Большевизм – это страшное зло

№ 2013 / 8, 23.02.2015

Митрополит Ставропольский и Невинномысский Кирилл (в миру Леонид Николаевич Покровский) родился в 1963 году на Урале, в городе Миасс. С 2005 года профессор

Митрополит Ставропольский и Невинномысский Кирилл (в миру Леонид Николаевич Покровский) родился в 1963 году на Урале, в городе Миасс. С 2005 года профессор, а затем член-корреспондент Международной славянской академии. Был ректором Нижегородской духовной семинарии (до 1995 – училища), ректором Выксунского духовного училища, епископом Павло-Посадским, наместником знаменитого Донского монастыря…

КИРИЛЛ, митрополит Ставропольский и Невинномысский
КИРИЛЛ, митрополит Ставропольский и Невинномысский

– В Москве я три года – с момента избрания меня епископом, – рассказывает Владыка. – До этого трудился двадцать лет в Нижегородской епархии и возглавлял очень и очень многие структуры. С нуля поднял древний Благовещенский монастырь XIII века, связанный с именем митрополита Московского Алексея…

– Владыка, а расскажите, пожалуйста, как всё это для вас началось? Как вы пришли к вере? Был ли у вас какой-то решающий момент выбора на этом пути?

– Всё очень просто. Мои папа и мама, и их родители, жили на Урале с незапамятных времён, когда этот край ещё заселялся. По маминой линии это были крестьяне, по линии папы – священнослужители. Сейчас территориальные границы областей несколько поменялись (сегодня – это территория Курганской области): мама из деревни Косулино, расположенной рядом с с. Белоярка, где был храм, а папа – из другого села, которое находилось неподалёку, буквально в десятке километров. У папы фамилия Покровский, что само говорит за себя – по отцовской линии все были священнослужителями. В давние времена ведь ещё не было фамилий, а обращались и записывались как «Иван сын Петра» и т.п. Фамилии же впервые начали появляться в прогрессивных учебных заведениях. Тогда таковыми были разные духовные семинарии, Славяно-греко-латинская академия, Киевская духовная академия. И вот лучшим студентам давали фамилии в честь больших церковных праздников. Мы воспитывались в очень православной, строгой атмосфере, можно сказать, даже – по старым правилам, традициям. В семье было шестеро детей (седьмой ещё в младенчестве умер), и все дети фактически стали священнослужителями. Сестрёнка замужем за священнослужителем. Только младший брат у нас не попал на эту стезю, а все остальные, включая меня, стали священниками. Самые лучшие детские воспоминания связаны, конечно, с храмом. Это церковные праздники – Рождество, Пасха. Мы жили на окраине Миасса, в старой части города, возле пруда. Пешком ходили в Храм (тем более Рождество и Пасха – ночные богослужения). Когда шли обратно, заходили к верующим бабушкам, славили Христа, получали какие-то подарки. Потом днём ходили друг к другу. Три семьи жило на одной улице: наша семья, семья маминого брата и маминой сестры. И из трёх семей вышло в своё время восемь свяшеннослужителей, а сейчас, уже с их детьми, получается более тридцати. И до какого-то времени мы жили все вместе. Это был непростой период для верующих. Нас звали «богомолы», «попы». Мы не были ни пионерами, ни комсомольцами, а это означало в то время, что мы были просто отщепенцами общества. Но все получили прекрасное духовное образование – закончили семинарии, академии и т.д. Все очень достойные и уважаемые люди. Построили очень много храмов и других духовных учреждений за это время. Но вот монахом среди этих трёх семей на сегодняшний день оказался я один, все остальные – женатые священнослужители. Так что, как я сказал, церковные праздники – самое светлое воспоминание. А школа – не совсем светлое, потому что и крестик там срывали, и тяжело было ещё в 70-е годы не быть ни пионером, ни комсомольцем, вы прекрасно понимаете. Но в то же время у меня никакой озлобленности нет совершенно. Я всё объективно понимаю. Более того, моего возраста человеку понятнее сегодня духовные проблемы тех людей, которые вышли из советского периода. Ведь я жил тогда: я понимаю, что всё закрывалось, запрещалось. Если уж нас пытались как-то оградить, вырвать по возможности из православной среды, то что уж говорить о тех людях, которым в семье об этом ничего не говорилось, по страху ли родителей или по их убеждению. Во всяком случае, никакой озлобленности у меня нет, есть только чёткое, конкретное понимание, что большевизм, коммунизм – это страшное зло, не меньшее, чем фашизм, не меньшее, чем сатанизм – это всё «измы» одного порядка. И самая главная основа и цель всего этого – борьба с Богом, разрушение Веры, разрушение традиционных ценностей и традиционных религий. А значит – всё это, конечно, антинародно и преступно. И сегодня как бы ни пытались представители КПРФ говорить о своём положительном отношении к церкви и к Православию, Православная церковь (даже не то чтобы церковь, а все верующие люди), безусловно, никогда не примет их, даже очень поправленных и исправленных идей, пока эти люди не откажутся от своих вождей (Маркса, Энгельса, Ленина и т.д.) и от их основополагающих постулатов. Потому что мы знаем причины, корни и главную цель всех этих «измов».

– Вы упомянули о том, как вам было нелегко в школе. Мы знаем, что много лет вы посвятили проблемам образования: были ректором духовного училища и духовных семинарий, профессором духовной академии. Сегодня в образовании происходят вещи, которые нам кажутся странными и страшными. Это связано и с ЕГЭ, и со многими другими проблемами. А как обстоят дела в церковном образовании? Схожие ли там проблемы, или всё гораздо лучше и интереснее?

– Дело в том, что традиции церковные велики. Христианской церкви две тысячи лет, а если брать Ветхий Завет, то сами понимаете, о какой глубине и о каком объёме идёт речь… Традиции православного образования тоже огромны. Поэтому, я бы сказал, что вся основа, содержательная часть, воспитательная часть нашего духовного образования, конечно, не меняется и не поменяется никогда до тех пор, пока будет существовать Православная церковь и пока она будет следовать тем догматам, которые установил Господь наш, основатель церкви Иисус Христос, святые Апостолы и святые отцы церкви. Другое дело, что некоторым образом меняется внешняя форма образования. Сегодня, действительно, мы живём в эпоху неких реформ. Что это означает? Сегодня в целом высшее образование в России переходит на так называемую болонскую систему – бакалавриат, магистратура, докторантура. Все эти ступени сегодня вводятся и в духовное образование – в семинарии, в академии. И наша Ставропольская духовная семинария, ректором которой я ныне являюсь, точно также сегодня проходит процесс реформирования. Это предполагает, во-первых, увеличение числа предметов. Предполагает более, может быть, серьёзный подход к системе подачи материала, потому что где-то мы ещё жили по старинке: две лекции по сорок пять минут – на одной лекции опрос старого материала, на другой – подача нового. Так было ещё в 90-е годы и даже в 80-е годы, когда я сам учился. Но мы не просто переходим на эту болонскую систему образования, мы хотим ещё и иметь документы государственного образца. А для этого нам сегодня надо поставить в программу множество светских предметов гуманитарного порядка . Из этого неизбежно следует некое сжатие богословских предметов, с одной стороны, а, с другой стороны, дополнительные расходы, потому что появляются новые преподаватели, и вообще необходимость соответствия всем требованиям, которые сегодня предъявляет система лицензирования и аккредитации высших учебных заведений. Лицензирование наших духовных школ мы проходили уже с 90-х годов, но аккредитации у нас никогда не было, и документы об окончании, аттестаты и дипломы, раньше были – только внутренние, церковные, которые не имели официального статуса и не давали возможность работать в высших или средних учебных заведениях страны. И сегодня, переходя на новую болонскую систему образования, мы в то же время хотим дойти до конца, получив аккредитацию, которая соответствует всем требованиям для высших учебных заведений – по количеству докторов, кандидатов, профессоров, по номенклатуре кафедр, факультетов и по всем остальным требованиям, включая самые элементарные (СЭС, пожарная безопасность и т.д.). И библиотечные коллекторы нужны, и электронные каталоги. То есть дойти до конца, чтобы наши выпускники имели документ государственного образца. Повторяю, содержательная часть при этом не меняется нисколько. Все наши богословские, учительные, исторические предметы остаются. И одна из главных составляющих – воспитательная – не меняется совсем. А воспитательная часть наших духовных школ – это ровно половина.

