Критика качества и качественная критика

№ 2012 / 18, 23.02.2015

В по­след­нем (и пер­вом в этом го­ду) но­ме­ре по­эти­че­с­ко­го жур­на­ла «Ари­он» вы­шла ста­тья Ле­о­ни­да Ко­с­тю­ко­ва о том, что та­кое по­эзия и как её кри­ти­ко­вать. Хо­тя ни­че­го осо­бен­но но­во­го и не­о­жи­дан­но­го Ко­с­тю­ков не сде­лал

В последнем (и первом в этом году) номере поэтического журнала «Арион» вышла статья Леонида Костюкова о том, что такое поэзия и как её критиковать. Хотя ничего особенно нового и неожиданного Костюков не сделал: как стоял на позициях пламенного постакмеизма, так на них и остаётся, статья получила массу резких откликов.





Идеи Костюкова в каждом отдельном тезисе уязвимы. Он говорит: критик не верит в поэзию, «если в качестве удачных цитат приводит афоризмы» – да почему не верит, почему афоризмы обязательно должны помешать «вере», и в чём она – вера, собственно, заключается? С перечнем приёмов, якобы свидетельствующих о неверии критика в поэзию, выразила несогласие поэт и критик Елена Горшкова (о статье Костюкова она пишет в своём ЖЖ).


Как пример отсутствия версификаторского мастерства Костюков приводит стихотворение Окуджавы, что вызывает возмущение (вполне справедливое) Рафаэля Шустеровича: Окуджава работал с формой стиха, и работал мастерски (Шустерович также откликнулся на статью в ЖЖ).


Помимо приёмов и примеров, негодование вызывали и метафоры Костюкова, в первую очередь та же «вера в поэзию»: что это вообще такое, что, теперь молиться на книжки? «Вера в поэзию» – слишком пафосно звучит, но видеть в метафорах Костюкова проявление «антирационалистического тренда», да ещё ставить автора «Ариона» в один ряд с «Чаплинско-Кураевской поповщиной» (хорошо хоть не с захватчиками-белоэмигрантами. – Ю.У.) – это слишком. Меж тем, и «антирационалистический тренд», и «поповщина» – цитаты: так пишет о злосчастной статье, мешая шершавый язык коммунистической пропаганды с языком постсоветского гламура, Дмитрий Кузьмин (разумеется, в своём ЖЖ).


Кузьмин не прав: взгляды Костюкова можно изложить и вполне рационально, не апеллируя к высшим силам. Вещи, предметы и идеи имеют качественные и количественные характеристики, стихи и литература – не исключение. У стихов тоже есть количественные характеристики – метр, ритм, рифма, образы, даже личность автора, его психические болезни, религиозные или антирелигиозные убеждения, тяжёлое детство и т.д. Количественные характеристики сравнительно легко определяются: можно посчитать, сколько слогов в строке, на какие ударение падает, на какие нет, можно узнать о том, где и как человек живёт, с какими писателями общается, установить, что мотивы его творчества связаны с теми-то и теми-то обстоятельствами. Но помимо количественных показателей есть и собственно качественный – принадлежность или непринадлежность произведения литературе. И с количественными характеристиками – этот крайне важный показатель связан весьма опосредованно.


Каждый год тысячи человек кончают жизнь самоубийством, и многие из них пишут стихи, но Маяковский всё же один. Миллионы людей больны эпилепсией, но среди них нет нового Достоевского. Владение метром или какими-то версификаторскими навыками не делает человека поэтом: худо-бедно расставить слова в столбик может и школьник, его произведение от этого не становится литературой, равно как и наоборот: отсутствие метра или рифмы не делает произведение не литературой (впрочем, это сейчас никому объяснять не нужно). Абсолютизация версификаторства может быть даже комична: когда Сергей Есенин говорит Мандельштаму: «Вы – не поэт, у вас рифмы отглагольные» – это забавно – разумеется, Мандельштам не просто поэт, а великий поэт, несмотря на отглагольные рифмы.


Качество интуитивно очевидно: вот это хорошо – это мне нравится, а это не нравится – плохо, но вот почему это хорошо – сложно выразить. Нельзя же сказать: хорошо, потому что рифмы не отглагольные. С точки зрения привычного чисто формального «количественного подхода» – практически любое действительно интересное, новое произведение будет написано плохо: раз оно ново, у него нет или почти нет предшественников, в нём не используются привычные приёмы, и вообще, что это за гадость. Критик всегда работает с устаревшим инструментарием, здесь ничего не поделаешь. Как с точки зрения человека, свыкшегося со строгой метрической поэзией, выглядели стихи Уитмена? – как рёв какого-то дикаря, книгу которого даже в руки брать боязно. Стихи Хлебникова казались сочинениями идиота, не только профанам, но даже великому Ходасевичу (кстати, Ходасевич не понимал и текстов Заболоцкого). Чтобы объяснить поэзию русского кубофутуризма, понадобились колоссальные усилия формалистов, по сути, пересоздавших литературоведение заново. Формалисты провозглашали главенство формы, это так, но если бы Шкловский не считал футуристов писателями, не ощущал, что они делают именно литературу, что это хорошо, он бы о них не написал и строки.


Качественное произведение – произведение литературы должно быть именно таким, какое оно есть, со всеми отступлениями от привычных образов и тем, но как объяснить, что это именно признак качества (ну если только не провозглашать любое новаторство боговдохновенным)? Сложность задачи провоцирует отказаться от разговора о качестве вообще. Это удобно: критик, не говорящий о качестве, не задевает ничьих интересов, ни с кем не ссорится. Можно ведь, и изучая кусок навоза, проследить его исторический путь и написать: «сия лепёшка возникла из благоухающих трав, после длительной ферментации и процессов анаболизма и катаболизма». Заявление будет чистой правдой, хотя в нём не будет и намёка на то, что мы говорим о навозе. Отказ от обсуждения качества литературы так же легко превращает критику в рекламу сочинений всевозможных графоманов, как и отказ от обсуждения формального мастерства. Кузьмин вроде бы опасается именно этого – появления такой апологетически настроенной к графомании и безграмотной критики.


Однако к действительному смыслу статьи возражения Кузьмина относятся весьма мало, полагаю, главный тезис её – необходимость оценки и обсуждения качества литературы, даже если у критика нет уже готовых формальных – «количественных» критериев, позволяющих это качество оценить объективно. И здесь, мне кажется, Костюков прав, во всяком случае, считать, что, посчитав запятые и ударения, мы можем объективно оценить значение и качество любого произведения, было бы слишком большой самонадеянностью.

Юрий УГОЛЬНИКОВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *