, «который должен (?) был войти в строй где-то к концу 1977 года». Он уже сделал первый денежный взнос. Но… не судьба.
 |
В Переславль Олег приезжал, полный планов и вдохновения. У нас с мужем сложилась традиция – не мешать: не стучать в дверь, не звать, не отвлекать, ждать, пока сам не выйдет. Он работал в своей комнате в полной тишине, нарушаемой лишь стуком пишущей машинки «Колибри», с которой он не расставался нигде. Дымил трубкой, пил чай или кофе, не отрываясь от работы. Светлана, Анатолий и я работали в разных организациях неподалёку, обедать приходили домой. Остальные часы Олег оставался наедине с рукописью. Как-то признался Светлане: «Вот странное дело, я не могу работать, даже если кошка в доме, а при тебе могу». Кстати, в то время у нас даже кошки не было.
Олег Куваев переписывал роман, сделавший его знаменитым, шесть раз. После публикации произведения в журнале «Наш современник» № 4, 5, 1974 г., и в «Роман-газете» № 3, 1975 г., «Территория» вышла в издательстве «Современник» осенью 1975 года посмертно, он знал, что книга будет золотисто-жёлтого цвета, фамилия автора и название – с золотым тиснением.
Переписав «Территорию» в очередной, четвёртый раз, он засобирался в издательство. Зная загруженность писателя и нежелание отрываться от письменного стола (чтобы не сбиваться с рабочего настроя), я вызвалась помочь, поскольку ехала в столицу по делам службы. Олег и обрадовался, и засомневался, можно ли вообще кому-то доверить столь серьёзное дело. Я вдруг ощутила такую огромную ответственность, что холодок пробежал по спине. Он глянул на меня и доверился, тут же написал записку редактору М.Соколовой (дочь М.Шолохова). И отправилась я с важным поручением, ни на минуту не выпуская папку из рук. По приезде в Москву первым долгом позаботилась о рукописи, а уж потом отправилась по служебным делам. В дальнейшем я не раз выполняла подобные поручения по просьбе писателя.
Кстати, я была и первой читательницей четвёртого варианта. Увлеклась, просидела всю ночь напролёт, и была поражена, что рядом ходит, шутит такой обычный с виду человек – а на самом деле талантище! Увидев его утром, не удержалась от восклицания: «Олег, неужели это ты написал?» Он улыбнулся: «Понравилось?» Тут меня прорвало на комплименты. Отшучиваясь, он перевёл разговор на другую тему.
Олег с Анатолием подружились, сразу и навсегда. Ибо ещё до личного знакомства, – рассказывал Анатолий, – случилось вот что. «Это было в Ростове-на-Дону, до переезда в Переславль-Залесский. Я попал в больницу с воспалением лёгких. В палате восемь коек, стон, крики и бред. Из-за свирепствовавшего в городе гриппа к больным не пускали родственников, а мимо нашей палаты возили покойников. Настроение тягостное. Единственная отрада – чтение. Как-то раз мне попался зачитанный, с оторванной обложкой, журнал. В нём начало повести «Дом для бродяг». Сделал всё возможное, чтобы найти окончание («Вокруг света» № 10, 11, 1971 г.). Путешествие с большой буквы – сплав по тундровой реке в одиночку – жизнь мужественных, крепких, волевых и добрых людей поразила меня, возбудила такое желание жить, что уже на второй день температура упала, и меня вскоре выписали. Я поделился впечатлениями о потрясшей меня повести. Слушавшая мой рассказ Светлана стала напоминать некоторые детали из неё и вдруг сообщила, что знакома с автором…»
Олег привносил азарт бродяжничества (от слова «бродить») в нашу городскую жизнь, да мы и сами были большие любители пеших прогулок. По вечерам, после работы Светлана с Олегом гуляли по окрестностям Переславля, посещали полуразрушенный Никитский монастырь, он в трёх километрах от дома. Подолгу стояли в тишине часовни преподобного Никиты Столпника, рассматривали роспись: Никита изображён во весь рост, стоит, наклонившись вперёд. Еле видимая надпись: «Прiидите ко Мне вси труждающiися и обремененнiи, и Азъ оупокою вы».
Олег был инициатором романтических путешествий по выходным дням. Как-то предлагает попить чаю на берегу Плещеева озера, а на дворе ночь, спать пора. Светлана и Анатолий поддержали затею, а мне не очень-то хотелось выбираться в такую даль, ведь потом, после бессонной ночи надо было поспеть за продуктами на рынок: он работал лишь по воскресеньям. Увидев, как удивительно легко и быстро Олег собрал в рюкзак чай, сахар, хлеб, печенье, я сдалась. Машины у нас не было, все прогулки совершались пешком. Шесть с лишним километров по просёлочной дороге. Добрались к полуночи.