– А как вы относитесь, например, к ЕГЭ? Затронет ли это семинарии, духовные академии? Положительный ли это опыт, чтобы его принимать и в церковном образовании, или это всё-таки тормоз для образовательной системы?

– Пока требований к оценкам ЕГЭ у нас в духовных школах на сегодняшний день нет. Но эти требования появятся тогда, когда мы будем проходить аккредитацию. Я в этой области не большой специалист, поэтому не берусь сейчас судить. Вы ведь сами знаете, сколько есть аргументов «за» и «против» этого. Сам я человек достаточно консервативный, и с осторожностью пытаюсь подходить ко всем нововведениям, но не берусь сейчас с точностью говорить чего в ЕГЭ больше – плюсов или минусов.

– Сейчас много копий ломается вокруг нововведения предметов «Основы православной культуры» или «Основы религиозной культуры и светской этики». Для Северного Кавказа – это особенно актуальная тема, потому что это многоконфессиональный край. Какова Ваша точка зрения на эту проблему и каковы подходы к этому сейчас в Ставропольской епархии?

– Я считаю, что этот предмет нужно было вводить давно. Представляете, двадцать лет понадобилось на то, чтобы его ввести! И пока ещё только в одном четвёртом классе. Мы предполагаем, что он будет и на других уровнях – и в седьмом классе, допустим, и в девятом, в одиннадцатом. По крайней мере идём к этому, пытаемся убеждать государство, что это необходимо, что есть положительный эффект от данного предмета. Потому что один четвёртый класс – это, конечно, мало. Это следствие инертности, которая возникла в результате атеистического прошлого нашей страны, того безбожия, которое ещё сидит в головах и в сердцах очень многих людей, особенно директорского корпуса. Ведь что происходит? Да, предмет ввели, но для того чтобы повсюду в регионах и на местах дети и их родители могли выбрать или «Основы православной культуры» или «Основы светской этики» (этот предмет мы, Церковь, как альтернативу предложили людям, чтобы они не были ограничены только православной культурой: пожалуйста, если у вас атеистическая семья или по какой-то другой причине, ваш ребёнок вместе с его родителями может выбрать «светскую этику»), директорам школ, учителям необходимо собирать этих родителей и, преподнося им список предметов, объяснять назначение каждого из них, а затем собирать заявления. Они же, часто, называют лишь «Основы светской этики», не упоминая вообще «Основы православной культуры» или, допустим, «Основы ислама». Иногда ссылаются на то, что у них нет преподавателей «Основ православной культуры» и т.д.. Мне рассказывал один священник из Новосибирска, что даже его сына (сына священника, который к тому же ещё и курирует церковное образование области и, в том числе, курирует взаимодействие со светским образованием) просто автоматически записали на «Основы светской этики». Он пришёл к министру образования области, состоялся серьёзный разговор, вызвали директора этой школы, она извинялась… Вот до чего доходит! Так что безбожия, атеизма ещё очень много в головах.

– А в Ставрополье как с этим обстоят дела?

– Ставропольский край был изначально так называемой экспериментальной площадкой. Такими площадками стали двадцать один регион страны, где в течение нескольких лет проводился эксперимент. А уже с прошлого года предметы (не только православие, но и ислам, буддизм, иудаизм и светская этика – по выбору) были введены в каждой школе страны . И в первый год точно так же происходило, как везде. Так же очень многие директора и учителя попытались нивелировать запись родителей на «Основы православной культуры», и какой-то такой был процент – около 19 или 20 (в то время не я был правящим архиереем епархии, а Владыка Феофан). И Владыка Феофан, увидев это, был страшно удивлён. Тут же пошёл к министру образования, собрал директоров школ, заведующих районными отделами образования, священнослужителей своих. Они поработали с родителями, и буквально через несколько месяцев оказалось 67%. В прошлом году в Ставропольском крае 63% жителей выбрали «Основы православной культуры». Учитывая, что 20% – это не русское население, а население народов Северного Кавказа и, скажем, Калмыкии, то посчитайте, сколько остаётся неопределившихся или атеистических семей, которые категорически этого не хотят. В общем, на сегодня, я считаю, это неплохой процент. И каждый год мы над этим работаем: встречаемся с учителями, стараемся повлиять на хорошее обучение преподавателей по основам православной культуры: созданы специальные оргкомитеты при каждом министерстве или департаменте образования областей и краёв, встречаемся с родителями и пытаемся им тоже объяснять, какие предметы существуют, какой положительный эффект будет от преподавания основ православной культуры. Но, к сожалению, инертность ещё имеется у нас буквально во всём. Надо сказать, что очень часто именно православные люди, находясь во власти, находясь в самых разных структурах образования и культуры, где их, может быть, всего один-два человека, тем не менее двигают всю основную работу по взаимодействию с Православной церковью, с православными организациями. Это работа не просто по пропаганде какого-то искусственного православия, христианских ценностей, но часто по тем программам, которые связаны с так называемыми общечеловеческими ценностями. Всё больше и больше появляется молодых людей – и во власти, и в других сферах, – которые не знали советского, атеистического прошлого, которые выросли с совершенно иным сознанием, с новым подходом ко всему, и они – искренне православные люди или просто порядочные люди, которые честно работают так, как нужно работать любому человеку во власти.

