Профессия моя – литературоведение : Светлана Аллилуева

№ 2012 / 2, 23.02.2015

В 1957 году Светлана Аллилуева, начитавшись в «Иностранной литературе» крамольной статьи Ильи Эренбурга о Стендале, в порыве откровенности призналась писателю: «Профессия моя – литературоведение. Я, конечно, плохой литературовед

В 1957 году Светлана Аллилуева, начитавшись в «Иностранной литературе» крамольной статьи Ильи Эренбурга о Стендале, в порыве откровенности призналась писателю: «Профессия моя – литературоведение. Я, конечно, плохой литературовед: у меня нет статей, монографий.

Но я очень люблю литературу, с детства; процесс оформления чувства и мысли в слова всегда представлялся мне чудом, а Жан Кристоф и Аннет Ривьер – мои друзья, без которых я скучаю, когда их долго нет. Мои друзья со школьной скамьи, мои однокурсники по университету, мои сегодняшние товарищи по работе (я работаю в Институте Мировой Литературы им. Горького) – все мы любим литературу со всей страстью сердца. Но вот беда: у каждого из нас, да и у других наших коллег, есть десятки интересных мыслей об искусстве, но мы никогда их не произносим вслух в те моменты, когда нам представляется трибуна научной конференции и страницы журнала. Там мы пережёвываем жвачку известных всем высушенных догм. И это не от нашего лицемерия, это какая-то болезнь века, в этой двойственности даже никто не видит порока, это стало единственной формой мышления интеллигенции (я говорю о своей среде, которую знаю)».

Светлана Иосифовна Аллилуева родилась 29 февраля 1926 года в Москве. Её отец был многолетним руководителем советского государства и компартии. Он безумно любил свою дочь и многое ей в детстве позволял. Это не всегда нравилось матери. Сохранилось свидетельство Льва Троцкого. Бывший соратник советского вождя в своей книге «Сталин» утверждал, будто Надежда Сергеевна Аллилуева «обвинила Сталина в излишней мягкости к общим детям, дескать, он портит их поцелуями, вниманием, играми со Светланой, когда она играет «хозяина» и отдаёт ему приказания, что доставляет ему истинное удовольствие».

Первое горе на Светлану Сталину обрушилось в 1932 году, когда её мать покончила жизнь самоубийством. Накануне трагедии Надежда Сергеевна, как потом вспоминала дочь, «позвала меня в свою комнату, усадила на свою любимую тахту (все, кто жил на Кавказе, не могут отказаться от этой традиционной тахты) и долго внушала, какой я должна быть и как себя вести… Я долго сидела у неё в тот день на тахте, и от того, что встречи с мамой вообще были редки, хорошо запомнила эту, последнюю».