Существует поверье: чтобы быть счастливым, надо дотронуться до Синего камня на берегу Плещеева озера. Дотронулись. Олег набрал воды для чая из ключа неподалёку. Отдал нам: несите. А сам отыскал большую сухостоину, взвалил на плечо и потащил на Александрову гору. Там по преданию разбивал шатёр Александр Невский. Мы все уговаривали Олега бросить тяжеленное бревно. Он не отступился – донёс до вершины. И кстати: там вымахала высокая трава, и сидеть было бы не на чем, если бы не Олег. Он быстро разжёг костёр, приготовил чай «по-куваевски» – две щепотки и ещё четверть заварки в литровую кружку кипятка. Попив чаю, в четыре утра пошагали домой. А в шесть мне на рынок. Прилегла на минутку и проспала до семи. Продираю глаза, а Олег уже возвратился с рынка с полной сумкой продуктов.
 |
Летом ходили купаться и загорать. Несмотря на то, что в Переславле есть и Плещеево озеро, и полноводная река Трубеж, мы выбрали дамбу на окраине города, там глубина и от дома близко. По жаре продирались сквозь заросли сиреневого иван-чая, полевых ромашек и васильков до воды. Олег не вылезал из воды или сидел на приволье с обязательной книжечкой (завёрнутой в газетку, чтобы не запачкалась). Мы с сестрой загорали, муж бродил с фотоаппаратом в поисках выигрышного ракурса.
Зимой выходили на лыжах – мы на беговых, а Олег на горных, красного цвета, «Металл», польского производства. Они были популярны, по сравнению с другими марками с запредельной ценой. Спускался с крутых склонов у Плещеева озера, скучая, должно быть, по горнолыжным трассам Кавказа.
Официальные праздники Олег не любил. Новый 1974 год мы намеревались встречать в гостях. Пригласили Олега со Светланой. Те предпочли остаться вдвоём, причём Олег не наряжался к праздничному столу: «Это жана моя (именно «жана», а не «жена») должна быть красивой. А я – мужик – и так сойдёт». Он любил, когда Светлана, как он говорил, «делалась очаровательной», и всегда замечал это. В такие моменты у него был какой-то особенный взгляд, и ей было приятно, когда он так на неё смотрел. Сидели они как-то в кафе в ЦДЛ, он бросил на неё этот взгляд: «Ходишь иной раз по дому, нос повесив, а тут смотрю: сидит такая красавица, куда и носик делся».
Сохранилась поздравительная открытка: «Чайко, Гринь и прочие жители квартиры № 15! Присутствующий в сей момент среди вас Олег Куваев поздравляет с Новым Годом! Живите в 74-м лучше, чем в 73-м. = Олег Куваев».
Светлана встречает вот уже 36-й Новый год… одна. Даже мои с мужем приглашения отвергает: «я встречаю Новый год не одна, а «вдвоём с Олегом».
Бывая в Москве, мы останавливались на ночлег у Олега. Он был интересный рассказчик, обладал необъятными познаниями и мог увлечь разговорами о литературе, живописи, классической музыке. Как-то я сказала, что однокашники помнят меня по 40-й симфонии Моцарта. «Какое совпадение, – сказал Олег, – ведь это и моя любимая музыка!»
Света подтвердила потом, что эту симфонию он не может слушать без слёз: «Просто непостижимо, как это человеческий ум может сотворить такое божественное произведение!»
В июле 1974 года Олег появился у нас вдруг среди ночи. Приехал на такси расстроенный, прямиком из аэропорта Москвы, не заезжая к себе в Калининград. Случилось вот что. Он готовился в загранплавание на паруснике «Крузенштерн»: прошёл через все инстанции, получил разрешение в высоких инстанциях, правда, с опозданием на 10 дней. Приехал в Ригу (порт отправления парусника), и в самый последний момент всё сорвалось. А ведь мы уже получили телеграмму Олега об отбытии в Копенгаген.
Светлана в это время находилась в Болшево: ездила в Москву посмотреть Джоконду Леонардо да Винчи, выставленную в Пушкинском музее, выстояла шестичасовую очередь. Вызвали её телеграммой. Приехала первым же автобусом, Олег с облегчением вздохнул: «Почему ты так долго не ехала? Понимаешь, я верую, когда ты рядом, со мной никогда ничего не случится». Олег тяжело переживал эту неудачу. Но после того как «пришёл в себя на берегу древних вод Переяславского (Плещеева. – Л.Ч.) озера, написал первые главы «Правил бегства» – (О.К.) и втянулся в работу. Он признаётся потом в письме сестре Галине Михайловне: «Не попал я в Копенгаген, зато пошёл роман. Сделал самое трудное – написал начало и теперь знаю, о чём речь. Действующие лица ясны. Написав первую часть черновика, немного успокоился».
По всему рабочему столу разложены страницы машинописи, портативная машинка с листом, на котором напечатано заглавными буквами: «Вокруг дыры» (первоначальное название второго его романа «Правила бегства»). Олег так погружался в работу, что остальной мир переставал для него существовать. Открывалась дверь, он выходил к нам, но по его лицу, взгляду, направленному внутрь, можно было понять, что он ещё там, среди своих героев, в созданном воображением мире. Нередко этот взгляд можно было заметить и во время отдыха. Видимо, работа не отпускала его никогда.