– В Патриархии не так давно создан комитет по взаимодействию с казачеством. Вы сейчас возглавляете этот комитет. Чем вызвано его создание, и какие здесь существуют проблемы?

– Сегодня, при Святейшем Патриархе Кирилле, количество Синодальных отделов и комитетов в структуре Церкви, наверное, удвоилось. Каждая синодальная структура охватывает ту или иную часть общества. И вот в мае исполняется три года создания синодального комитета Русской православной церкви по взаимодействию с казачеством. Святейший Патриарх, конечно, давно обратил внимание на огромную часть общества, которую мы называем казачеством, со своим славным прошлым. Сегодня эта часть по некоторым оценкам составляет до семи миллионов человек, если брать всех (и реестровых, и общественных) с членами семей. А это, извините, пять процентов населения страны. Более того, казачество все те 90-е годы постоянно обращалась к церкви за духовным окормлением. Дело в том, что по самому уставу казачьих обществ они не имеют права проводить свои казачьи круги, свои мероприятия без благословения священника. Скажем, присяга вступающим в общество казаком принимается на кресте и евангелии. Кто же будет к кресту и евангелию подводить, кроме священника? Казачий круг благословляет священник – он начинает и заканчивает его молитвой. Каждый казак, берущий слово, целует икону, берёт благословение священника и только после этого имеет право говорить, обращаясь к старикам, атаманам и т.д. Это говорит о том, что казачество, несмотря на все попытки уничтожить его в советское время, полностью пронизано православным духом, православными традициями и обрядами.

– А почему Патриарх это направление поручил именно вам, а не вашим коллегам, допустим, из Краснодара или Ростова-на-Дону, где тоже сильны казачьи традиции?

– Этого я не могу сказать. Тем более, что я ведь ставропольским архиереем стал уже позже. А председателем синодального комитета по казачеству я был назначен, когда был ещё викарным епископом города Москвы, и именно как своему викарному епископу святейший патриарх и поручил мне данное послушание.

– Но вы уже тогда интересовались проблемами казачества и поэтому вам это поручили? Или были другие причины?

– Нет, я не интересовался вопросами казачества. Я трудился в Нижегородской епархии, в которой казачества как раз очень мало, оно разрознено и до сих пор так и не сформировалось в какую-то нормальную казачью структуру. Я вырос не на юге России, не в казачьих регионах, и поэтому для меня это назначение было совершенно неожиданным. Наверное, всё-таки поводом послужило то, что я был перед этим назначен наместником Донского монастыря. А сам Донской монастырь имеет серьёзное отношение к казачеству, потому что Донская икона Божьей Матери, по преданию, была подарена казаками Дмитрию Донскому на Куликовом поле. Ну, и само название «Донской» говорит за себя. Возможно, это и сыграло роль в моём назначении председателем синодального комитета по казачествау.

– Какие сейчас самые насущные проблемы стоят перед комитетом?