В детстве большее влияние на Светлану Сталину оказала няня. Уже в 1957 году она в письме Эренбургу рассказывала: «У меня была нянечка, старуха, прожившая в нашем трудном доме 30 лет. Деревенской девчонкой 13 лет её взяли работать в дом к помещику, потом перевезли в Петербург. Она была хорошенькой и очень смышлёной девчонкой, всё умела, любила читать книжки и работала в богатых, образованных и либеральных домах то экономкой, то поварихой, то нянькой. Довольно долго жила она в семье Н.Н. Евреинова, видела Лансере, Трубецких, как-то я показывала ей репродукции портретов Серова, она увидела «портрет фон Дервиз с ребёнком» и сказала: «А, фон Дервиз, я помню её, она бывала у моей буржуйки» (так она называла своих бывших хозяек). Вот эта Александра Андреевна, прекрасно знавшая русскую литературу оттого, что была любознательна, умевшая великолепно рассказывать русские сказки, попала в 1926 году в наш дом. За ней бегали толпами дети, жившие тогда в многолюдном Кремле, и, открыв рот, слушали её прибаутки и песенки. Когда к нам в дом приехал как-то Горький, она смотрела на него в щёлку двери; её вытащили за руку в переднюю и представили писателю, который спросил, что же она читала из его книг. Она назвала ему: «Мать», «Детство», «В людях», а особенно ей понравился рассказ «Рождение человека». Горький был очень доволен. У неё был муж, фельдшер, бросивший её с двумя сыновьями во время мировой войны. Один сын умер, другого она вырастила сама, он сейчас преподаватель Тимирязевской академии, работает над докторской диссертацией. Мальчишкой она привезла его в Москву из деревни и спросила у моего отца, куда его определить. Это были первые годы коллективизации, и естественно ей сказали, что «нам сейчас нужны люди в сельском хозяйстве». Так она определила судьбу своего сына. В 1955 году мы справляли её 70-летний юбилей, и удивительно, сколько добрых слов было сказано ей, делавшей людям только добро всю жизнь. Для меня она была в течение всей моей жизни оплотом спокойствия, трудолюбия, тепла, какого-то эпического спокойствия, каратаевской «круглости» и неиссякаемого оптимизма. Она была толстуха, обожала вкусно готовить и кушать, болела грудной жабой и с ней делались припадки оттого, что она лазила с детьми под стол на четвереньках или кидалась ловить бабочек. А последний приступ случился с ней оттого, что она со всех ног побежала к телевизору посмотреть на приезд в Москву У Ну и, споткнувшись, упала. Мы похоронили её на Новодевичьем рядом с могилой нашей матери».

Впоследствии дочь Сталина призналась, что этот сюжет из нашей современной жизни достоин романа. «Какие это великолепные могли быть «Картины общественной жизни», – писала она Эренбургу, – сколько поэзии в такой истории любви, сколько исторической закономерности в судьбе моей няньки! Должно быть, это был бы чистейший реализм».

Когда Светлане Сталиной исполнилось четырнадцать лет, она влюбилась в сына Лаврентия Берии – Серго, который был старше её на два года. Но Серго отнёсся к ней как к сестре. Ему больше нравилась одноклассница Светланы – внучка Горького Марфа Пешкова. Школьная подруга Сталиной – Ольга Ривкина в одном из интервью рассказала: «Мы познакомились во время войны. Школу, в которой я училась, отдали под госпиталь для раненых и я перешла туда, где училась Света и сын Молотова. К ним были приставлены телохранители. Они во время уроков сидели в специальной каморке рядом с учительской. Меня посадили за одну парту со Светланой. Нам обеим было по 16 лет. Мы быстро стали близкими подругами, причём по инициативе дочери вождя. Ради общения со мной Света отдалилась от внучки Горького Марфы. Та, конечно, ревновала, но виду не подавала. После уроков, насупив губки и кидая на нас обиженные взгляды, Пешкова куталась в свою каракулевую шубку и бежала домой. В отличие от неё моя новая подруга модницей не была – носила скромное пальтишко» («Экспресс газета», 2011, № 49).

Уже в десятом классе к Светлане Сталиной пришла новая любовь. В подмосковном Забалове младший брат – Василий познакомил её со сценаристом Алексеем Каплером. Об их романе тут же стало известно Сталину. Вождь был взбешён. Во-первых, Каплер был старше его дочери на двадцать с лишним лет. Во-вторых, его не устроило этническое происхождение сценариста. В порыве гнева Сталин впервые нанёс дочери две пощёчины.

Позже в письме Эренбургу Светлана рассказала: «Это был очень короткий роман, напугавший и возмутивший всех ханжей, это были чистейшие и прекраснейшие чувства тепла, уважения, привязанности, нежности друг к другу двух людей, разделённых возрастом, воспитанием, условиями жизни, всеми тысячами условностей пошлой традиционной жизни. Каплер поплатился за это десятью годами ссылки и лагерей, я – разочарованием в правоте и мудрости одного близкого мне человека, разочарованием во многом, что связано было для меня, до того, с абсолютностью его имени».

После школы в 1943 году Сталина собралась поступать в Литературный институт. Но её выбор не понравился отцу. И она вынуждена была подать документы на филфак МГУ, откуда потом перевелась на истфак.

В 1944 году Светлана вышла замуж за студента Института международных отношений Григория Мороза (Морозова), который раньше учился в одной школе с её братом Василием. Сталину этот выбор дочери тоже не понравился. По слухам, он считал, что мужа дочери подбросили сионисты.

Через год после замужества Светлана родила сына, которого назвали в честь деда Иосифом. Впоследствии он стал известным кардиологом. Однако первый официальный брак дочери Сталина продлился недолго. Уже в 1947 году она с Морозом разошлась.

В 1949 году Светлана Сталина окончила МГУ по специальности «новейшая история», вступила в партию и вышла замуж во второй раз, уже за сына папиного соратника – Юрия Жданова, который к тому времени занял в партаппарате немалый пост заведующего отделом науки ЦК. В новом браке она родила дочь Катю. Потом её приняли в аспирантуру Академии общественных наук при ЦК КПСС. Она ещё продолжала жить мечтой о литературе. Но муж её порывов не оценил. Позднее Юрий Жданов рассказывал: «Помню, я тогда засадил её за выписывание цитат из Маркса, Энгельса, работ академика Павлова. Кстати, некоторые карточки, написанные её рукой, до сих пор хранятся у меня в кабинете. Я тогда работал над диссертацией, готовил к изданию научные статьи. Она же стремилась к самовыражению. Это я проглядел, что и послужило причиной утраты контакта, а потом – и развода…» («Труд», 2003, 20 февраля).

Сталин не одобрил новый развод дочери. Но и вмешиваться в её отношения со Ждановым не стал.

Умер Сталин буквально на глазах дочери. Она потом написала: «Агония была страшной. Она душила его у всех на глазах. В какой-то момент – не знаю, так ли на самом деле, но так казалось, – очевидно, в последнюю минуту, он вдруг открыл глаза и обвёл ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смертью и перед незнакомыми лицами врачей, склонившимися над ним. Взгляд этот обошёл всех в какую-то долю минуты. И тут – это было непонятно и страшно, я до сих пор не понимаю, но не могу забыть, – тут он поднял кверху левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем нам. Жест был непонятен, но угрожающ, и неизвестно, к кому и к чему он относился… В следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела».

В 1954 году Светлана Сталина защитила кандидатскую диссертацию «Развитие передовых традиций русского реализма в советском романе». Спустя три года она в письме Эренбургу призналась: «Когда я сейчас её перечитываю – мне смешно, но процесс работы, пристальный анализ были для меня колоссальной школой, вернее, первыми её ступенями, потому что диссертация была окончена, а думать над этой самой темой я продолжаю всё время. И вот что мне страшно, вот что со мной произошло. Что такое реализм, реалистическая литература, её методы, принципы, традиции, что такое наш сегодняшний реализм – всему этому меня учили в школе (я окончила десятилетку в 1943 году), учили в Университете, и в аспирантуре по всем известным традиционным нашим сводам и канонам. Не скажу, что они казались мне несправедливыми; нет. Но они были узки, они были испорчены и обескровлены дешёвой популяризацией и, наконец, они были совершенно оторваны от развития современного искусства и литературы, от века, от чувств эпохи, от современного человека».

В 1956 году дочь Сталина стала сотрудником Института мировой литературы им. А.М. Горького. Она работала в секторе по изучению советской литературы.

На её глазах началась хрущёвская «оттепель», в чём-то побудившая исследовательницу поменять фамилию. По её признанию, она «больше не в состоянии была носить это имя [Сталина. – В.О.], оно резало… уши, глаза, сердце своим острым металлическим звучанием». И в 1957 году Светлана Сталина стала Аллилуевой. Тогда же она вышла замуж в третий раз – за своего дальнего родственника И.А. Сванидзе (Джоника), вернувшегося из мест заключения. Но и этот брак продлился недолго – меньше двух лет. Как говорили, инициатива развода исходила от Сванидзе. Он узнал о частых изменах супруги и закатил ей грандиозный скандал.