Во время перерывов на «нейтральной территории» – кухне проходили задушевные разговоры с Анатолием. Кстати, без единой капли спиртного. Мой муж – один из редких трезвенников, шутит: «Курить я бросил в 1-ом классе, а пить – во 2-ом, после серьёзной отцовской взбучки». Беседы на кухне, конечно же, «сдабривались» вкусной едой – результатами моих кулинарных стараний. Однажды пеку я коржи для торта «Наполеон». Олег рядом, отщипывает от коржа. Я ему: подожди, мол, намажу кремом. «Люда, а нельзя ли торт съесть так – коржи отдельно, а крем отдельно? Так быстрее и вкуснее!» Мы все рассмеялись, и я отдала сухой корж на «раздельное поедание».
Кухонные беседы становились не только разрядкой, но и источником информации для писателя. Эпизод о колбасном умельце в «Правилах бегства» взят из очередной беседы. Муж как-то рассказал Олегу о своём отце, и этот эпизод лёг в начало повествования. Все записи «кухонных бесед» о городе Тульчине на Украине – родине Анатолия (Записная книжка № 22, 1974 год) вошли в роман почти без изменений.
В начале апреля 1975 года в Переславле-Залесском стояла небывалая жара, какая не наблюдалась в этих местах уже 100 лет, как писали газеты.
Тот роковой день начался, как всегда – Светлана, Анатолий и я утром ушли на работу. Олег, вновь приехавший к нам в Переславль-Залесский, приступил к своей любимой работе – шлифовке только что законченного чернового варианта романа «Правила бегства».
На перерыв я пришла немного раньше положенного, в 12 часов была уже дома. Дверь в комнату Олега была закрыта. Только подумала: не буду мешать, дверь открылась, показался Олег. Увидев его лицо, покрытое крупными каплями пота, я испугалась: «Тебе плохо?» Махнул рукой и потёр в районе сердца. Я сказала, что вызову «скорую помощь». «Не надо», – возразил он и спросил, есть ли в доме нитроглицерин. Мы были молоды, и таких лекарств в доме не водилось. Я кинулась к соседке напротив (у неё был телефон) и немедленно вызвала «скорую». Нитроглицерина у неё тоже не было. Соседка подсказала, что во втором подъезде живёт медсестра.
Я бросилась туда. Навстречу из подъезда – медсестра с медицинской сумкой. Поняла меня с полуслова. Когда мы вошли, Олег лежал на полу недвижно. Медсестра пощупала пульс и произнесла роковое: он мёртв. Я закричала, чтобы сделала укол. Укол действия не возымел. Подоспевшая «скорая помощь» оказалась бессильна.
В это время пришли на перерыв Светлана и Анатолий. Светлана, вся дрожащая, щупала пульс Олега и кричала ещё не ушедшим медикам: «Пульс есть, пульс есть, сделайте что-нибудь!» На самом деле она приняла свой собственный сильно бьющийся пульс за пульс Олега.
Сердце Олега Михайловича Куваева перестало биться 8-го апреля 1975 года в 12 часов 15–17 минут. Назавтра вечером в сопровождении моего мужа тело Олега было перевезено в Калининград (Подмосковный). Гражданская панихида проходила в Центральном доме литераторов (ЦДЛ) в Москве. Вместо траурной музыки звучала 40-я симфония Моцарта. По обоюдному согласию сестры и жены Олега было решено похоронить Олега Куваева на кладбище Болшево (Подмосковного). Он погребён рядом с могилой отца.
Светлана свалилась в горячке. Долго не приходила в себя. Только после того, как выбросила все назначенные московскими врачами лекарства в мусорное ведро и села перепечатывать оставленный Олегом на столе черновик романа «Правила бегства», огонь в голове постепенно утих. Болезнь, казалось бы, ушла, но остался печальный след: с тех пор она хуже и хуже слышит.
Светлана с Олегом не успели оформить свои отношения юридически. 26 мая 1972 года она получила телеграмму: «…Считай женой. Целую Олег». Позже сестра пришла к твёрдому убеждению: даже лучше, что они с Олегом не расписались, ибо её верность и Богом данная любовь скреплены исключительно велением их сердец, а не узами долга. Поклялась на могиле Олега, что никогда не предаст его. И вот в течение всей последующей жизни живёт и трудится во имя Памяти Любимого Человека!
Людмила ЧАЙКО
Романтика возвышенных отношений обязательно подталкивает людей, кто узнаёт об этом, людей быть лучше, нежнее друг ко другу, внимательнее. Любить крепче.
Спасибо Любе Чайко за такой хороший рассказ о двух замечательных людях!
Спасибо вам. Я прожил в Певеке всю юность. Олег Куваев… Его книги называю для себя книги-проводники.
Спасибо. Слышал, что его записные книжки расшифрованы. Интересно было бы ознакомиться.