– Главная цель и задача деятельности комитета связана с вопросами воцерковления, духовного оздоровления казачества. И здесь, конечно, огромная сфера деятельности. Воцерковление казачества предполагает, с одной стороны, участие священников в казачьих мероприятиях. Нами (архиереями каждой из епархий) сегодня официально назначены на конкретные казачьи общества окормляющие их священнослужители. Они проводят круги и другие мероприятия. И таких священников сегодня назначено около тысячи человек. Это только на реестровые казачьи организации. Их у нас сегодня около трёх тысяч (хуторских, станичных, войсковых и т. д.), получается, что один священник окормляет два-три общества. Некоторые общества не очень большие, поэтому священники справляются. Но они не только участвуют в казачьих мероприятиях, но и занимаются воцерковлением в полном смысле этого слова. Нами разработаны для этого методические правила, инструкции. Священники заключают соглашения с казачьими обществами, постоянно проводят беседы с казаками, чтобы последние регулярно посещали богослужения по воскресным праздничным дням, чтобы все дети были крещены, а казаки жили в венчаном браке, чтобы они соблюдали посты и принимали таинства исповеди и святого причащения. И всё это вписывается в исконную традицию казаков, которые в течение всех пятисот лет с момента, как вошли во взаимоотношения с Российским государством, были православными. У самих казаков есть девиз: «казак без веры не казак». Это даёт нам полное основание на нашу работу, и полное основание всей деятельности комитета и епархий на местах. Отдельной составляющей является работа по духовному воспитанию и образованию казачат в образовательных казачьих учреждениях. Сегодня есть разные уровни такого казачьего образования, начиная с казачьего класса – казачьи школы, казачьи лицеи, училища и казачьи кадетские корпуса. Одних только казачьих кадетских корпусов сегодня в России тридцать (в разных войсках по всей территории страны). Особенно много, порядка семи, в Всевеликом Войске Донском, и на Кубани (шесть корпусов). В этих корпусах система выстроена по типу суворовских училищ или прежних, дореволюционных кадетских корпусов, когда с пятого класса ребята живут в общежитии и круглый год, кроме каникул, находятся на стационаре, на обучении. На каждое казачье общество сегодня также поставлен официально духовник казачьего корпуса или казачьей школы. У нас есть список таких духовников, мы проводим время от времени семинары для священников и преподавателей.

– А каково ваше отношение к различным проявлениям казачьего сепаратизама?

– Да, действительно, были заявления группы казаков Кубани, Дона, общественников (не реестровых), о признании казачества, как отдельного народа, о возможности создания автономных образований в рамках Российской Федерации, и другие какие-то сепаратистские негативные моменты, которые, конечно, только могут разрушать казачество, но не созидать. Здесь есть и глупость, и целенаправленная политика предателей и других деструктивных сил страны, и мы, как можем, пытаемся объяснять казакам об огромном вреде подобных заявлений в первую очередь для самого казачества. Государство сегодня развернулось полностью в сторону казаков, и это необходимо ценить и беречь. Даже в 90-е и 2000-е годы не было сделано для казачества столько, сколько сделано за последние 5 лет, после создания Совета при Президенте РФ по делам казачества, который возглавил и достойно несёт труды Беглов Александр Дмитриевич. Я могу лично засвидетельствовать насколько он хорошо знает казачество, любит его и пытается решить его проблемы. Надеюсь, что казаки оценят данный успешный период взаимодействия с государством и Церковью.

– Владыка, вы уже почти два года возглавляете Ставропольскую и невинномысскую епархию, которая включает в свои границы и такой совершенно особенный, яркий и тревожный регион, как Кавказ. Не могли бы Вы поподробнее рассказать о том, как Вам видится проблема Северного Кавказа? И вообще Ваше отношение к Кавказу?

– Я всё больше начинаю по-настоящему любить Кавказ, несмотря на все противоречия. Кавказ настолько интересен и глубок… Это тысячи лет народных традиций, это столкновение, в хорошем смысле, религиозных традиций, культурных, фольклорных и т.д. Это красивейшая природа, замечательный климат, изумительная целебная вода и многое другое, что мы сегодня подразумеваем под словосочетанием «кавказская здравница». Там гораздо больше всего, нежели даже в Сочи. Сочи, может быть, только море делает уникальным местом. А горы и всё остальное, пожалуй, поинтереснее на Северном Кавказе в районе Ставропольского края и прилегающих республик. Кавказ – это большая и интересная история русского населения, влияния Российской империи в этом регионе. И, безусловно, это история казачества на Кавказе, героическая, славная, замечательная. Отмечу, например, принцип куначества, когда казаки из своих семей отдавали детей на какой-то период времени в семьи кавказских народов, а от них, в свою очередь, брали детей в свои семьи (порой на лето, порой на год, на два или на три года). Ну где ещё встретишь такие принципы родства, такие возможности породниться, кроме как на Северном Кавказе? Конечно, много было войн, обид, убийств, противоречий – то что, к сожалению, во многом продолжается и сейчас…

