Бездарная защита графомана
№ 2011 / 35, 23.02.2015
Как и в любом из числа периодических изданий, в литературном журнале «Москва» можно найти расхождения со своими этическими и эстетическими взглядами и суждениями по любым вопросам. Но обнаруживаются и зачастую верные и созвучные мне идеи и мысли авторов
Как и в любом из числа периодических изданий, в литературном журнале «Москва» можно найти расхождения со своими этическими и эстетическими взглядами и суждениями по любым вопросам. Но обнаруживаются и зачастую верные и созвучные мне идеи и мысли авторов, опубликованных в любом из номеров и в различных рубриках: и «Публицистика», и «Культура», и даже «Проза» и «Поэзия», и прочих. Наличие всего этого в одном литературном журнале подкрепляет доверие к нему. Ну, а поговорить мне хочется об уже знакомой персоне для читателей газеты «Литературная Россия», да и всей читающей России.
Мне помнится, как в девятом номере газеты «Литературная Россия» за 2011 год Сергей Москвитин рассуждал о сборнике стихов Ивана Переверзина «Грозовые крылья» так: «Мне всегда казалось, что стихи у него – бессюжетные, незапоминающиеся, корявые. Такие прочитаешь – и в голове ничего, кроме недоумения, не остаётся». А ещё откровенно и вполне оправданно: «В книге сотни слабых, беспомощных, корявых стихотворений, доказывающих, что автор плохо владеет и словом, и русским языком, и стихотворной грамотой».
Я вынужден с ним согласиться. Но вот открыл я журнал «Москва» и оторопел. Доцент Литинститута Александр Торопцев, как и довольно близкий к его сердцу Переверзин, вдруг бросился защищать отъявленного совершенно бездарного стихотворца, назвав его «честным поэтом».
Торопцев прямо утверждает об Иване Переверзине, что «поэт не просто искренен, но честен, до раскаянья честен» в стихе «Твоё имя»:
В аду сгорю я, чёртов грешник, за то, что от шальной любви построил вдруг такой скворешник, что в нём подохли соловьи… |
И это из первого раздела переверзинской книги «Грозовые крылья», который называется «Костёр любви».
Начинать общую подборку (считай, биографическую) с пламени любви – похоже не меньше чем на флирт с читателем. В безупречном отношении к любви отказываешь сразу, как только открываешь книгу «Грозовые крылья». Писать стихи, где есть осознание такого для себя (читай, переверзинского) исхода – верх непонимания Любви. Их автор – и глуп и слеп, недальновиден, не глубок, хотя нам заявляет Торопцев о содержании какой-то глубины.
Торопцев, замолвив слово о разделе «Единственный путь», в частности подметил: «Путей много, путь – один» – ошибался, ведь имел в виду, наверно, множество дорог, где Путь являет судьбоносное решенье в жизни. Ошибаться или выдумывать своё – удел любого человека. Сами по себе слова понятны, но к содержанию конкретной книги неуместны. И о жизненных путях-дорожках автора стихов ещё скажу я в завершении.
Недоумённей мне от наблюдений Александра Торопцева: «И семья (стихотворение «Птицы вечности») для автора является одной из главных линий его книги:
Только ходики слышатся в доме, Только тени мерцают хитро. И всю ночь я держу на ладони Прядь волос – золотое перо. |
Пусть Торопцев называет всё это как он сочтёт нужным для себя, а Переверзин, мнится мне, совсем уж неживую держит мысль, отчётности не отдавая за смысл своих слов. Над прядями, как мыслится мне самому, умиляются о прежних временах, а не насущном тесном чувстве к близким людям.
И чем дальше читаешь отборку автора особо полюбившихся ему стихов, тем больше заметно это нездоровое восхищение на примере несуразных строк: «И лижет, пеною вскипая, / Зернистый, молодой песок».
Александр Торопцев не убеждает своим пафосным расположением к автору сборника стихов. В представленный образчик от литературы, как в абсурд, мне верится с трудом.
Он, этот Торопцев, соглашается с поэтом сомнительного дарования в некоей, похожей на чеченскую, военной правде: «Ты мою мать подорвал в столице!/ Я твою мать убиваю в горах!» И продолжает, или вернее – поддакивает за него словами: «Надо уметь бить врага его же оружием». Я для себя открыл, что «воеводы» Торопцев и Переверзин – те ещё вояки, кто, видимо, не приемлет для себя вопросов чести.
От мыслей Торопцева я опешил, прочтя его догадку, что «политработники мы все, кто написал хотя бы два-три стиха, два-три рассказа». И ещё добавил в тему: мол, «Переверзин – личность активная и созидательная».
Хочу напомнить, хоть нет на то большой причины, что Переверзин уже достаточно нашумел «делами» в Литфонде. Чего стоят одни истории с выделением в Переделкине дач разным графоманам и раздачи миллионов рублей разным литературным чинушам. Выдав однажды голосование непонятно каких людей по доверенностям за мнения писателей, так и в стихах он подменил доказанные смыслы на убогие каракули из жизни.
Из последнего стихотворения сборника «Грозовые крылья»:
Вот и смотри теперь без суеты На этот мир, где мира вовсе нету, А есть одни лишь светлые мечты, С которыми в бессмертье жить поэту. |
А от себя так хочется напомнить Переверзину о возможном и понятном исходе бесчестных людей, процитировав его же стих: «Или сгореть в аду, как «чёртов грешник».
Алексей ЗЫРЯНОВ,
г. ТЮМЕНЬ
А чему вы, Алексей, удивляетесь? В писательском мире, похоже, уже все свыклись с тем, что Иван Переверзин, ворочающий в Литфонде миллионами, что хочет, то и творит. Взять те же дачи в Переделкине. Кому сейчас сдаются освобождающиеся помещения? В основном одним чинушам, которые везде и всюду поют г-ну Переверзину осанну. Не считаете же вы Юрия Коноплянникова или Владимира Середина большими художниками. Или, может, вы к числу мастеров слова стали относить Николая Переяслова? Но до вчерашнего дня Переяслова знали только как человека из свиты бывшего московского градоначальника Юрия Лужкова, посвятившего своему шефу лизоблюдскую статью с немереными восторгами по поводу бредовой и неоднократно отвергнутой всеми здравомыслящими писателями идеи о переброске части стока северных рек на юг. И вот этому бездарному певцу несостоявшейся экологической катастрофы недавно передали в аренду дачу, которую ранее занимал в Переделкине действительно значительный писатель Михаил Рощин. На наших глазах заповедный писательский городок Переделкино превращается в закуток литературной обслуги и хапуг. Да и от былого братства в Литфонде уже ничего не осталось.
Добавить комментарий