В проигрыше все

№ 2012 / 4, 23.02.2015, автор: Ильдар САФУАНОВ

А.С. Пушкин. Борис Годунов. «Коляда-театр». Режиссёр-постановщик Николай Коляда.

---

 

Постановка «Бориса Годунова» явилась для «Коляда-театра» логическим продолжением всего хода развития творчества этого коллектива. Здесь соединился опыт постановки как русской классики, так и шекспировских трагедий, в духе которых и написано произведение Пушкина. Более того, даже опыт бытовых спектаклей по пьесам самого Н.Коляды (как, например, «Букет»), пожалуй, помог в раскрытии таких черт характера российского народа, как долготерпение, доверчивость, беззащитность перед манипулированием.

В новой постановке нет той чрезмерности, которая отличала как воплощение комедий Гоголя и Чехова, так и спектакли по «Гамлету» и «Лиру». Нет изобилия песен и бурных плясок. Правда, водит народ мрачные, языческие хороводы во главе с плясуном в козлиной маске.

Привычным для «Коляда-театра» является использование массы однородных предметов, как, например, пластиковых стаканчиков в «Вишнёвом саде», репродукций «Моны Лизы» в «Гамлете», старых швейных машинок в «Безымянной звезде» и т.п. В «Борисе Годунове» такими предметами явились алюминиевые бидоны и железные вилы, кубки для вина, матрёшки и… натуральные куриные тушки – жареные и сырые.

Первая сцена начинается с того, что будущие заговорщики Шуйский (Антон Макушин) и Воротынский (Сергей Фёдоров), расположившись за чурбаном (который служит в спектакле и столом, и троном, и плахой), режут и едят куриную тушку, пьют вино, вытирая лица и подмышки старым исподним. Одеты они небрежно, лица закрыты сетками-авоськами.

Борис Годунов (Олег Ягодин) уже при первом появлении являет собой пример целеустремлённости, тщательности в подготовке своих действий. Он бесконечно, на все лады, репетирует свою речь перед народом, патриархом и боярами, нацепляет на спину накладной горб, диссонирующий с роскошным расшитым кафтаном и блестящим огромным шаром – державой. Этот горб подчёркивает единение нового царя с угнетённым, согбенным населением. Царь даже сбрасыает кафтан и обнажает свой горб и вместе с толпой, под улюлюканье и звуки африканских вувузел, пинает огромного плюшевого мишку, будто символизируюшего всё то старое и косное в средневековом укладе отечественной жизни, с чем Годунов рассчитывает бороться в союзе с широкими слоями народа. Единственное, что мешает ему – воспоминания об убитом в Угличе царевиче Дмитрии, в смерти которого, по народному мнению, виновен Борис Годунов. Это ощущение вины, присущее и самому царю Борису, олицетворено в красных перчатках, в которые по локоть одеты руки Годунова.

Естественно, игра О.Ягодина в главной роли – стержень спектакля. Здесь важны предметные действия. Вот он, в сцене «ворожбы», рубит куриные тушки (распределяет богатства и угодья между подданными?), вот он расставляет матрёшек на огромной карте СССР, а потом, при словах: «Ох, тяжела ты, шапка Мономаха», резко поднимает эту карту, сбрасывая с неё матрёшек. При этом на заднем плане – берёзовая роща, только картина повёрнута на 90 градусов против часовой стрелки, так что берёзы превратились в сложенные брёвна – это можно понимать и как вздыбленную, охваченную смутой Московскую Русь.

Символический смысл можно усмотреть и в сцене в келье Чудова монастыря, где летописец Пимен (Сергей Богородский) на всё той же колоде рубит куриные тушки и перекладывает их то в одном, то в другом порядке, как будто переписывая свои летописи и поправляя историю. И, похоже, юный монах Гришка Отрепьев (Илья Белов) именно от старика Пимена узнал и о том, что история – это мясорубка, и что многое в ней зависит от интерпретации событий, от манипуляций мнением народа. Возможно, это и подвигло его на роль Самозванца.

«Польско-литовские» сцены по стилю отличаются от тех, что происходят в Московском царстве. В польских краях и музыка звучит не простонародная (а в сцене на Красной площади звучала современная «попса»), а торжественная и строгая – великолепный полонез В.Килара из фильма А.Вайды «Пан Тадеуш». И одеты персонажи понаряднее. Правда, после сцены объяснения Самозванца с Мариной Мнишек (Василина Маковцева) у фонтана вся массовка почему-то оказывается без штанов, с клетчатыми платками, обёрнутыми вокруг бёдер, и с вилами вместо оружия. Этим подтверждается реплика предателя Пушкина о том, «что войско наше дрянь» и сильны узурпаторы лишь «мнением народным». Впрочем, без штанов, в таких же подобиях юбок оказывается и окружение Годунова, включая патриарха (Олег Билик). Не может это окружение ничем помочь монарху, и тот гибнет вместе со своими детьми. Они стали жертвами хода истории, как, с другой стороны, и молодой Курбский, с воодушевлением взявшийся помогать Лжедимитрию, да и сам Лжедимитрий, который, как и сам понимал, был лишь орудием в руках польских и московских политиков – врагов Годунова, и который через год тоже погибнет от рук заговорщиков.

И нет в финальной сцене ощущения победы в глазах Самозванца, и народ не кричит ему здравицы, а в ужасе безмолвствует. На такой ноте всеобщего поражения и заканчивается спектакль.