– Из чего сегодня, на ваш взгляд, складывает этот клубок противоречий и как его возможно распутать?

– Во-первых, здесь огромное количество традиций (только в одном Дагестане около ста этносов, а всего на Северном Кавказе проживает 120 национальностей). И если ты не будешь уважать традиции своего соседа, то, конечно, будет то, что часто мы наблюдаем сейчас. Поэтому все дети должны воспитываться сначала в уважении к своей традиции и затем, обязательно, в уважении к традициям соседей, какими бы они ни были. И главным скрепляющим моментом для этого, на мой взгляд, является религиозное воспитание. Каждая религия, будь то православие или традиционный ислам, говорит об уважении к традициям, о любви к ближнему и т.д. Это общепринятые, общеизвестные постулаты мировых религий. Ислам насчитывает тысячу триста лет, и огромное количество мусульман жило и живёт в добром соседстве с другими народами, государствами, исповедуя свои традиции. Поэтому причины противоречий, которые сегодня есть на Северном Кавказе да и в исламском мире в целом, заключаются как раз в ослаблении правильной религиозной традиции, в появлении сект, самого откровенного сектантства, которое бывает и в христианстве (слава Богу, христианское сектантство не доходит до взрывов бомб, смертников и т. д., но там тоже есть и массовые самоубийства, и зомбирование, психологическое и психическое убийство, когда человек может потерять своё имущество и стать больным на всю оставшуюся жизнь; но вот исламское сектантство приняло такие формы – вплоть до бомб, смертников, шахидов и т. д.). Об этом говорил Святейший Патриарх, когда был на Кавказе в прошлом году, встречался с муфтиями, с главами республик Северного Кавказа, выступал на форуме, где были представители разных народов Северного Кавказа и Закавказья (Армении, Азербайджана, Грузии и т. д.). И его выступление было воспринято с такой радостью! Мне до сих пор многие высказывают эту радость от правильности слов патриарха. К сожалению, советский период во многом негативно сказывается. Да, тогда не было таких противоречий, но мы знаем, чем они подавлялись: переселением целых народов – чеченцев, ингушей и т. д. Сталин железной рукой карал целые народы. А сегодня всё это накопилось и стало выходить наружу. В основном, конечно, исламское, мусульманское сектантство, которое сегодня идёт из Саудовской Аравии и из других арабских стран и заражает молодёжь. Ислам сегодня активно развивается, тысячи мечетей на Северном Кавказе. И медресе открываются и другие учебные заведения, духовные центры исламские. С представителями традиционного ислама у нас самые замечательные отношения. Более того, мы все прекрасно понимаем, что сегодня они, к сожалению, первые на прицеле у преступников, ваххабитов, прикрывающихся исламскими лозунгами. И, конечно, мы, как можем, поддерживаем этих людей – муфтиев, имамов Северного Кавказа.