Работая в ИМЛИ, Аллилуева стала вникать в подробности литпроцесса в 1920–30-е годы. Позже она в книге «Только один год» писала: «В 1957–58 годах в Институте Мировой Литературы группа молодых исследователей – Андрей Синявский и я в том числе – взялись работать над «литературной хроникой» 20-х и 30-х годов: это позволяло нам работать над газетами и журналами тех лет. Просмотрев комплект газеты «Известия» за 1922 год и «Правды» за 1934-й, я сделала для себя немало открытий… Литературная жизнь 1922-го года представляла собой, действительно, необыкновенное богатство и разнообразие. Мы составляли «хронику», выкапывая из небытия и забвения имена и произведения писателей, книги которых были изъяты из библиотек на десятилетия. Мы собрали тогда огромный новый материал, но он был строжайше отредактирован нашими партийными редакторами и цензорами. Половину фактов и имён выбросили, в том числе статьи Горького «О русском крестьянстве»: икону нельзя было «опорочить»…».

В ИМЛИ Аллилуева особо ни с кем тесных отношений не поддерживала. Исключением оказался Синявский. Она разделяла многие его взгляды, причём не только на литературу, но и на жизнь. Им обоим была близка поэзия Пастернака. Но академическое начальство научные подходы двух своих тридцатилетних сотрудников не разделяло. В отчаянии Аллилуева 7 августа 1957 года сообщила Эренбургу: «Молодой талантливый литературовед А.Д. Синявский написал небольшую монографию о Пастернаке для 3-хтомной Истории советской литературы, готовящейся в нашем институте. Эта великолепная работа написана именно с таких широких позиций гуманистического и жизнеутверждающего слова, как только и можно писать о Пастернаке. Её очень хвалили, но, увы, в 3-хтомник она, очевидно, не войдёт, потому что работа отходит от прямых норм и узкой классификации, в которые никак не втиснешь Пастернака. И вот таким образом из Истории советской литературы этот поэт – крупнейший художник – «выпадает», ибо с этих узких позиций поставить его рядом с Горьким никак нельзя».

Позже у Аллилуевой случился бурный роман с поэтом Давидом Самойловым. 17 ноября 1960 года поэт рассказал в своём дневнике: «Сегодня неожиданно пришла Светл. и… бросила мне перчатку. Утром в очередной раз я по телефону пытался избежать разговора с ней. Разговаривать мне так же трудно, как преодолеть болезнь или написать поэму. Она, как обычно, совершила поступок принцессы – явилась ко мне и бросила на стол перчатки, томик Случевского и старый георгиевский крест – жалкие сувениры моего увлечения. Лишь впоследствии можно оценить трогательную нелепость её поступков, продиктованных силой чувства, буйным отцовским темпераментом и одиночеством. В самый момент испытываешь сложное чувство жалости, восхищения и негодования. Она – рабыня чувства, а в рабе всегда заложен тиран. Целиком покоряясь стихии, она и тебя старается сделать игрушкой той же стихии. Никогда в жизни я не был так непосредственно потрясён и захвачен чужой трагедией. И никогда у меня не было такого страстного желания бежать от человека, из круга его неразрешимой и душной трагедии».

Спустя полтора года дочь Сталина тайно крестилась. Но душевного спокойствия она так и не приобрела. А потом в её жизни появился индийский коммунист Броджеш Сингх. К нам, в Союз он приехал на лечение.

В 1965 году Аллилуева и Сингх пожелали официально оформить свои отношения. Но власти регистрации их брака отчаянно воспротивились. И это только ещё больше озлобило Аллилуеву. Другим ударом для дочери Сталина стал арест коллеги по ИМЛИ Андрея Синявского. Рассчитывая, что у неё пусть небольшое, но всё-таки сохранилось какое-то влияние на партаппарат, она попыталась вытащить своего приятеля из тюрьмы. Но ничего из этого не вышло. Синявскому дали семь лет колонии и пять лет ссылки. Не смирившись с приговором, Аллилуева в знак протеста демонстративно из ИМЛИ уволилась.