В общем, очень много проблем на Кавказе сегодня. Но, с другой стороны, к сожалению, эти проблемы там были все последние столетия с тех пор, как Россия вошла полностью на Северный Кавказ. Поэтому и при наличии огромного комплекса проблем, таких факторов влияния, как секты и западные спецслужбы, желающие отторгнуть Северный Кавказ от России, надо продолжать работу. Надеемся, что негативные факторы будут уменьшаться. Наши спецслужбы работают сегодня на Северном Кавказе в усиленном режиме и весьма плодотворно. Но, может быть, главная проблема, которая влияет на ситуацию в целом, это отток русского населения. Вот для того, чтобы этот отток остановить, сегодня брошены силы и мои, и всех епархий русской православной церкви, руководства Ставропольского края да и самих кавказских республик. Главная здесь задача Православной церкви – дать духовный стержень, укрепить силу воли русскоязычного потенциально христианского местного населения, которое здесь жило последние двести – двести пятьдесят лет. Если будет крепнуть сила воли, люди перестанут пить, начнут больше работать, трудиться (земля-то золотая в Ставропольском крае), и когда они сами укрепят свои традиции, их будут уважать и представители народов Северного Кавказа. Таковы принципы на Северном Кавказе: кто сильнее, совершеннее в своих традициях (не будем говорить о физических возможностях), тому выказывают большее уважение. Святейший Патриарх, выступая на Северном Кавказе, говорил очень много слов о роли именно русского народа, о значимости русского народа. Он говорил о том, что если русский народ будет благополучен, то более благополучными будут и другие народы, которые живут рядом. Много он говорил и о казачестве, о его роли в целом и на Северном Кавказе. И все эти слова о русском народе были восприняты представителями Северного Кавказа просто на ура. Они прекрасно это понимают и согласны с этим. Так что моя главная задача – поднять настрой, укрепить духовно именно русскоязычное население, при этом, конечно же, поддерживая добрые отношения с представителями исламского духовенства и этнических групп Северного Кавказа. Церковь сегодня играет всё большую роль в стабилизации ситуации, и я уверен, что это вполне нам под силу.

– Владыка, поделитесь, пожалуйста, вашим отношением к событиям в Невинномысске, которые сегодня будоражат общественность…

– Надо откровенно сказать, что здесь, конечно, дурную роль сыграла деятельность националистов, язычников разного толка, которые есть на Ставрополье. Возьмем например неоязычество: оно сегодня развивается на Северном Кавказе и пытается себя противопоставить силе кавказцев, говоря о том, что русское население должно быть здоровым, мощным, создавать спортивные организации, какие-то полусиловые неофициальные структуры и т. д. Это реалии Кавказа на сегодняшний день. И события в Невинномысске как раз завязаны полностью на националистах, на неоязычестве. Я постоянно говорю руководителям Ставропольского края об опасности этого неоязыческого движения. А они уже настолько сегодня осмелели, что начинают угрожать священнослужителям и даже епископам Русской Православной церкви, которые противодействуют их развитию. Они сегодня пытаются создавать такие даже не то что центры, а этнокультурные станицы языческие, стараясь попасть в какие-то бюджетные программы и т. д. И последние события показывают, что сегодня их участие в дестабилизации ситуации и искусственном противопоставлении кавказцам весьма серьёзно и значительно. Невинномысские события – это чисто бытовая ситуация, преступление на бытовой почве. И попытка раскрутить это как межнациональную рознь – откровенное преступление.

– Владыка, при всей вашей огромной занятости удаётся ли вам следить за современным литературным процессом?

– Вы знаете, к сожалению, слабо. Не потому что я не интересуюсь этим, но на это просто не хватает времени. Помимо документов, которые необходимо рассматривать и подписывать, есть ещё много других послушаний, очень много командировок по казачьим регионам. Так что иногда получается прочитывать только общецерковные документы, которых очень много сегодня. Многие важные документы принимаются на Архиерейском соборе. Очень много сегодня даёт материалов Святейший Патриарх. Каждая проповедь его – это огромная программа действий для каждого верующего человека, для каждого епископа. При этом я стараюсь полностью отслеживать все новостные материалы – в Интернет-поисковиках, по телевидению, в блогах (у меня есть специальные помощники, которые делают для меня подборку публикаций) – что пишут сегодня о церкви, какое настроение у молодёжи, в том числе, конечно, в Ставропольской епархии. Сегодня для меня проводят мониторинг и дают мне материалы по казачьей тематике, которая тоже весьма разностороння.

– Если всё-таки вернуться к литературе, много споров уже давно идёт по поводу того, какое воспитательное влияние оказывает на молодёжь светская литература. В том числе в последнее время много говорилось по поводу Льва Толстого. Интересно спросить у вас как у ректора духовной семинарии, как в духовных учебных заведениях преподносится светская литература?