А в конце 1966 года не стало Сингха. По индийским обычаям его прах следовало погрузить в воды Ганга. Аллилуева обратилась к председателю советского правительства А.Н. Косыгину с просьбой отпустить её в Индию исполнить последнюю волю любимого человека. После совершения обряда она, чтобы как-то прийти в себя, хотела на какое-то время задержаться в Индии. Но в советском руководстве в силу своей невоспитанности совершили непростительную ошибку, став настаивать на её скорейшем возвращении в Москву и тем самым подтолкнув к импульсивным и, видимо, не очень продуманным поступкам.

Вечером 6 марта 1967 года Аллилуева из советского посольства сумела перебежать в американское. Шокированные сотрудники ЦРУ через несколько часов тайно посадили её в улетавший в Рим самолёт, а потом переправили беглянку в Швейцарию.

Слухи о том, что Аллилуева осталась на Западе, взбудоражили в Москве всю партийную, научную и творческую элиту. «Новомирский» критик Лев Левицкий 14 марта 1967 года записал в свой дневник: «Самое сенсационное известие, о котором говорит вся Москва, – это история дочки Сталина Светланы. Отправившись с прахом своего последнего мужа (он был каким-то деятелем индийской компартии) в Индию, она решила не возвращаться в Советский Союз. Она уже просила политическое убежище в Америке, но Джонсон ей отказал – он из кожи вон лезет, чтобы не раздражать нас. Пока Светлана в Швейцарии. Промелькнул слух, пущенный, видимо, ведомством, что Сталин во время войны сделал вклад в швейцарский банк – на случай, если будет совсем плохо. И деньги эти перейдут к ней. Я не верю в это. Не в духе Сталина были такие номера. Говорят, Светлана несколько раз обращалась с просьбой пустить её за границу. В первый раз, когда муж ещё был жив. Второй раз сразу после того, как он умер. И третий раз после кремации. Озлоблена она страшно. Боря, случайно встретившийся с ней на приёме у Лесючевского несколько лет назад, рассказал мне, что она жаловалась ему. В зависимости от перемен отношения к Сталину ей то давали рукописи на рецензирование, то лишали этой работы, в которой она так нуждалась. Вряд ли она придерживается сталинистских взглядов. Но отец есть отец. И когда люди, пресмыкавшиеся перед ним, после его смерти начали его оплёвывать и валить на него одного то, что они делали вместе с ним, это не могло не возмущать её. С другой стороны, она знает лучше кого бы то ни было другого, что Сталин приложил руку к смерти её матери, хотя она и сама застрелилась. Сталин развёл Светлану с первым мужем, которого она, по всей видимости, любила. Заставил выйти замуж за сына Жданова, к которому она не питала особой нежности. Иначе она не развелась бы с ним сразу же после смерти отца. Говорят, она собирается писать книгу. Если это так, всплывёт много подробностей. Кто-то высказал предположение, что наши её уберут. Я так не думаю. Времена нынче не те. Да и Светлана – не наивный ребёнок. Она понимает, что её может ждать, и примет меры, чтобы уберечься от случайностей. Сидит она себе в Швейцарии и усмехается. Полгода назад никто не вспоминал о её существовании. А сегодня на всех языках повторяется её имя. Наши (впервые на моей памяти) сделали разумный жест, напечатав во всех газетах нейтральное и спокойное сообщение ТАСС: «О Светлане Аллилуевой. В иностранной печати появилось сообщение о том, что С.Аллилуева (дочь И.В. Сталина) находится в настоящее время за границей. В связи с запросами журналистов по этому вопросу ТАСС может подтвердить, что С.Аллилуевой в конце 1966 года была выдана виза на выезд из Советского Союза в Индию для захоронения останков её мужа, гражданина Индии, умершего в Советском Союзе. Как долго пробудет С.Аллилуева за рубежом – это её личное дело». Где это они ума набрались? Ни одного слова осуждения. Никаких ругательств».

В Швейцарии Аллилуева пробыла два месяца. Затем она переехала в Америку и выпустила там написанную ещё в России книгу «Двадцать писем другу», которую потом полностью зачитали по многим зарубежным радиоголосам. Эта книга вызвала неоднозначную реакцию. Александр Твардовский, прослушав две передачи, 19 сентября 1967 года отметил в своей рабочей тетради: «Содержание малое, детское, но в этом же и какой-то невероятный, немыслимый ужас этого кремлёвского детства и взаимоотношений с отцом, по-видимому, привязанным к ней, но и заметно игравшим доброго отца для истории, игравшим в такие годы, когда у него руки были уже в крови до плеч. – Ещё ни слова не только о стране, о деревне, но даже о 37 г., который не мог так начисто пройти мимо слуха и сознания такой развитой девочки. О самоубийстве матери узнала из английской газеты спустя время – могла и о другом узнать оттуда. – М.б., что-нибудь более взрослое будет ещё впереди. Письма явно написаны ещё здесь, и, может быть, своё решение она приняла гл<авным> обр<азом> из-за потребности опубликования этих писем. С<ац> сказал, что он и Мих. А. [Лифшиц] знали кое-что из этих писем через Ирину Анатольевну [дочь Луначарского]».

В Советском Союзе спецслужбы и партаппарат распространяли слухи, что книга Аллилуевой – «дамская болтовня», которая никакого интереса на Западе якобы не вызвала. Уловив новую конъюнктуру, Евгений Евтушенко после возвращения летом 1968 года из поездки по американскому континенту в своём отчёте отметил: «Как и в Латинской Америке, в США потерпела коммерческий крах и фиаско в серьёзной прессе книга Аллилуевой. Один немецкий издатель, кстати, был у неё в гостях и рассказывал, как ему долго не давали свидания под предлогом занятости миссис Аллилуевой. Наконец он получил это свидание. Его строго предупредили: на пятнадцать минут. Когда он встал и собрался уходить по истечении намеченного срока, Аллилуева спросила, куда же он? Он смущённо ответил, что его предупредили. Тогда Аллилуева расплакалась, сказала, что она совсем не занята, что почти никого не видит – разве только приставленных к ней людей – и что вообще ей очень плохо и грустно…» Остаётся только догадываться, что в этом отчёте Евтушенко было правдой, а что откровенной ложью и подтасовкой фактов.

В Штатах Аллилуева вновь в 1970 году вышла замуж – за американского предпринимателя и архитектора Уэсли Питерса и родила дочь Ольгу. Но и этот брак ей счастья не принёс и через два года распался. Потом, уже в 1982 году она перебралась в Англию и приняла католичество. После смерти Брежнева и Андропова, при Черненко ей разрешили вернуться в Союз, дав жильё в Москве и Тбилиси. Однако это возвращение большой радости Аллилуевой тоже не доставило, и в 1986 году она вновь вылетела вместе с дочерью в Англию.

Дочь вскоре зажила своей жизнью, а Аллилуева сначала устроилась в один из лондонских приютов на улице Ландброук Гроуз, затем ушла в монастырь, потом, отказавшись от католической веры, поселилась в уединённой деревне на западном побережье Англии. В ноябре 1997 года она окончательно осела в Штатах, написав там новую книгу «Очарованное путешествие». Но удача от неё уже давно отвернулась. На рубеже двух веков Аллилуева оказалась никому не нужна. Она посчитала себя обманутой. «Вначале осыпали вниманием, пока я не написала правду, которую видела. По-видимому, за это мне не оформляли там пенсию под предлогом, будто бы я там не платила налогов. Это неправда, я могу доказать, но судиться – не под силу. Обманул и издатель, присвоив себе право на мою книгу. Судиться бессмысленно».

Умерла Аллилуева в конце 2011 года в американском городке Ричленд в доме престарелых. Причиной смерти врачи назвали рак прямой кишки.

Вячеслав ОГРЫЗКО