– Вы знаете, мы совершенно не ограничиваем наших студентов в прочтении литературы. Наоборот, рекомендуем читать нашу классику. Есть конкретно рекомендуемая литература (Достоевский, Пушкин, Чехов, Гоголь и другие писатели). Но, конечно, наверное, не специально, но что-то говорится на лекциях и о Толстом, и о других писателях, неоднозначно относившихся к церкви. В то же время никто не запрещает читать Толстого и других авторов, которые не были православными или даже своими трудами пытались быть противниками православных ценностей. Я недавно передал большую часть своей личной библиотеки в ставропольскую духовную семинарию. Потому что сам постоянно в переездах, с коробками, и понял, что она может просто пропасть. Да и времени вчитываться во всё это у меня, конечно, уже нет. Так вот, у меня там очень много разной литературы. В том числе есть полемическая литература, классики коммунизма.

Так что у нас совершенно демократическое отношению к тому, что читают студенты. Безусловно, мы за годы учёбы пытаемся объяснить, что хорошо, а что плохо, какие ценности полезны, а какие нужно обязательно знать священнику, но в то же время понимать, что они разрушительны для человека, вредны или просто пусты. Можно ведь читать целый день книгу анекдотов или каких-то пошлостей. Может быть, это тебя совсем не отравит, но и ничего хорошего не даст. Или, например, читаешь порой в Интернете блоги нашей молодёжи. Они часто пытаются скрыться за псевдонимами, думая, что им всё позволено. Но они не понимают, что разрушают в первую очередь сами себя, когда такую пошлость, нецензурщину и бескультурье выказывают в этой своей писанине. Как например, стоит послушать пять минут с утра некоторых ведущих на «РСН», и сразу возникает такое впечатление, что ты вступил во что-то грязное, неприятное и с таким ощущением приходится жить порой целый день. Да, новости, да очень интересная работа прямого эфира на этой радиостанции. Нередко выступают и священники. Но в то же время некоторые авторы могут, даже говоря о каком-то преступлении в отношении детей, преподнести это так, что, кажется, они оскорбляют самих этих детей, по отношению к которым совершено преступление. Стиль наших сегодняшних блогеров, к сожалению, это стиль саморазрушения и развращения тех людей, которые работают с ними, общаются с ними, читают их. Это всё должен знать будущий пастырь церкви.

– А священник может вести свой блог?

– Пожалуйста. Некоторые священники у нас в Ставрополье ведут блоги. И я иногда почитываю. Иногда ворчу и чуть-чуть поправляю. Я не могу, естественно, прочитать всего, но знаю главную направленность данного священника, что он может сказать, и если уж совсем его заносит, могу его как-то поправить. А в основном он совершенно свободен, и, конечно, если он хороший человек, хороший пастырь, опыт ему со временем подсказывает, что позволено всё-таки священнику в Интернете, а что не позволено. Я не приемлю, например, цинизма. Не приемлю со стороны священника насмешек, то есть несерьёзности в интернет-переписке. Не приемлю с его стороны насмешливого отношения к любому вопросу церкви.

– Но ведь всем известный Иван Охлобыстин во многом и стал популярен благодаря своему насмешливому стилю общения? А он ведь тоже священник…

– Ну, сегодня Охлобыстин и не служит в православном храме. И, на самом деле, это тоже является показателем того, что церковь огромна, церковь – очень большая организация, в которой находится сотни только архиереев, уже не говоря о десятках тысяч священников и миллионах прихожан. И поэтому, конечно, по одному человеку никогда нельзя судить о Церкви.

– Владыка, наша газета уже много лет проводит литературные конкурсы. Сейчас подведены итоги восьмого такого конкурса под девизом «Честь имею». 22 февраля будет торжественная церемония награждения в Центральном доме журналистов, на которую мы вас приглашаем. Там же будет объявлено о начале следующего, девятого литературного конкурса «Казацкому роду нет переводу», посвящённого казачеству. Что бы вы могли пожелать этому конкурсу?

– Что касается литературного конкурса по казачеству, я этому только рад. Ваша газета делает большое дело. Я совершенно уверен, что откликнется огромное количество людей. Со своей стороны я и Синодальный комитет по взаимодействию с казачеством Русской православной церкви в целом, мои сотрудники, с удовольствием будем участвовать в работе данного конкурса.

Беседу вёл Евгений БОГАЧКОВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.